– Вот я дурак! – хлопнул себя по лбу Сашка. – Я только сейчас понял, что было не так тем вечером. Следователь и Юлька уставились на него, ожидая продолжения. – Я же сам видел, что в клетки ученые просто так не заходили, всегда вперед пускали Льда. Только он умел сдерживать мутантов. А тут получается, лаборант поперся в загон к хищникам в одиночку. С какой такой радости? И еще вопрос – почему лисы не разбежались? Клетка-то, выходит, была не заперта. Значит, кто-то хорошо прикрыл ее снаружи. У меня вертелось в голове какое-то сомнение, но я так и не смог окончательно понять, чем оно вызвано. Да и Пашка посоветовал не придавать значения… – К сожалению, ваша догадка все равно бы ничего не изменила, – подытожил особист. – Вам есть что добавить, может быть, какие-нибудь еще новые факты? Сашка отрицательно мотнул головой. – Накажите этого гада, не дайте ему отказаться от своих слов! – выпалила Юлька. – А показания под «сывороткой» примет суд? – забеспокоился Сашка. – Нет, но… поверьте, у нас есть способы прижать этого субчика, – уклончиво ответил следователь. – Сейчас он пытается изображать сумасшедшего, но безуспешно – экспертиза уже признала его вменяемым. Так что ждет его пожизненное заключение без права на амнистию. Вам спасибо за помощь, и не смею вас больше задерживать, ребята. Когда понадобятся ваши показания в суде, вас вызовут. В тот день они так и не уехали, перенесли отъезд на завтра, постепенно приходя в себя от неожиданных известий. К обеду в часть прибыл Грушин. Обнявшись и рассказав друг другу последние новости, они с Сашкой просидели до глубокой ночи в бывшем красном уголке. Пили привезенную Грушиным самогонку, вспоминали Комова, Павла, погибших ребят и рассуждали о миссии Камня, в очередной раз посылая проклятия куда-то в далекий космос. Ближе к вечеру к ним ненадолго зашла Юлька. Василий в этот момент как раз рассказывал о своем побеге и удивительном спасении. – Монах, тот самый Павел, который нас охранял, раскрылся не сразу, видно, долго слушал, о чем мы говорили. Да и возможности сначала у него не было – то жрец этот, проныра, бегал туда-сюда, суетился, начальника изображал, то другие монахи приходили-уходили, и так до ночи. А потом, когда нам объявили, что по их правилам из двоих один выживает, а другой отправляется червей кормить, вроде как нас в покое оставили, дали возможность все обдумать, взвесить. Ну мы и обдумали. Комов сразу сказал – побежим вместе, хоть у одного да шанс будет. Про учебный бой сразу напомнил, как уворачиваться, как удар наносить, чтобы не покалечить, в общем, готовил меня. Я почему-то сразу понял, что шанс на спасение он мне отдать хочет – ты ведь помнишь, Саня, такой он был наш Комов, батя… Вот, а уже ночью слышим шепот сверху: «Эй, бойцы, вы потише там, а то про ваш побег скоро вся округа услышит». Предупредил, значит. Комов ему: «Ты кто? Свой, что ли?» Тот подтвердил. Тогда Петрович удивил, по имени его назвал. Тот обрадовался, конечно, спросил, откуда известно, что его Павлом зовут. Тут Комов тебя упомянул, осторожно, по фамилии. Но о твоей судьбе тогда ничего толком не знали, слышали только, как Коляна раненого взяли, а с тобой или без тебя – неизвестно. Павел идею с побегом одобрил, сказал, что монахи там в большинстве заторможенные и побегут только по приказу, то есть фора в несколько секунд будет. Подсказал пару ориентиров, чтобы мимо охраны пробежать и в болоте не увязнуть, а под утро притащил нам какой-то гадости, приказал по глотку выпить. Я так понял, это местный антидот был, как наша аногемма. Ее как раз победителю боя обещали, без этого там не выживешь… Да кому я это рассказываю, вы ведь лучше меня помните, как это было. С Павлом договорились – тот, кто выживет и до наших доберется, предупредит, что в Зоне свой, что монахи зомбированы, неплохо маскируются и у них большой запас оружия. Если пойти штурмовать, много народу можно напрасно положить, причем с обеих сторон. И Камень силен, просто так к себе не подпустит, тоже будет народ глушить почем зря. Поэтому