Александр подхватил брата под руки, но тот и не думал сопротивляться. Он обмяк, и какое-то время в комнате слышны были лишь тяжёлое дыхание Джорджа да треск поленьев в камине. Алекс усадил брата на пол и уставился на отчима, который уже не шевелился. Глаза его были широко раскрыты, а в правом виске над линией бакенбарды зияла рана. Будто загипнотизированный, Александр смотрел в эту рану, в саму её глубь, и почему-то ему казалось, что сочащаяся оттуда кровь живая. Она пульсировала и извивалась лентами, стекая к уху и дальше, по волосам, на ковёр. «Странно, — подумал он неожиданно безразлично, — на поле боя всё выглядело по-другому». Когда за спиной послышался топот нескольких пар ног и скрип двери, Алекс не обратил внимания. Он подскочил к брату, прижавшемуся к стене, выхватил у него подсвечник и бросил на пол подальше. — Какого дьявола здесь произошло?! Оба брата взглянули на застывшего в проёме лысого здоровяка, одетого в перештопанные рубашку и брюки, а поверх них длинный засаленный фартук. Он бегло оглядел бардак, увидел тело на полу и тут же побагровел. За его спиной, ни жива, ни мертва, визгливо закричала хозяйка дома. — Милостивый Боже! — перекрестился мужчина. — А ну вы, оба, встаньте! И не вздумайте бежать отсюда! Его резкий резонирующий голос заставил Джорджа очнуться от ступора. Подняться на ноги он сам не смог, Александру пришлось подтянуть его и держать за плечи. — Что же… Что же делать, Алекс? — молодой человек в отчаянии взглянул на него, его губы дрожали. — Господи, что теперь будет?! Я правда его убил? Алекс, я не нарочно… Я ничего не видел перед собой! Что мне делать?! Странно, но, пока Джордж, рыдая, хватался за него, как за спасательный плот посреди океана, и прятал пылающее лицо у брата на плече, а позади подоспевшие свидетели о чём-то негромко переговаривались, Александр чувствовал облегчение и некое спокойствие. Словно тёплая волна накатила на него и укрыла с головой… И пусть через минуту это ощущение тепла сразу испарилось, Алекс прижал Джорджа к себе и властно произнёс ему на ухо: — Успокойся! Успокойся сейчас же, слышишь? Я всё исправлю! Не плачь, они не должны слышать, как ты плачешь! Смотри на меня! — и он заставил Джорджа взглянуть на него, коснувшись его лба своим. — На меня посмотри! Мы справимся. Старший брат сумеет выкрутиться, как и всегда! Помнишь, да? А теперь пообещай мне только одно — делай в точности как я говорю! Последние слова он процедил угрожающе строго, и Джордж закивал без раздумий. И перед тем, как в доме появился констебль и увёл их обоих, Александр ещё раз успел взглянуть на остывающее тело своего отчима. Он не смог сдержать ироничной ухмылки, переступая порог проклятой комнаты вслед за констеблем. Главная причина всех страхов, его пугающей зависимости и безумия больше не могла его преследовать. Александр ощущал себя на удивление свободным, прекрасно осознавая, какую жертву придётся принести ради этой свободы. И страшнее всего оказалось то, что он был к этому готов. Глава 22 Было уже поздно, когда из окна большой библиотеки Кейли заметила закрытую коляску на подъездной дороге. Девушка сняла очки для чтения и пригляделась, но пассажиров рассмотреть не смогла. — Ах, но ведь это не он! — произнесла она вслух. Александр отсутствовал уже пять дней. Ни весточки не прислал сам, ни даже строчки от мистера Стокера не было. Они уехали вместе через сутки после громкого появления лорда Эшбёрна, и с каждым днём неведения Кейли ощущала, как нарастала её тревога. Александр просил не волноваться и обещал сразу после разговора с отчимом и братом вернуться домой. И вот, уже скоро неделя, как он исчез, а новостей всё нет. Что-то произошло в Лондоне, и молодая виконтесса порывалась уже сама поехать и всё разузнать. Её терпение и мужество были на исходе, а последние две ночи