За пару дней до Рождества оставленные на год владения виконта, наконец, наполнились жизнью: шли приготовления к празднику и приёму гостей. Никого лишнего, только родня и друзья семьи. И, разумеется, ничего вычурного, только скромные украшения из остролиста, омелы, яблок и много-много свечей. Угощениями запасались в ближайших деревнях, ибо кто, как не местные, мог предложить самую лучшую птицу или заранее приготовленный ноябрьский пудинг. Как полноправная хозяйка дома, Кейли обязана была следить за этими приготовлениями и руководить процессом. Но на кухне всё уже было схвачено, как впрочем и с приглашениями для гостей. Ей оставалось лишь мило улыбаться и поддерживать настроение окружающих. В дневное время, занимаясь подарками для родственников и прислуги, девушка была настолько занята, что ей мигом удавалось отвлечься от гнетущих мыслей. Но чем скорее приближалась ночь, тем сильнее были её раздражение и волнение. Как это случилось и в первый раз, Александр приходил в спальню перед сном, раздевался, пока она расчёсывала волосы, гасил свечи и ложился в постель. Кейли упрямо отмалчивалась и делала то же самое. А потом, в полутьме под лунным светом, он склонялся над нею, целовал и, желая доброй ночи, отворачивался. Она понятия не имела, как реагировать. Лёжа под одеялом без одежды, Кейли слушала ровное дыхание мужа и размышляла над его странным поведением. Она ругала себя за то, что не решалась заговорить и просто спросить, в чём было дело. Но это самое дело так и не сдвинулось с мёртвой точки. Перед третьей ночью она упрямо велела себе не позволять ему больше этих сводящих с ума поцелуев. И всё-таки, когда наступила долгожданная минута, и она почувствовала, что он повернулся к ней и приподнялся на локте, ни единого слова не сорвалось с её губ. Глядя в его лицо — смуглое в этой полутьме, с застывшим на нём выражением то ли мольбы, то ли скорби — Кейли раскрыла губы и сама потянулась к нему. Александр даже не успел пожелать ей спокойной ночи. Она осторожно коснулась его шеи, когда его язык вторгся в её рот, и снова почувствовала сумасшедший вихрь из желания и томления. Когда он оторвался от неё, тяжело дыша и буркнув тихое «засыпай», ей захотелось разрыдаться или даже устроить истерику. Но она взяла себя в руки. Ей пришлось унять это раздражение, прогнавшее страсть, которую она ненадолго испытала. «Он меня не трогает, но целует так, словно хочет соблазнить, и у него это хорошо получается, — размышляла она, засыпая. — Почему он так сдержан? И почему вечно недоволен? Я сделала что-то не так, или он зол на себя? Может быть, ему совестно за ту ночь в Фаунтинс…» Следующим утром ей было уже не до альковных мыслей. Зажиточные тётки и дядьки со стороны виконта и такие же зажиточные племянники и племянницы из семейства Уоллес всё прибывали и прибывали в Чотонфилд. К вечеру Кейли попросту устала всем улыбаться, у неё уже ныли щёки. Но скромные посиделки прошли, как по маслу, и виконт явно остался доволен. Его дочь очаровала гостей своим белым платьем из муслина с роскошной ручной вышивкой. Словно персонаж из сказки, она походила на принцессу, изящную и хрупкую; порой она сама поправляла подол из тюля, струящийся позади неё воздушной волной. Больше всего Кейли ждала реакции мужа на этот образ, и это утомительное многочасовое ожидание поразило её саму. Никогда прежде она не вела себя так собственнически, но иначе просто не могла. Александр увидел её в курительной комнате, где знакомился с родственниками виконта. И по его пристальному взгляду Кейли поняла лишь одно: он не ожидал ничего подобного. С одной стороны это жутко льстило, но с другой… Он отвёл глаза чересчур быстро и вернулся к прерванному её появлением разговору. Даже виконт Саутфолк обратил большее внимание на дочь, чем он. И