Девочка кивнула. – Напрасно. Он бы тебя не пожалел. Майка снова вздохнула. – Я знаю. Но все равно жалко, это же был живой человек. Гончая начала закипать. Прежде слова Майки действовали на нее успокаивающе, но сейчас сопливое девчоночье сюсюканье выводило из себя. – Это был урод, которому нравилось калечить и избивать людей! Глупый урод! Он дожил до сегодняшнего дня только потому, что ему попадались слабаки! Но рано или поздно любое везение заканчивается! На этот раз Майка промолчала, чему Гончая была только рада. Ей уже порядком надоел этот бессмысленный спор. Склонившись над телом амбала, она сноровисто обыскала его. За поясом обнаружился кустарный револьвер крупного калибра – громоздкое и неудобное оружие, но чрезвычайно убойное на близком расстоянии до цели. Гончая сунула револьвер в свою походную торбу, потом подхватила увесистое тело за ворот и брючный ремень и кое-как затолкала под вагонетку. Если им с Майкой повезет, труп обнаружат не раньше завтрашнего утра, когда уборщики придут сюда вываливать золу. Прежде чем уйти, Гончая осмотрела собственные руки. Они по локоть были в золе. Одежда выглядела не лучше. Зато следов крови видно не было. – Ты вся испачкалась, – глядя на нее, заметила Майка. Действительно, но у циркачей наверняка есть вода, возможно, отыщется и комплект относительно чистой одежды для выступления. Гончая взяла девочку за руку. – Идем отсюда. Скоро мы будем в безопасности. * * * Таких удивительных людей Майка еще не видела. – Баян, Глори, Маэстро, – представила их женщина-кошка и убежала за занавеску умываться. Глори с ведром воды и ковшом в другой руке последовала за ней. Она боялась незнакомку, Майка это чувствовала, но все равно пошла за занавеску, чтобы ей помочь. После того как женщина-кошка повысила на Майку голос, она и сама ее немного опасалась, поэтому даже обрадовалась, что на какое-то время смогла остаться одна. Не совсем одна, а в компании таких необыкновенных людей. Самым удивительным оказался Маэстро. У него были чужие невзаправдашние усы и такая же ненастоящая борода, а на голове вместо шапки какой-то скрученный из белой ткани узел, который он гордо называл чалмой. По сравнению с ним другой дядечка, которого звали Баяном, выглядел как обычный человек, зато его большой музыкальный агрегат поражал воображение обилием продолговатых черно-белых клавиш и кнопок. Но самым удивительным в агрегате было даже не это, а то, что он растягивался в стороны, когда Баян тянул его обеими руками. При этом внутри что-то происходило, и наружу лились удивительные по красоте звуки. – Нравится? – спросил Баян, когда Майка заслушалась музыкой из непонятного агрегата. – Ты бы знала, как твоя мама в детстве под эту мелодию пела. Может, еще споет, как думаешь? Мама уже ничего не могла спеть, она давно умерла. Но Баян говорил не о родной маме Майки, а о женщине-кошке, которая назвала ее своей дочерью. Женщина-кошка соврала этим людям точно так же, как раньше бармену, и Майка пока не знала, как к этому относиться. С одной стороны, женщина-кошка поступила плохо, потому что сказала неправду. И мама, и сестра учили Майку говорить только правду. Да она бы и не смогла соврать! А женщина-кошка делала это легко и свободно. Но с другой стороны, если бы она сказала бармену, как есть на самом деле, то он или его помощники сразу схватили бы девочку и продали нехорошим людям, а те причинили бы ей много-много боли. Своим обманом женщина-кошка спасла ее. Выходит, говорить правду не всегда хорошо? В другой раз Майка непременно задумалась бы над этим вопросом, но сейчас вокруг было столько интересных вещей, что она и не знала, на чем остановиться, куда смотреть! Вот хотя бы большой черный ящик, внутри которого сидело что-то живое. Майка подошла ближе. В ответ из ящика донеслось глухое повизгивание и более громкое царапанье. – Кто здесь? – шепотом спросила Майка. Визг прекратился, зато царапанье стало громче. – Цыц, шавка! – прикрикнул Маэстро, который в это время приглаживал свои накладные усы, глядя в осколок зеркала. На какое-то время в ящике наступила тишина, а потом царапанье снова возобновилось. – Гулять просится, – вздохнул Баян. Хотя он даже не смотрел в сторону Маэстро, тот почему-то принял его слова на свой счет. Он убрал зеркало и, повернувшись к Баяну, сердито заговорил: – Что ты опять начинаешь? Отработаем представление, тогда и погуляю. Можешь и сам погулять, если такой сердобольный. Или вон свою старую знакомую попроси. – Он кивнул в сторону занавески, за которой все еще лилась вода. – Можете хоть всю ночь, хоть до самого отъезда гулять. Баян снова вздохнул, но ничего не ответил. А узнать, кто в ящике, очень хотелось. Собравшись с духом, Майка подергала его за рукав. – Дядя Баян, кто у вас там? – Шавка. – Он шагнул к ящику, но в последний момент остановился и оценивающе взглянул на Майку. – Не забоишься? Вижу, что не забоишься. Тогда гляди. Майка затаила дыхание и даже приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, когда