она вовсе не спала. Предчувствуя, что поздний гость мог быть послан капитаном, Кейли набросила на плечи шаль и спустилась в холл. Там она столкнулась лицом к лицу с Эдмондом Стокером, и он был не один. Рядом с камердинером, перебросив через правый локоть своё вельветовое пальто, стоял темноволосый мужчина с цепким взглядом серых глаз и длинным острым носом, придающим ему величественный вид. На первый взгляд ему было около сорока пяти лет, выглядел он солидно и модно в своём дорожном костюме. Заметив Кейли, сошедшую со ступеней парадной лестницы, он снял шляпу, передав её Стокеру, и элегантно поклонился. Камердинер капитана Стоуна, едва ли не запинаясь на каждой фразе, представил его как сэра Джона Копли4, генерального солиситора Англии и Уэльса, и по совместительству члена ордена барристеров. Кейли понятия не имела, кто он такой, и тем более ради чего юрист явился в Фаунтинс в столь поздний час. — Её Милость не предложит нам чашку чая в тихой обстановке? — намекнул сэр Джон Копли, и Кейли вмиг покраснела. Она велела подать чаю в малую гостиную и зажечь свечи. После того, как все формальности оказались соблюдены, а экономка откланялась, Кейли решилась поинтересоваться о цели визита уважаемого барристера. — Мне весьма горько сообщать вам об этом… С другой стороны, хорошо, что слухи не распространились за пределы Лондона, ведь в нашем деле чем меньше свидетелей, тем лучше. Сэр Копли говорил чётко, глядя прямо собеседнику в глаза, его строгий тон был неумолим, при этом он не казался чопорным или надменным. Но для Кейли его слова стали чем-то вроде иглы, воткнутой в сердце. Она перевела беспокойный взгляд на Стокера, поразившись его бледности и испарине на лбу, и спросила, наконец, в чём тут дело. Эдмонд дрожащей рукой протянул ей большой конверт, из которого девушка извлекла два документа, на одном из них красовалась с чья-то размашистая подпись. — Что это? Что происходит, господа? — раз уж они оба молчали, Кейли повысила голос на камердинера. — Где мой муж, мистер Стокер?! Вы ответите мне или нет? И тогда Джон Копли, откашлявшись в кулак, встал перед нею. — Леди Саутфолк… Я здесь по просьбе герцога Веллингтона. Он поручил мне это дело, поскольку считает меня одним из лучших в ордене. Один из документов, что вы держите, это копия признания вашего мужа, капитана Стоуна, а второй — приказ сэра Уильяма Гарроу, назначенного на это уголовное дело судьи. — Я всё равно вас не понимаю. Какое признание? Какое дело? Мистер Стокер! Может, вы соизволите объяснить, почему вернулись из Лондона без моего мужа? Но Эдмонд её словно не услышал. Утерев платком лицо, он тихо обратился к Копли: — Всё же хорошо, что это не попало в газеты, сэр. Я боялся огласки, тогда даже тут никакого покоя не было бы… — Огласка будет, поверьте! Тут уж ничего не попишешь. Ни Конрой, ни Его Величество это так не оставят… — О чём вы оба тут болтаете? Кейли уже было плевать на условности. Она знала, чувствовала, что с Алексом что-то произошло. И если в разговоре промелькнуло имя Джона Конроя, то всё намного хуже, чем кажется. — Сядьте! — неожиданно велел Копли, и Кейли инстинктивно подчинилась. Сам мужчина сел напротив, в глубокое кресло. — Слушайте же, и я призываю вас быть сильной. Несколько дней назад, в одном из жилых лондонских домов, несколько соседей и хозяйка стали свидетелями преступления. Убийство. Был убит Кристофер Эшбёрн… Кейли резко откинулась на спинку софы, словно нечто притянуло её за плечи назад. Она потеряла дар речи. Дрожащей рукой она прикрыла рот, вспоминая ночь, когда угрожала Эшбёрну оружием прямо тут, в этом доме. В это же мгновение она с ужасом осознала произошедшее. Её стало мутить. Стокер заметил, как кровь отлила от лица девушки, и поспешил подать ей чай, но больше одного глотка Кейли не осилила. Сэр Копли продолжал