до конца праздника Кейли не могла забыть о том, как это было больно. Весь вечер Кейли наблюдала за мужем: он выглядел великолепно в тёмно-синем фраке из сукна и бежевых бриджах для верховой езды. Наряд сидел на нём, как влитой, подчёркивая статную фигуру. В нём Александр казался даже выше, чем был на самом деле. Со смесью восхищения и раздражения Кейли смотрела на него, прекрасно зная, какое тело скрывалось под этой одеждой. Её бросало то в жар, то в холод. Порой она думала, что больна, а порой, что просто сходила с ума. От обиды, злости или любви — одному Богу было известно, потому что она сама уже ничего не понимала. Подвыпившие джентльмены и их дамы начали покидать дом ближе к часу ночи. Кейли как раз вручила Оливии небольшой презент. Её очень тронула реакция девушки. Горничная была готова заплакать, и в каком-то внезапном порыве Кейли обняла её и велела держать себя в руках. — Я знаю, что у тебя есть кавалер в портовом городе, — вспомнила виконтесса. — Это так? — Да, миледи! Мы одного возраста, и он очень милый. Он сын золотых дел мастера и довольно скромный… — Так не мешкай! Иди к себе и отоспись! Завтра управимся без тебя, а ты можешь ехать к своему любимому. Оливия мигом зарделась и попыталась возразить, но Кейли хитро улыбнулась и погрозила ей пальцем. — А если ты не поедешь, я очень разозлюсь! — Вы меня обрадовали! Как и многих в округе, они никогда не забудут ни вас, ни леди Клариссу… да будет земля ей пухом. Днём ранее, после похода в церковь, Кейли действительно посетила две деревни и вместе с прислугой раздала подарки, как это было принято. Леди Кларисса никогда не брезговала этой традицией, и девушка прекрасно знала, как важно было её не нарушать. К тому же улыбающиеся лица местных, особенно детей, придали ей сил и немного подняли настроение. — Иди, отдыхай. На два дня ты мне не понадобишься. — Кейли осторожно сжала руки горничной, прежде чем отпустить её. — Вы поразительно похожи на леди Клариссу, хоть и не родная её дочь! Девушка вздохнула и обернулась, приготовившись встретиться взглядом с не слишком приятной, но знакомой персоной. Уильям Хэффнер всегда отличался колкими манерами и характером властелина мира. Он приехал в Чотонфилд со своей невестой, высокой и пугающе бледной восемнадцатилетней девицей из Портсмута, однако было заметно, что он брезговал её компанией. Кейли не слишком хорошо его знала. Уоллесы и Хардинги его не принимали, и сей факт, видимо, его не удручал. От его острого взгляда хищной птицы бросало в дрожь, но Кейли давно переросла боязнь высокомерия. Этим вечером он часто крутился возле неё и виконта, она заметила, как он рассматривал её на расстоянии. Это раздражало и в каком-то смысле смущало её. — Я знаю, что во мне столько же от родной матери, вашей тётушки, сколько и от отца, — сказала Кейли. — От леди Клариссы во мне то, что глазу не видно. — Это мило и так… — он сделал неопределённый жест рукой, — так наивно! Вы уже давно супруга, но не растеряли детской простоты. Нынче такое редко встречается. — Если это комплимент, я его принимаю. — Разумеется! Я искренне считаю, что вашему мужу очень повезло… И всё же вы такая странная пара… Кейли едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Он явно намеревался ляпнуть что-то об Александре, поэтому она приготовилась обороняться. — Мой супруг просто сдержан и хорошо собой владеет. — Я говорил не о том, — улыбнулся Хэффнер, и от этой улыбки Кейли хотелось бежать подальше. — Многие слухи ходят. Впрочем, видимо, его они не волнуют. — А вы часто обращаете внимание на сплетни? — Есть сплетни и домыслы, а есть непроверенная информация… Но опустим это! Сегодня такая светлая ночь! И я безумно счастлив, что мы посетили ваш дом. Он галантно поклонился, намереваясь попрощаться, чему Кейли