– Да. Это было… – В тот вечер, когда в капелле отмечали Новый год, – быстро подсказала она. Тамара глянула на нее с удивлением: – Верно. А ты откуда знаешь? – И тут же, не дождавшись ответа, заговорила снова: – Он ей все сказал, без утайки. Это у него давно, ничего нельзя поделать, борись не борись. А она… – Тамара горько усмехнулась, – молчала и улыбалась. – Да, – едва слышно повторила Карина. – Молчала и улыбалась. Перед ее глазами в деталях встал давний эпизод: украшенный колечками серпантина зал ресторана, музыка, шум. Леля, стоящая в углу, в серебристом длинном платье, со странным, рассеянным и напряженным лицом. Загораживающая ее от Карины широкая спина Вадима. Лелин смех, когда она вернулась к столику, непонятные, загадочные слова: «Вадик такой чудной, такой чудной». Так вот что он тогда говорил ей! Вовсе не об отношениях Карины с Олегом. Теперь понятно, почему Вадим, зная правду, не выдал их Леле – он бы и под пыткой продолжал молчать, только бы уберечь ее от страданий, оградить от грубого вторжения тот хрупкий мир иллюзий, в котором она существовала. Наконец Карине стало ясно, отчего Вадим так ненавидел ее. Она представляла угрозу Лелиному счастью и покою. Обладая свойственной всем влюбленным острой проницательностью, Вадим хорошо понимал, что к Карине Олег относится не так, как к своей жене, и опасался, что рано или поздно тот ради нее бросит Лелю. Он не знал, что делать, мучился от бессилия, злился, считая Карину виновницей происходящего, коварной и хитрой соблазнительницей, способной плести интриги за спиной у подруги. Карину поразила степень самоотверженности Вадима – он ведь нисколько не беспокоился о себе самом, лишь о Леле, ее интересах, благополучии. Она вдруг подумала, что у Лели и Вадима есть нечто общее, несмотря на кажущуюся непохожесть, – удивительная способность полностью растворяться в любимом человеке, готовность принести себя в жертву, всепрощение. Хотя почему только их? Ведь и сама Карина некогда была такой же рабой любви по отношению к Степану. И еще сотни людей находились в подобном положении, утратив свободу, попав в зависимость от чужих чувств. Сотни, но не Олег. Он иного сорта, его нельзя было подчинить чьей-то воле, поработить, заставить смиренно ожидать взаимности и внимания. То, чего он желал, брал от жизни без спросу, просто протягивая руку, как говорила Русудан, – и это делало его неотразимым в глазах женщин. Возможно, удел слабого пола – любить и хотеть именно таких мужчин: самонадеянных, безрассудных, не склонных к сентиментальности и колебаниям. Не есть ли это издревле заложенный природой инстинкт подчиняться хозяину, быть с победителем, а не с рабом? …Карина очнулась от раздумий и поглядела на Тамару. Та, однако, не обращала на нее внимания, поглощенная своими переживаниями. Всю дорогу до города они ехали молча. Карина чувствовала невероятное облегчение. Наконец она окончательно избавилась от мучительного страха и сомнений, знала ли Леля ее тайну. Теперь, после Тамариного признания, у нее не оставалось колебаний: Леля умерла, ничего не подозревая об обмане, уверенная, что Олег принадлежит только ей, счастливая в своем неведении. И за все это Карина была бесконечно благодарна Вадиму. 54 Апрель близился к концу. В его последние дни Карина предприняла еще одну попытку вернуться к работе – боль слегка притупилась, и она уже могла общаться с людьми, сосредотачиваться на делах. Теперь она старалась возвращаться домой как можно позже, чтобы не оставаться наедине с собой. Окончив репетицию, долго бродила по магазинам, почти ничего не покупая, лишь разглядывая нагруженных сумками и пакетами людей. Ее захватило это странное занятие, отдаленно напоминающее детскую игру. Иногда, выбрав очередной объект для наблюдения, Карина пыталась представить, какую жизнь ведет этот человек, рисовала в