решили ждать его знака. Он сказал, что в случае чего уничтожит хотя бы один Камень, тот самый, светящийся, тогда хотя бы вполовину меньше у противника останется сил, и нам главное – не упустить момент, когда сияние погаснет. Но сказал, надеется, что найдет тебя в секте, а вместе вы и оба Камня одолеете. Взрывчатка у него была одна, он ее хотел напополам разделить, а вот бикфордова шнура не было. Так что, Саша, не окажись у тебя того комплекта со шнуром, могло все и по-другому закончиться. Юлька от этих слов сжалась и побледнела, Сашка успокаивающе похлопал ее по руке, мол, чего ты, обошлось же все, а вслух сказал: – Пашка лучше всех понимал – либо мы, либо Камень. Или победить, или умереть… Грушин вздохнул, потер поврежденную ногу, поморщился и продолжил: – Утром повели нас на бой. Раздали палки, как для филиппинской борьбы, ну а дальше, как и было задумано – Комов меня отводил в сторону, куда Павел указал, а потом на раз-два-три рванули. Побежали за нами не сразу, я успел оторваться, потом уже за спиной услышал выстрелы. Как болото проскочил, и сам не заметил, а дальше через лес, пока не понял – ушел от погони, тогда упал в траву и молился всем богам, чтобы пронесло. Тогда-то действительно все обошлось. Отдышался, дальше двинул. Долго рассказывать, как я добирался, без воды, голодный, как зверь. В общем, совсем мне немного оставалось, не больше километра до части, и надо было случиться – ввалился случайно в какую-то нору, нога застряла. Я ее давай вытаскивать, а чувствую, что-то не пускает. Рванул что есть силы, гляжу – на ноге волчонок висит, маленький, но цепкий, видно, я в волчье логово угодил. Схватил палку, думаю, сейчас огрею что есть мочи, а он смотрит на меня своими глазами щенячьими, и так его жалко стало, что ударить не решился. Но мне эта жалость боком и вышла – минуты не прошло, как из-за кустов огроменная волчица выскочила. Увидела малыша на штанине, может, подумала, что это я на него нападаю, да как зарычит. Волчонок ногу отпустил, в сторону откатился, а мамаша вдруг так у меня на пятке челюсти сомкнула, что как ножом ее срезала, я и ахнуть не успел. Заорал, конечно, кровища во все стороны, а волчица меня бросила и к малышу – смотрю, пятку мою из пасти перед ним выплюнула, вроде как подарок, и осталась охранять, чтобы тот поел спокойно и никто ему не помешал. Я культю зажал и давай отползать от волчьей семейки. Кое-как удалился подальше, ногу ремнем перетянул, чтобы кровь остановить, и вперед, ползком, пока силы не закончились. Но тут мне сильно повезло, услышал голоса невдалеке, заорал. Ребята-дозорные на крик прибежали, меня подхватили, сюда доставили. Вот так теперь и живу, укороченный. Пока на костылях, но обещали вскоре протез выдать, да, говорят, такой, что еще танцевать смогу. Только в армию, конечно, больше не возьмут, придется на гражданке себе дело искать… Сашка подумал о везении. О том, каким оно бывает неожиданным и разным. Вот повезло ему, повезло Грушину, а если разобраться – вместе с ними и целому миру, даже если мир этого и не заметил. Через день провожать их пришла добрая половина части. Друзья шутливо напоминали, что ждут приглашения на свадьбу, Юлька краснела, прятала лицо в огромный букет из разноцветных осенних листьев и веточек рябины, ярко сияющих спелыми гроздьями. Лед важно восседал на заднем сиденье большого джипа, выделенного руководством специально для их доставки домой, голубыми плошками огромных глаз смотрел через стекло на провожающих. Командир сообщил, что боец Александр Лагутин за проявленное мужество и героизм представлен к правительственной награде, как и посмертно Павел Громцев. У Сашки сжалось сердце – вскоре ему предстояла встреча с Ириной. Павла решили похоронить на центральном городском кладбище, уже был отдан приказ на изготовление гранитной стелы. Но это будет чуть позже, а сейчас им предстояла дорога домой, в родную Рузу. Водитель сидел за рулем и только ждал приказа. Сашка убрал сумки в багажник, подвинул вальяжно разлегшегося Льда ближе к окну, сел