была очень рада. Однако заметив, что он протянул руку, нахмурилась, ведь ни с того, ни с сего не позволить джентльмену поцеловать руку виконтессы было бы неприлично. Кейли сдержанно улыбнулась, вернее, сжала губы, как можно крепче, и подала ему руку. Только он даже коснуться её не успел. Откуда ни возьмись, появился Александр и бесцеремонно ответил родственнику крепким рукопожатием. — С Рождеством вас, сэр! И берегите себя! Дорога до города извилистая, — произнёс капитан с усмешкой, — а зимняя ночь темна. Счастливого пути! Окинув его недовольным взглядом, Уильям Хэффнер вернулся к невесте, и они последними из гостей покинули дом. Кейли не знала, что на всё это сказать. Ей неожиданно стало слишком тесно в корсете и слишком душно. — Неприятный тип этот парень, — сказал Александр, затем взглянул на неё. — Хорошо, что не все ваши родственники такие скользкие… Она ничего не успела ответить. Раскрасневшийся от пряного вина виконт Саутфолк подошёл к дочери и громко поздравил её с праздником, поцеловав в щёку. Затем пожал руку капитану, который глупо улыбался, глядя на захмелевшего тестя. — Не хочешь отойти ко сну, дорогая? Я украду твоего мужа ненадолго! — сказал хозяин дома, хлопая Александра по плечу. — Мы быстренько обсудим планы на будущий год, и он будет свободен! Свободен! Последнее слово мужчина буквально пропел, и Кейли не сдержала искренней улыбки. Хорошо, что отец повеселел. Это будет их первое Рождество без леди Клариссы, конечно, они ни на день не забудут о ней, особенно в такой святой праздник. Кейли кивнула, изящно склонила голову и направилась к лестнице, поддерживая подол платья. В спальне, едва потрескивая поленьями, горел камин, и слышен был аромат апельсиновой корки и корицы. Девушка не без труда избавилась от платья и корсета, затем, оставшись только в нижней юбке из хлопка, присела за туалетный столик. Она сняла украшения, распустила локоны из высокой причёски и, занявшись волосами, так глубоко задумалась, что даже не заметила, как прошло около пятнадцати минут. Когда дверь в спальню отворилась, и вошёл Александр, Кейли увидела его серьёзное лицо в отражении. Она машинально подумала о том, что всё снова повторялось, как и предыдущие ночи. Неужели он вновь разденется, прощеголяет перед нею своим великолепным телом и просто уснёт? Отложив расчёску в сторону, Кейли как бы невзначай поинтересовалась: — Могу я узнать, о чём вы говорили с Его Милостью? — Отчего же нет? Можешь! — Александр остановился около ширмы, уже сняв фрак и жилет. — Мы обсудили планы на следующий месяц. Я пригласил его в Фаунтинс-холл, он согласился. Затем мы ещё раз выпили в честь праздника и помянули твою матушку. — Вот как… Кейли машинально кивнула и вздохнула. В отражении она наблюдала за ним. Как он раздевался, неторопливо и словно нехотя. Она всё смотрела и смотрела, прекрасно осознавая, что попросту любуется его телом. Его широкими плечами, мускулистыми руками и рельефным плоским торсом. Когда мужчина принялся снимать бриджи, она и не подумала отвернуться. Зато отвернулся он, поэтому ей досталось лишь долгое созерцание его ягодиц. Правда, за предыдущие ночи ей удалось подсмотреть гораздо больше. То, о чём ей вскользь однажды говорила мачеха, и даже пару раз разоткровенничалась Анита. Смутно, но всё же лучше понимая, чем мужчина отличается от женщины, и как вообще всё это происходит, Кейли понемногу осознала, что это не было отталкивающим или неприятным зрелищем. Скорее, любопытным и манящим. «Женщины, которых он знал прежде… они тоже на него смотрели? Им нравилось его тело? Ах, ну конечно нравилось! — размышляла она, уставясь в зеркало. — Когда он стал старше, многое ли изменилось?» Она вспомнила, что он говорил ей в спальне Фаунтинс-холла, когда очнулся после лихорадки. Что она была