— Не угрожай моей тете, — сказал он тихим голосом после паузы. — Не говори, что сохранишь ее тайны, если она сохранит наши. Она не обрадуется. — Так я и говорил, — добавил Лувиан. — Напиши ей. Расскажи все. Но не пытайся давить на нее. И не угрожай ей. Я доставлю письмо ей лично. — Рас, нет. Ты не знаешь, что она сделает, и ты знаешь, какое наказание. Я могу отправить письмо птицей, а ты можешь остаться тут в безопасности, пока она не примет решение. — Это не поможет. Она посчитает это трусостью. И дело не во мне, а в моем отце. Нам нужно его остановить, и, если не убивать его, это единственный вариант. И это правильный вариант. Моя тетя справедливая. Она справедливо поступит со мной. Вряд ли она прикажет казнить меня. — А если она попробует? — Тогда мы спасем его, — заявил Лувиан. — Смело. — Аркадий знает, как пробираться и выходить из замка, помните? — сказал Мэл. Аркадий кивнул, Печаль нахмурилась. Расмус улыбнулся. — Я буду ждать этого. — Итак, — Иррис все еще сидела на подлокотнике кресла Расмуса. — У нас есть план. Ты напишешь королеве Мелисии и расскажешь, что ее сводный брат затевает. Это измена. Она должна хотя бы арестовать его. Печаль кивнула. — А что насчет людей, пострадавших от Геллфиора? — Я не знаю, есть ли у Веспуса лекарство, — призналась Печаль. — Он сказал, что попытается его создать. Я надеялась, что Мелисия заставит его. — Я могу попробовать исцелить их, — сказал Расмус. — Не знаю, работает ли так моя способность, но попробовать стоит, да? Печаль и Иррис переглянулись. — Хуже вряд ли будет, — сказала Иррис. Печаль размышляла. Мелисия могла не отпустить Расмуса в Раннон, получив от него письмо Печали. Но он не мог попасть туда до этого, потому что, если Веспус поймет, что происходит, если услышит, что жертвы просыпались и понимали, кто за этим стоял, он накажет их обоих. — Я не знаю, как мы это сделаем, — Печаль объяснила им свои тревоги. — Ты права, — согласился Расмус. — Но я уверен, что моя тетя позволит мне помочь, если отец откажется создать лекарство. Может, меня сопроводит двадцать стражей, — он криво улыбнулся, — но она не позволит им умереть. — Хорошо, — сказала Печаль. — Ты — наш план Б. — Завтра должны передать выкуп, — сказала Иррис. — И ты сможешь вернуться в Истевар, а Рас отправится в Адаварию. Печаль снова кивнула. Вот и все. Если повезет, если Грации позволят, все кончится до Зимнего фестиваля, и никто в Лэтее не узнает правду о ней. Кроме Иррис. И Лувиана. Печаль была обязана рассказать им. — Мне нужно поговорить с Иррис и Лувианом наедине, — сказала Печаль. Мэл погрустнел, но встал, готовый слушаться. Печаль остановила его рукой, когда он проходил мимо нее. — Мне понадобится новый сенатор Южных болот, когда я уволю Бальтазара. Будешь в моем Йеденвате? — она улыбнулась. — Будешь вместе со мной делать Раннон лучше? Мэл широко улыбнулся, а потом крепко обнял ее, и она обвила его руками и крепко сжала, ощущая его удивление и радость. Его глаза блестели влагой, когда он отпустил ее, но он сиял, легко обвил руками Расмуса и Аркадия, пока они уходили. Сердце Печали пело, полное любви к друзьям, старым и новым. А потом она повернулась к тем, кому доверяла больше всех в мире. Оставаясь на ногах, она глубоко вдохнула и начала: — Прошлой ночью мы с Лувианом съездили в Истевар, как ты знаешь. Мы побывали в мавзолее Вентаксисов. Иррис посмотрела на Лувиан, а тот кивнул, подтверждая. — Зачем? — спросила она. Во рту Печали пересохло, ее руки дрожали. Она сцепила их за спиной. — Потому что я не настоящая Печаль Вентаксис, — сказала она. — И Веспус знает это. Ни Иррис, ни Лувиан не говорили и не двигались. Они глядели на нее с одинаковым смятением на лицах. — Но… — пролепетала Иррис через миг. — Конечно, ты — Печаль. Я знаю тебя с рождения. — Я не была рожденной Печалью Вентаксис, — сказала ей Печаль. — Я не знаю, кто я. Кем