сам, помог Юльке забраться в высокую машину, не тревожа больную руку, которая все еще была на перевязи, и потом осторожно закрыл дверь. Можно было трогаться, но в последний момент они заметили бегущего к джипу лейтенанта. Александр приоткрыл окно. Запыхавшийся офицер заговорил с явным облегчением: – Ффух, еле успел! Саша, огромная просьба – возьми с собой счетчик излучения, нам завтра новый должны доставить, а этот попросили срочно сдать. Он, зараза, дорогой, в грузовике не отправишь, а тут такая оказия. Вас в городе курьер из генштаба встретит, я его предупредил. – Ну давай, если небольшой. Лейтенант протянул в окно компактную, но увесистую коробку. Сашка положил прибор на колени, потянулся, чтобы закрыть окно, но в этот момент услышал противный писк. Нарастающий звук давил на уши, казалось, еще немного, и он заполнит все пространство салона автомобиля. Лед вскочил на четыре лапы и грозно зашипел, глядя на пищащую коробку. – Что происходит? – удивилась Юлька. Лейтенант, оставшийся стоять, чтобы помахать им рукой на прощание, смотрел на происходящее с ужасом. – Излучение! – заорал он. – Где-то в машине! Все на выход! Водителя не пришлось долго уговаривать, он кубарем выкатился со своего сиденья. Юлька застыла с полуоткрытым ртом, и Сашке пришлось ее подтолкнуть. Сам он двигался спиной к той же двери, уже догадываясь, где может быть источник. Достаточно было направить коробку на кота, как звук стал мощной сиреной. Лед яростно рычал, быстро увеличиваясь в размерах. На белоснежной груди, еле заметная в густой шерсти, вспыхнула и запульсировала алая точка. Александр выскочил из джипа, с силой захлопнул за собой дверь. Машину корежило, как под прессом, крыша выгнулась, вылетели стекла под ударами мощных лап. Зверь рвался наружу. – Лед, нет! – что есть мочи закричала Юлька и попыталась броситься назад к автомобилю. Сашка еле успел ее схватить. К ним уже бежала охрана, взвод автоматчиков, за ними боец в бронежилете и с «хитиновым» ружьем, вызванный по тревоге. Боковая дверь джипа не выдержала нажима и вывалилась наружу. Лед вылетел из машины, сверкнул белой молнией и огромными скачками понесся к забору. Ему вслед застрочили автоматы, прошивая шкуру свинцовыми нитями очередей. Зверь рухнул на землю, забил лапами. Красный пульсирующий комок натянул кожу на груди, готовясь выскочить наружу. К мутанту подбежал боец в бронежилете и выстрелил в упор. «Хитиновый» заряд взорвал грудину и погасил алое свечение. Наступила звенящая тишина. Чуть в стороне от покореженной машины, уткнувшись лицом в ладони, рыдала Юлька, а у Сашки в голове будто застыли слова, которые он услышал за секунды до последнего выстрела. Голос, одновременно напомнивший ему и Комова, и почему-то отца, которого Александр никогда не знал, тихо произнес: «Прощай, Птицелов!» Эпилог «Белый снег, серый лед на растрескавшейся земле…» – раздавался голос Цоя в наушниках. Сашка подпевал, домывая посуду. Сквозь шум воды и музыку чуткое ухо уловило легкий щелчок входной двери. – Я на кухне! Забыла что-нибудь? – Александр ополоснул тарелку, поставил на полку, обтер руки и вышел в коридор. Вот уже два с половиной месяца они жили в Сашкиной квартире. Юлькина реабилитация подошла к концу, на осмотры она теперь ходила раз в неделю, да и то для профилактики. Раны, оставленные когтями черной птицы, давно затянулись, неприятные ощущения, сопровождавшие отвыкание от антидота, остались далеко позади, смотреть в будущее теперь было гораздо спокойнее. Жизнь постепенно налаживалась, входила в привычный ритм. После окончания контракта Сашка планировал вернуться в институт, и пусть с третьей попытки, но доучиться. Юлька подумывала о втором высшем, склонялась к медицине. Сашка подшучивал над будущим хирургом, ему с трудом представлялась картина, где Юлька стоит со скальпелем над телом больного и готовится сделать надрез. «Ты же их жалеть будешь! А надо будет резать к чертовой матери!» – говорил он. «Я знаю, – серьезно отвечала Юлька, – что иногда приходится резать по живому, чтобы