желанна, и что он на самом деле хотел её. Неужели он забыл об этом? Или это такое мимолётное чувство, которое быстро испаряется, не оставив и следа? — Я хочу погасить свечи, — раздался его голос, почему-то слегка охрипший. — Хорошо. Кроме камина, канделябр с его стороны постели был единственным источником света в комнате. Через пару мгновений свечи погасли. Кейли поднялась и подошла к креслу, чтобы снять сорочку и нижнюю юбку. Заодно в окне она заметила, как тучи скрыли луну, и теперь она казалась лишь расплывчатым серым пятном на фоне куда более тёмного неба. — Надеюсь, что сегодня не все мои родственники показались вам скользкими и неприятными, — произнесла девушка самым равнодушным тоном, на какой только была способна. Она повернулась лицом к мужу. Он ещё не успел забраться в постель и на несколько мгновений будто застыл, увидев её на фоне пляшущих языков огня. «Нет, ничего не изменилось, — Кейли ощутила удивительно острую досаду. — У него во взгляде такой страх, что это ничем не прогнать. Какая же я глупая! Я сама не понимаю, чего я добивалась!» Больше ни разу не взглянув на мужа, Кейли поправила волосы, откинув длинные локоны за спину, и быстро скользнула под одеяло. Она повернулась к камину, прижавшись щекой к высокой подушке, и сжала губы, чувствуя, что вот-вот заплачет. Она ненавидела себя за это. За слабость молодого тела, за свою безнадёжную глупую влюблённость. Не хватало ещё ей — виконтессе Саутфолк — лить слёзы посреди ночи, потому что муж её отверг. Девушка потёрлась лицом о прохладную ткань, чтобы впиталась влага с глаз. Она поздно сообразила, что за её спиной Александр вдруг придвинулся ближе. Горячие пальцы коснулись её волос, смахнули длинную прядь, чтобы открыть щёку, а затем Кейли поняла: он хотел поцеловать её. «Ну нет! Не выйдет в этот раз!» — девушка стиснула зубы и дёрнулась. Его совершенно целомудренный поцелуй пришёлся куда-то в волосы на затылке. И вот тогда, едва она достигла точки кипения, Кейли не сдержалась и сказала: — Если это всё, что ты мне уготовал, то прошу избавить от своих касаний! — Это ещё почему? Его голос прозвучал необычайно насмешливо, даже в какой-то степени с искренним возмущением. Тогда Кейли вовсе разозлилась. Она повернула голову и встретилась с хитрым взглядом мужа. — Мне это надоело! — Тебе не понравились поцелуи? А по-моему, ты в них преуспела. Вчера ты ответила с таким пылом, что я даже растерялся. То ли он отупел, то ли играл с нею в какую-то жестокую игру. В полнейшем возмущении Кейли попыталась отпихнуть Александра от себя подальше. Сначала плечом, затем уже обеими руками. — Да что это с тобой? — спросил он, усевшись с глупым видом на своей половине кровати. — Со мной? Ты издеваешься? Что всё это значит?! — на минуту она забыла о своей наготе, потом лишь сообразила прикрыть грудь одеялом. — В Фаунтинс ты сказал, что желал меня. Что ты увидел во мне женщину и… В общем, ты сказал это! Потом ты просто просишь меня раздеться и сам мелькаешь в моей спальне голышом! Но при этом всё, что ты делаешь — только целуешь меня и отворачиваешься! После этого его взгляд сделался очень серьёзным, почти озлобленным. Отчего так, она не понимала, и это злило ещё сильнее. Кейли крепче прижала к груди краешек одеяла, ощущая себя беззащитной под его взглядом, ставшим таким острым и вызывающим. — Кажется, я ясно дал понять, что со мной случилось, — произнёс он тихо. — И после всего услышанного ты вдруг захотела, чтобы я исполнил супружеский долг? Она не могла в это поверить, несмотря на то, что уже обдумывала подобное. Она до сих пор была ему отвратительна. Не лучше любой другой женщины, в которых он видел лишь инструменты для причинения насилия. Ему нанесли такие серьёзные травмы, что одна мысль о близости с нею казалась ему ужасной…