Баян отодвинул железный засов и слегка приоткрыл крышку ящика. Внутри сидел похожий на собаку лохматый зверь. Только шерсть у него была не такая густая, как у собак с Тверской, глаза мельче, морда короче, а одно ухо почему-то гораздо крупнее другого. Увидев перед собой незнакомую девочку, зверь сразу вскочил на все четыре лапы и смешно завилял одновременно двумя хвостами. – Кто ты? – спросила у зверя Майка. Он издал в ответ протяжный звук – не визг и не рычание, а что-то среднее. – Ишь ты, отвечает, – покачал головой Баян. – Собака это, мутант, – сказал подошедший ближе Маэстро. – Я ее у егерей на Ганзе купил. Те ее на потраву охотникам вели. Есть у местных толстосумов забава разных специально отловленных тварей стрелять. Пристрелили бы шавку потехи ради. А я гляжу – глаза умные. Вот и пожалел. Потом к фокусам приспособил. Так что теперь шавка нас кормит. – К фокусам? Вопрос задала женщина-кошка. Никто не заметил, как она подошла, но Майку это не удивило. Она умылась, расчесала волосы и переоделась в облегающий черный костюм, расшитый серебристыми звездами. Майка изумленно выкатила глаза, да и не она одна. Все как зачарованные смотрели на женщину-кошку, которая словно помолодела сразу на несколько лет. – Варька, ты прямо картинка! – восхищенно покачал головой Баян. Он еще не закончил говорить, но Майка уже знала, чего ей хочется: нарисовать портрет женщины-кошки. Та, видимо, как-то поняла ее желание, хотя Майка подозревала, что женщина-кошка не умеет читать мысли. Она шагнула к Майке и протянула ей целых четыре или даже пять листов бумаги и маленький карандаш. – Держи. Это тебе. Подарок от меня. И извини, что я на тебя накричала. Майка хотела поблагодарить ее за бумагу и карандаш, особенно за бумагу, но женщина-кошка уже повернулась к Маэстро. – Так что насчет фокусов? – А? – Маэстро тряхнул головой, словно отгонял наваждение, и принялся объяснять. – Тут ставим перегородку, и получается как бы еще один отсек. Зрители шавку не видят и думают, что ящик пустой. В него на сцене Глори залезает. Потом я ящик открываю, а в нем уже не она, а шавка. Ничего особенного, но народу нравится. – Это у нас гвоздь программы, – поддержал коллегу Баян. – Красавица и чудовище! Магическое превращение! Воспользовавшись тем, что на нее никто не смотрит, Майка исподтишка взглянула на Глори. В отличие от женщины-кошки назвать ее красавицей можно было лишь с большой натяжкой. Маэстро, видимо, пришел к такому же выводу. Он еще раз оценивающе взглянул на новенькую в своей труппе и спросил: – Поработаешь в номере с шавкой? Еда и проживание за наш счет. Согласна? Та на секунду задумалась. – Согласна, если довезете нас до Октябрьской. Маэстро сразу повеселел и молча протянул женщине-кошке руку. Майка тоже радостно заулыбалась. Она понятия не имела, куда и зачем направляется женщина, да ее это не особенно и интересовало. Главное, они отправятся в путешествие через все метро! Октябрьская – это же почти на противоположной стороне Кольца! И все это время, пока они вместе будут туда добираться, Майка сможет разговаривать с этими удивительными людьми, наблюдать за их работой и восхищаться теми чудесами, которые они называют фокусами. А если еще удастся уговорить женщину-кошку спеть под музыку дяди Баяна, вообще будет просто замечательно. * * * Все получилось на редкость удачно, Гончая даже не ожидала подобного везения. Пока она прикидывала, как убедить Маэстро оставить ее в цирковой труппе до конца гастрольного тура, что позволило бы им с Майкой без проблем добраться до Октябрьской, он сам предложил ей это. Гончей даже пришлось притушить вспыхнувший радостью взгляд, чтобы не бросалось в глаза чужим. Майка оказалась единственной, кто почувствовал ее настроение, и засияла, как новенький патрон. А уже через минуту чудесный план затрещал по швам, когда Маэстро протянул ремень с девятью ножами. – Потренировалась? – спросил он. – Немного, – проглотив застрявший в горле ком, быстро ответила Гончая. И вновь, никто кроме Майки, не заметил, как дрогнул ее голос. – А что так? – зацепился за невразумительный ответ Маэстро. Но Гончая уже справилась с волнением и полностью овладела собой и своим голосом. – Нож сломался. Пришлось выбросить, – спокойно ответила она. Нож остался в шее амбала, труп которого она запихнула под вагонетку. Уже давно (да, никогда!) Гончая не совершала таких ужасных ошибок и сейчас не могла понять, как это случилось. Да, в тупике было довольно темно! Да, она ужасно разозлилась, споря с Майкой! Но не настолько, чтобы не заметить торчащий из раны нож, тем более забыть про него! И все же это произошло. И если бы Маэстро своим вопросом не напомнил о случившемся, она бы так и не вспомнила о забытом ноже. – Как сломался? – опешил фокусник. – Так получилось. – Гончая виновато развела руками, потом выгребла из торбы пять оставшихся патронов и протянула на ладони фокуснику. – Вот, компенсация. Поколебавшись, он отвел ее руку. – Оставь себе. Потом отработаешь.