говорить всё тем же властным голосом. Рассказал, что в доме, помимо Эшбёрна, находились оба его сына. Свидетели обнаружили их в той же комнате, возле тела. — Они не сопротивлялись, не бежали, напротив, оба сотрудничали. В комнате нашли орудие убийства. Тяжёлый бронзовый предмет, которым ударили жертву… Что ж, удар был крайне сильный и пришёлся в височную область головы… Нет, я не стану шокировать вас подробностями, тем более всё это более ёмко описано в признании капитана. — Сэр Джон удержал паузу, заметив, что Кейли ещё приходила в себя; она пыталась дышать глубоко, ровно и то и дело прикрывала глаза. — Когда страсти поутихли, капитану Стоуну предоставили возможность сообщить всё мистеру Стокеру. Тот в свою очередь догадался поспешить в контору герцога, где донёс до его секретаря о случившемся. — Никто пока не хотел тревожить вас, — поддакнул Эдмонд. — Пару дней только выясняли все подробности, допрашивали свидетелей, вашего супруга и его брата… — И как только я узнал, что будет назначен суд присяжных, я помчался в Лондон, поговорить с заключёнными… Кейли понадобилось некоторое время, чтобы всё это осмыслить. Эшбёрн мёртв. Действительно мёртв. Случилось то, что она сама едва не совершила ещё несколько дней назад. От этой мысли её едва не затошнило, но пришлось сдержаться. Значит, Джордж и Александр встретились с отцом в том доме. «А если это в отместку за меня? Или потому, что Эшбёрн мог угрожать, ведь я всё знаю о нём и Алексе», — Кейли медленно вздохнула, воззвав к стойкости, но руки у неё уже предательски похолодели и задрожали. — Где они сейчас? — с трудом спросила она. — Ваш муж в Ньюгейт, это тюрьма для ожидающих смертной казни, но не спешите с выводами! — мужчина сделал знак рукой, призывая Кейли к спокойствию. — Он содержится в отдельной камере, несмотря на плохие условия, он далеко от негодяев, которых в тех стенах в любом случае ждёт смерть. К сожалению, об убийстве Эшбёрна узнали быстро, кто-то из приближённых короля, и мы не знаем, кто именно. Но через Палату общин предварительно был выдан приказ запереть капитана в Ньюгейт. Таково условие… — Условие? — Кейли поёжилась, ей стало зябко. — А где Джордж? Где его брат? — В том всё и дело, миледи. До слушания младший Эшбёрн остаётся в Олд-Бейли, под присмотром. Благодаря признанию вашего мужа он будет лишь свидетельствовать. Очень многое зависит от этого суда… Но ещё больше зависит от того, что скажет капитан Стоун в свою защиту. — Разве не вы… Разве это не вы будете его защищать? И почему Джордж не в тюрьме? Я что-то не… — Прочтите копии документов, леди Саутфолк, — сказал Копли на этот раз с отеческой строгостью. — Я донёс до вас лишь суть. Более того, никто не должен видеть эти документы, кроме представителей королевской атторнейской службы… Но Веллингтон к вам весьма расположен. И к вашему супругу. Он хочет бороться за него… То, что вы прочтёте — тайна за семью печатями! Бросив на неё, поникшую и болезненно бледную, жалостливый взгляд, Джон Копли поднялся и перебросился парой фраз со Стокером. — Прошу меня простить, я должен ехать, — сказал он напоследок. — Будьте смелой. Помните, что я добьюсь смягчения приговора, чего бы нам это ни стоило. Пока он не покинул гостиную в сопровождении Стокера, Кейли вдруг окликнула его и спросила упавшим голосом: — Я могу его увидеть? — Увы, до дня суда это невозможно. И боюсь, что для капитана эта встреча была бы слишком тяжёлой. Мужчины ушли, оставив её в одиночестве. Кейли хотела подняться, но ноги не держали. Долгое время она сидела так, слушая лишь шипение воска свечей и как ветер тревожил голую ветку за окном. Наконец, сбросив шаль, Кейли взялась за бумаги, оставленные Стокером. Один из документов действительно был подписан судьёй Гарроу, в нём он констатировал статус дела, заключение под стражу Александра