сохранить чью-то жизнь». После таких слов желание шутить у Сашки сразу пропадало. Квартиру, оставленную Юлькиным отцом, решили продать, чтобы хватило на свадьбу, свадебное путешествие и «мало ли что». Это «мало ли что» Юлька произносила с хитрой улыбкой, и у Сашки сразу теплело на сердце. О детях они пока не говорили, только мечтали – предстояло пройти множество медицинских тестов, чтобы убедиться, что их пребывание в Зоне не отразится на будущем поколении. Но предварительные прогнозы врачей были оптимистичными, и «мало ли что» из мечты постепенно обретало форму ближайших надежд. Расписаться они решили в самом начале весны, не откладывая. Со своим старым домом Юлька расставалась без сожаления, как и со своим прошлым – в нем остались только фальшивые надежды и горькое разочарование. Холодным был тот дом, безжизненным. В Сашкину квартиру оттуда перекочевали только книги, старинные напольные часы и немного вещей из большого шкафа. Все остальное Юлька отдала на благотворительность. Зато в новом доме она занималась домашним хозяйством с необычайным энтузиазмом и даже азартом. Сашка с улыбкой наблюдал за чудесным преображением бывшего холостяцкого логова. С окон исчезли строгие жалюзи, их сменили уютные занавески. В комнате появился новый стеллаж и тут же заполнился книгами самых разнообразных жанров. Математика и химия соседствовали с боевиками и авантюрными романами, а часть полок была отдана под стихи. Кроме всего прочего, выяснилось, что Юля совсем неплохо готовит. На кухне теперь постоянно витали неземные ароматы борща, котлет, нежных грудок, запеченных в духовке, а по выходным – блинов и даже тортов собственного приготовления. О вегетарианстве никто из них даже не помышлял, к нормальному рациону они вернулись без тоски по серой каше и пареной тыкве. Перед Александром теперь стояла серьезная задача – не набрать лишних килограммов от такого кулинарного изобилия, поэтому пришлось добавить в свой график дополнительную тренировку. Работал он в том же подразделении, инструктором, обучал новобранцев. Теперь уже ему приходилось рассказывать бойцам «страшилки» про зверей-мутантов, как когда-то Комову, и при упоминании гигантской белочки все по-прежнему покатывались со смеху. Навыки охотника теперь были как нельзя кстати, и Сашка охотно делился ими со своими подопечными, учил отыскивать след зверя на земле и на лесных тропках, определять направление его движения, предугадывать поведение и степень агрессии. Препарат-антимутант, принесенный Александром из Зоны, запустили в производство, и сейчас перед сталкерами ставилась боевая задача по вакцинации лесного зверья. Делалось это щадящими способами, спецоружие заряжалось шприцами со смесью снотворного и антимутанта. Убивать несчастных животных, не по своей воле ставших чудовищами, теперь не было необходимости. Зачистка лесов проходила успешно, уникальное вещество было также передано зарубежным военно-ветеринарным службам безвозмездно, в рамках международной борьбы с последствиями метеоритной атаки. Фамилии Жихова и Захарова в истории не остались, антимутант не носил имени создателя, а был назван «Табловской вакциной» со сложным номером. Забвение в редких случаях тоже становилось проявлением справедливости. Александру довелось снова побывать в Табловской Зоне, как ее до сих пор по привычке называли. Произошло это недели через три после того, как они с Юлькой уехали домой. Туда его доставили на вертолете вместе с отрядом поисковиков – нужно было отыскать захоронения. Он примерно помнил расположение ямы, в которой их держали с Коляном и которая впоследствии стала могилой для Белова, но другие могилы мог и не найти, о чем честно предупредил руководство. Помочь могла Юлька, но Сашка потребовал, чтобы ее избавили от страшной миссии, да и психолог его в этом поддержал – существовал немалый риск ранить еще до конца не окрепшую психику. Девушку воспоминания о Зоне травмировали, словно о времени пребывания в заложниках. Их бы поскорее забыть, затереть новыми, более яркими и