была, — исправилась она. — Объясни, — взгляд Лувиана был пристальным за очками. Она все им рассказала, не прерываясь, ничего не утаивая. Она начала со своей бабушки, больницы в Северных болотах и ужасном преступлении Первой леди-вдовы. Даже когда Иррис вжалась в кресло, прижав ладонь к сердцу, когда Печаль призналась, что Шарон знал, даже когда Лувиан ударил кулаком по камину, услышав от Печали, как она осознала, кем была, она не прекращала, признание слетало с нее как лепестки с увядающей розы. Слова давались ей все легче, и она добралась до части, в которой перепрятала кости настоящей Печали. Оковы на ее груди пропали. Она развязала узлы в себе. Печаль никогда не видела снег, но знала, как он накапливался в горах до весны, как он таял и спешил к морю большими реками. Так она себя ощущала. Бремя, которое она носила с тех пор, как узнала правду о себе, растаяло и покидало ее. — Я — самозванка, — сказала Печаль. — Все это время мы пытались обвинить в этом Мэла, а самозванкой была я. Иррис и Лувиан смотрели на нее, бледные и потрясенные. А потом Иррис помрачнела, прошла вперед и сдавила Печаль в объятиях до хруста костей. — Глупая-глупая дурочка, — прошипела она в ее ухо. — Я тебя убью. И своего отца. Но начну с тебя. А потом другие руки обняли их обеих, и Печаль оказалась меж двух самых любимых людей. — Я ощутил себя изгоем, — сказал Лувиан возле ее левого уха. — А мне это не нравится. Вызывает жуткие детские воспоминания. И мне жаль. — Ты о чем? — спросила Печаль. — Все из-за моих списков. Если бы я не получил их, ты бы не поняла правду, и Веспус не подслушал бы тебя. Все это моя вина. Печаль не успела ничего сказать, Иррис, чей голос был приглушен плечом Печали, сказала: — Как щедро с твой стороны взять на себя вину за почти падение Раннона. И они рассмеялись, все еще обнимая друг друга, радуясь, хоть и не понимая причины. Истерика прошла, они успокоились, сели тесным кругом, скрестив ноги, как дети, на полу. Иррис глядела на нее, словно ожидала увидеть перемены в ней, словно слова Печали должны были изменить ее лицо. — Это многое объясняет, — сказала она, все еще звуча потрясенно. — Мой отец и твоя бабушка. Почему он так нервничал в Рилле. Почему ты замкнулась после выборов. Все. И я никогда не догадалась бы. — Ты должна была сказать мне, что делала в гробнице, — сказал Лувиан, глядя на нее поверх очков. — Это точно было непросто. — Это было печально. На самом деле. Страшно было только в конце, когда я подумала, что заперта навечно, — она мрачно посмотрела на него. — Я следовал твоим указаниям, — смущенно сказал Лувиан. Иррис выглядела задумчиво. — Бедная Печаль… другая Печаль. Как все запуталось. Я не могу представить, сколько всего произошло, чтобы мы сошлись тут. Печаль подумала о нитях вариантов, временных линиях, где Мэла спасли, где он не упал. Вселенных, где жила Серена, жила настоящая Печаль. Она не знала, как все сложилось бы там. — Я рад, что все так сложилось, — сказал Лувиан. — То есть, — исправился он, — я бы не встретил тебя, сложись все по-другому. — Точно, — сказала Печаль. — Итак, все ужасно, но мы есть друг у друга. Они притихли на миг, затерявшись в своих мыслях. Печаль ощущала, как у нее проступает улыбка, она не могла сдержать счастье, ведь ее приняли. Они все равно любили ее. Хоть она не была Вентаксис. Они любили ее. — Почему ты улыбаешься? — спросил Лувиан. — Просто… радуюсь. Как ты и сказал, все неплохо сложилось. — Кто знает, может, могло быть лучше, — он опасно улыбнулся и медленно подмигнул ей. Лицо Печали пылало. — Может быть, — ей пришлось отвести взгляд. — Посмотрим. Думаю, мне пора написать это письмо, — сказала она. — Используй мой дом, — предложил Лувиан. — Тебя не побеспокоят. — Спасибо. — Я приду за тобой позже, — сказала Иррис. — Нужно что-нибудь сделать этой ночью. Может, мы еще не скоро снова соберемся вместе.