воображении круг его знакомых, привычки, слабости. Таким образом она как бы абстрагировалась от себя, собственных мыслей и страданий. Как-то Карина зашла в гастроном неподалеку от дома – самый любимый их с Лелей, в котором они покупали молочные продукты. С тех пор как Лели не стало, она не была здесь ни разу. Карина медленно приблизилась к прилавку с йогуртами и внезапно ощутила спиной чей-то взгляд. Она обернулась – у соседнего прилавка стояла Олечка Серебрякова, вытянувшаяся, похудевшая, с новой незнакомой прической. Она смотрела на нее напряженно и с тревогой. – Здравствуй! – Карина попыталась улыбнуться, но губы плохо слушались ее. – Здравствуйте, – тихо и серьезно ответила Оля и подошла поближе. – Ну как твои дела? – Нормально. – У кого ты теперь занимаешься? – У Анны Александровны. – И как она – довольна тобой? – Не знаю, – равнодушно произнесла Олечка, пожав плечами. – Она ничего не говорит. – Как не говорит? – удивилась Карина. – Так. – Как же вы занимаетесь? – Обыкновенно. Я играю, она слушает. А потом пишет задание и ставит оценку. – И какие же оценки она тебе ставит? – с недоумением спросила Карина. – Пятерки. – Оля отчего-то вздохнула и на минуту задумалась, словно что-то прикидывая в уме. Потом тихо спросила: – Карина Петровна! Вы не вернетесь? – Вряд ли. – Она покачала головой. – Вам нравится ваша новая работа? – Да, нравится. – У вас… что-то случилось? – Оля вдруг заглянула ей прямо в глаза, пытливо, настойчиво. Солгать ей Карина не могла и молча кивнула. – Я так скучаю по вам! Я не хочу ходить к Анне Александровне. – Надо, Олечка, – мягко проговорила Карина. – Ничего не поделаешь. Анна Александровна тоже хороший педагог. – Вовсе нет, – жестко сказала Оля. – Она ноты фальшивые в вариациях играет. И сама не слышит. – Не может быть. Это тебе кажется, – уверила ее Карина, хотя знала, что так и есть – Олин слух обмануть невозможно. Олечка насупилась, уставясь в пол. Карина тронула ее за руку: – Не расстраивайся, привыкнешь. Ты очень талантливая. У тебя все будет хорошо. Оля вдруг быстро ткнулась лицом ей в грудь и прошептала: – Я все равно буду ждать вас! Знаю, вы вернетесь. Обязательно… – Голос сорвался, она резко повернулась и бросилась из магазина. – Оля! – закричала ей вслед Карина. – Подожди, Оля! Но та уже выбежала из дверей. Карина постояла в растерянности и побрела на улицу. Огляделась по сторонам, тщетно надеясь, что Оля не ушла, стоит возле магазина, ждет ее. Но девочки не было. Мгновение Карина колебалась, затем решительно зашагала к остановке. …Она не знала, зачем приехала сюда и снова стоит в этом страшном приемном отделении, смотрит на синюю облупленную банкетку в углу. Дежурная за столом была другая. Она долго писала на обратной стороне какого-то бланка, потом протянула его Карине и предложила: – Хотите, можете просто позвонить. – Нет, я съезжу. Ехать оказалось недалеко, всего четыре трамвайных остановки от больницы, в которой умерла Леля. У окошка справочной стояла очередь. Лица у людей были осунувшиеся, усталые и встревоженные. Здесь не радовались появлению на свет маленьких человечков, а боялись, вдруг они не пережили сегодняшнюю ночь и не встретили новый день. Регистраторша долго искала фамилию в списках и все никак не находила. «Значит, аппарат отключили, а сердце и легкие так и не заработали», – подумала Карина. Что ж, она это знала. Всю дорогу, пока ехала сюда, прекрасно понимала, что ничего другого быть не может. Восьмимесячный, с гипоксией третьей степени… – Ляшко. Все в порядке, – громко сказала регистратор, так, что Карина вздрогнула. – Как в порядке? – Она хотела крикнуть, но у нее получилось лишь хрипло прошептать. – Так. С аппарата сняли, из бокса перевели. А вы что хотели? – удивленно и строго посмотрела на нее женщина. – Будете говорить с врачом? – А можно? – У Карины застучало в висках.