позитивными эмоциями. Так что поддержка психолога Александру пришлась очень кстати, он был готов голову положить, лишь бы страшное прошлое больше не коснулось Юльки. «Свою» яму он тогда нашел довольно быстро. К счастью для поисковиков, сектанты не старались замаскировать могилы. Скорее всего, оставлять насыпь над бывшими местами содержания узников было в порядке вещей, чтобы случайно не использовать их повторно. Оглядевшись вокруг, Александр заметил еще с десяток холмиков, чуть укрытых осенней листвой, но все еще выделявшихся на общем фоне. В одной из этих могил лежал майор Комов. Сашка вспомнил рассказ Павла про то, как тот покарал предателя, свернувшего шею своему напарнику. Подумалось: значит, где-то поисковики откопают сразу двоих – подлого изменника и бойца, не пожелавшего играть по правилам Камня. Имен Александр не знал, не называл их и Пашка, и от этого сердце накрыла злая тоска. Предателю и убийце, скорее всего, воздадут воинские почести наравне с истинным героем. Может ли он это изменить? Скорее всего, нет. После того как найденные могилы обозначили флажками и отряд приступил к раскопкам, Сашка, сжав зубы, отправился бродить по брошенному людьми городку. Словно в страшном сне ходил он по улочкам, вспоминая, как вечерами они были подсвечены зловещей краснотой Камня-глаза. Дошел до медпункта, заглянул в комнату, увидел разодранную когтями подушку. Потом повернул налево, к своей каморке. Внутри все было перевернуто. Сашка брезгливо поморщился – здесь, под защитой решетки и тяжелой двери, провел почти сутки «профессор», спасая свою шкуру. Александр представил себе толстенького трусливого человечка, забившегося в угол, и зло сплюнул. Увидев на столе будильник, не удержался, взял его в руку и с силой грохнул о стену. Сашка заставил себя обойти все места бывшей Зоны, воспоминания о которых мучили и не желали уходить. Он и сам не мог объяснить, для чего ему понадобилась эта экскурсия, вероятно, было в ней что-то сродни мазохизму. Или ему хотелось убедиться в том, что все вокруг мертво и страшная сказка больше никогда не оживет. Посещение зверинца он оставил напоследок. Еще издали, за несколько десятков метров до него, Сашка ощутил мерзкий запах гниющей плоти. Вонь усиливалась по мере приближения к клеткам. Подойдя вплотную к загонам, он увидел лежащие вповалку на дне клеток трупы зверей и птиц. Объяснялось все просто – людей вывезли, а животных-мутантов, заключенных в железные тюрьмы, никто выпускать не стал. Самой страшной выглядела крайняя к лесу клетка – в ней чернело раздувшееся тело огромной птицы со скрюченными лапами. Сашка хорошо помнил, что в этой клетке оставалось как минимум четверо обитателей. Значит, сейчас он смотрел на победителя-каннибала, сожравшего своих товарищей ради собственного выживания. Перед глазами встало бледное лицо Белова, избравшего путь такого же каннибала. Как-то некстати подумалось, что того, наверное, уже откопали. От этих мыслей передернуло. Выносить дольше запах мертвечины и жуткий вид кладбища животных он был не в силах, поэтому резко повернулся и быстро пошел прочь, стараясь поскорее забыть увиденное. Возвращались они в тот день на вертолете, грузовое отделение которого было заполнено черными трупными мешками – герои и предатели летели к месту последнего пристанища вместе. Юльке о поисковой операции и своем участии в ней Сашка так и не сказал. Две недели назад его вызвали в Москву для получения награды. С ним вместе ездила Ирина, которой вручили коробочку со звездой, как вдове героя. Сашка часто встречал ее на кладбище, молчаливую, спокойную. Она смотрела на построенный мемориал и никогда не плакала. На могиле Павла установили стелу с высеченными именами погибших бойцов-сталкеров, а перед ней, у вечного огня, поставили бронзового солдата, крепко сжимающего в кулаке угловатый красный гранитный осколок. У подножия памятника всегда хватало живых цветов. Их приносили родные погибших в схватке с Камнем. Однажды Сашка встретил здесь мать Белова – имя Николая тоже было высечено