Стоуна на основе показаний свидетелей и его собственного признания, а также детали обвинения и дата слушания. День суда приходился на двадцатое апреля. Уже совсем скоро. Кейли с тоской думала о том, что Алексу придётся провести всё это время в Ньюгейт, в прежние времена славившейся ужасными условиями содержания заключённых и частыми бунтами. Второй документ содержал признание капитана Стоуна и был переписан чужой рукой. Прежде чем приступить к чтению, Кейли сделала глубокий вдох и приготовилась к чему-то такому, что способно было неумолимо её ранить. Возможно, даже разбить ей сердце. Признание было написано сухо, в официальном тоне, без лишних эпитетов и субъективных деталей. Александр писал, что в ночь определённого дня вместе со своим единоутробным братом Джорджем встретился с отчимом для обсуждения прошедшей свадьбы младшего Эшбёрна. Завязался конфликт, и капитан кулаком нанёс первый удар отчиму в лицо; затем, вышедший из себя, он ударил его посторонним предметом, не рассчитав силы, поскольку был зол на Кристофера Эшбёрна; тот якобы оскорбил память о покойной супруге и Джорджа, на которого в детстве часто поднимал руку. В заключение он полностью признавал свою вину, упоминая, что Джордж Эшбёрн оставался лишь непричастным свидетелем. Всё прочитанное отняло у Кейли больше сил, чем она могла предположить. Перед глазами, словно вживую, стояла картина убийства и Александр, разгневанный, возвышающийся над телом отчима. Чувствовала ли она жалость по отношению к покойному? Ничуть. И Кейли это не смущало. Кристофер Эшбёрн заслужил смерть. Но Кейли боялась, что, отпустив былые страхи и рискнув всем, Александр окончательно потеряет себя. Вдруг, это уже случилось? Мало того, его может ожидать казнь, а она даже не знает, как помочь. И до сих пор он не передал ей ни строчки… вот, что действительно ранит. Кейли швырнула документы на сиденье рядом и спрятала лицо в ладонях. Ей казалось, если бы не её вмешательство в ту ночь, эта сумасбродная выходка с угрозой на глазах у мужа, то этой трагедии вовсе не случилось бы. И в какой-то миг, когда отчаяние взяло над нею верх, она подумала о ребёнке, которого уже могла ожидать. О том, что Александр мог умереть, так и не узнав ничего. Она представила себя без него, с малышом на руках, и содрогнулась. Девушка коснулась живота, бездумно погладила его ладонью и беззвучно заплакала, уставившись в одну точку. Ещё месяц назад ей казалось, что никакие невзгоды не заберут у неё мужчину, которого она обожала, боготворила. Она добивалась его расположения, отринув гордость и разум, она билась за его любовь, и он ответил ей… А сейчас всё это медленно катилось к чёрту. * * * О том, что суд присяжных состоится на следующее утро, Александр узнал от тюремщика, посещавшего его камеру чаще остальных. Так уж получилось, он потерял счёт дням примерно через неделю, как оказался здесь. Несмотря на то, что из этой узкой камеры с высокими потолками ему всё же был доступен кусочек неба за решёткой, расположенной на расстоянии примерно в две руки ввысь, Алекс не следил за временем. Спал он мало, в основном сидел на краю койки, или у стены. По ночам было холодно, ноги и руки никак не отогревались, хоть ему и принесли покрывало через три дня, этого оказалось недостаточно. Он устал, продрог, отчаялся. Но страха не было. Александр не боялся ни этого места, ни того, куда попадёт после тюрьмы. Он ощущал себя свободным наедине с мыслью о том, что человек, к которому он был прикован невидимыми кандалами, больше никогда не встанет у него на пути. Он не посмотрит хищным прищуром ему в лицо, не напомнит о долгих ночах похоти и разврата, оставшихся выжженными в душе. Его душа черна, конечно, но Алекса это не тяготило. Порой он не мог сдержать улыбки — ничто более не мешало ему признать себя негодяем и грешником.