на плите. Александр узнал об этом заранее и не стал возражать, только в глаза старухе старался не смотреть. Не должны родственники нести позор за трусость и малодушие солдата, оказавшегося слабым духом, но и врать было невыносимо тошно. Новый год они встречали у Грушиных маленькой, дружной компанией. Жена Василия и Юлька прекрасно ладили, созванивались, обменивались рецептами. За столом старались не говорить о Зоне, Камне и о том, что им пришлось пережить, но нет-нет да тема всплывала сама собой. Тогда они поднимали бокалы за Комова, за Павла, за друзей. Пили, не чокаясь, вспоминая ушедших добрым словом. Самым трудным воспоминанием для Юльки и Сашки оставался Лед. Вслух они о нем не говорили, но кот часто приходил к Сашке во сне, смотрел голубыми глазами, то ли безмолвно спрашивал о чем-то, то ли, наоборот, сам хотел что-то сказать. Такие сны не приносили отдыха, Александр просыпался выжатым, измученным, а перед глазами в моменты пробуждения неизменно всплывала картина гибели огромного белого зверя. Эта сцена, как кадр из фильма ужасов, впечаталась в мозг и осталась там, не зарастая, не покрываясь пеплом времени, как и последние слова Камня: «Прощай, Птицелов!» Сашка сбился со счета, вспоминая, сколько раз Лед спасал жизнь ему и Юльке. Как ни крути, а если бы не отважный кот, не было бы сейчас у них ни дома, ни планов на свадьбу, ни будущего. При всем желании Сашка не мог вызвать у себя чувства ненависти, даже осознавая, что тот, кого он искренне называл братом, был живым воплощением врага. Могло ли так случиться, что бездушный и могущественный пришелец, цинично наблюдавший за творящимся вокруг него злом, вдруг оказался слабее маленького отважного животного, привязанного к людям? Сашке хотелось верить в то, что, несмотря на холодный осколок в груди, все хорошее, доброе, чистое, как белоснежная шесть, было истинным обликом Льда. И все это существовало и действовало наперекор Камню. Бедный Лед никогда не был ни злодеем, ни убийцей. Он был защитником и другом по своей сути, и, наверное, Камень сделал ошибку, выбрав столь неудачный объект для внедрения и сохранения своей резервной копии. А еще Сашку мучил вопрос, что бы произошло дальше, если бы лейтенант их не догнал? Они могли уехать минутой раньше, и тогда красный осколок остался бы незамеченным. Это ведь он, осколок, не позволил табловской вакцине обратить вспять мутацию кота, и он же замаскировал биологические изменения организма животного так, что тесты ветеринарной службы не смогли их выявить. Только против прибора – детектора излучения осколок оказался бессилен, и если бы эта коробочка не попала в их машину… Наверное, Лед еще долго жил бы с ними в этом самом доме, терся о ноги, мурлыкал, бегал за Юлькой из комнаты в комнату, сворачивался теплым клубком в ногах. Но все это могло быть до поры до времени. Скорее всего, однажды Лед бы исчез и начал свою деятельность по захвату планеты с нового старта. Возможно, нашел бы себе нового жреца, создал бы еще одну секту, а главное – начал бы исполнять свой план по созданию армии оглушенных животных – крылатых и когтистых рабов, имеющих возможность беспрепятственно распространять влияние Камня по всему миру. Осознание того, что такой сценарий вполне мог реализоваться, мигом стирало умильные картинки их возможного совместного проживания. Дорого бы они заплатили за временный семейный уют. Сегодня было воскресенье. Юлька вспомнила, что вчера забыла купить какую-то приправу, совершенно необходимую для приготовления чего-то безумно вкусного, но имеющего непроизносимое восточное название, поэтому после завтрака упорхнула в магазин, поручив Сашке перемыть посуду, и желательно без потерь. – Юль, я… – начал он и замер, увидев ее сияющие глаза и растерянную улыбку. Она стояла посреди коридора, прижимая к груди пушистый комочек – белого котенка пары недель от роду с голубыми ледышками глазок. Сашка улыбнулся, сделал шаг вперед, чтобы обнять их обоих, а Юлька в это время сказала тихо и просительно: – Давай назовем его Лед…