– Вы полны сюрпризов, – заметил старший брамин и уважительно покачал головой. – Выбраться из фашистского плена, на такое способны немногие. Скажите, спутница, о которой вы упомянули, она тоже спаслась? – Тоже. – Благодаря вам? – Скорее, я благодаря ей. – И вы считаете, что спаслись, потому что невидимый собеседник предсказал вам освобождение? На этот раз брамин попал пальцем в небо. Или куда теперь попадают, когда несут чушь? – Нет! Он сказал, что мы умрем. Не мы двое, а вообще все люди метро. – И вы поверили ему? Все обречены на мучительную гибель… Земля избавляется от остатков человечества. – Если бы вы слышали этот голос, тоже поверили. – Не стану спорить, – как-то уж слишком легко согласился брамин. – Тем не менее мы все еще живы. «Надолго ли?» – Скажите, Катана, вы уверены, что ваш невидимый собеседник разговаривал именно с вами? Вдруг он обращался к вашей спутнице? Гончая помотала головой. – Она маленькая девочка. Ей всего шесть лет. Но ее ответ, похоже, не убедил брамина. – Чувственное восприятие у детей острее, чем у взрослых. Порой они видят и слышат то, на что мы не способны. Что вам рассказала девочка об услышанном? – Я не спрашивала, – призналась Гончая. – Обязательно спросите. Возможно, она знает больше, чем вы думаете. «Это точно, – мысленно согласилась Гончая. – Причем даже такое, о чем совсем не хочется спрашивать». * * * Майка с тоской взглянула на свою клетку. Ее стены были обклеены цветной бумагой, пол покрыт незнакомым гладким и скользким материалом, который человек по имени Стратег назвал линолеумом. Кроме линолеума на полу лежал широченный кусок очень толстой и пушистой ткани, который назывался ковром. Когда Майка наступала на ковер босыми ногами, они мягко погружались в его толстый ворс и совершенно не мерзли. Новое ощущение забавляло ее. Поначалу. Несмотря на обклеенные бумагой стены, ковер, настоящую кровать с настоящим матрасом, стол и стул, соответствующие Майкиному росту, и отсутствие решеток, это все равно была клетка! Красивая клетка с запертой железной дверью! Когда дверь открывалась, в клетку заходил Стратег – ее новый «друг», которого Майка меньше всего хотела видеть. Он заходил часто, но к Майкиному облегчению никогда не задерживался долго. В первый раз он принес картонную коробку, в которой оказались большой яркий мяч, цветные кубики, резиновый шнурок с пластмассовыми ручками на концах, через который, по словам Стратега, можно было прыгать, тощая длинноногая кукла с распущенными волосами и забавная штука, показывающая цветные картинки, под названием калейдоскоп. Во второй раз подарил альбом для рисования, кисточки и краски, которые нужно было разводить водой, и три упаковки цветных карандашей. Он хотел, чтобы Майка ему что-нибудь нарисовала, потом начал требовать, в конце концов, рассердился и ушел. Она честно пыталась рисовать, не для того, чтобы порадовать Стратега, а чтобы чем-то себя занять и хотя бы немного успокоиться. Но из этой затеи ничего не вышло, и, кроме каких-то бесформенных клякс и пятен, у Майки ничего не получилось. Несколько раз вместо Стратега в клетку заходила женщина в белом халате – приносила еду. Но она даже не разговаривала с Майкой, молча ставила на стол тарелки и так же молча уходила. Еда была вкусной. Наверное, вкусной, потому что выглядела красиво. Но Майка чувствовала только горечь во рту, когда ела ее. Да и когда не ела – тоже. Горечь проникала из ее мыслей. Они отравляли вкус еды, они же сделали Майку злой и неуклюжей. Все, к чему она прикасалась, валилось из рук. Карандаши ломались, краски проливались, кубики рассыпались, мяч норовил закатиться под стол или под кровать, шнурок для прыганья и даже калейдоскоп валялись на полу без дела, лишь тощая кукла таращила на Майку свои бессмысленные глаза. Она так уже надоела своим взглядом, что порой Майке хотелось проткнуть куклу карандашом или оторвать ей голову. Майка не делала этого только потому, что знала, если она сломает куклу, станет еще хуже. Как случилось, когда она прогнала женщину-кошку. Но разве можно было поступить иначе?! Ведь женщина-кошка украла ее! Женщина-кошка убила ее сестру! Пусть не сама, но она позволила убийцам это сделать, хотя могла их остановить! Она лгала, убивала людей! Она… плохая. И Майка правильно поступила, прогнав ее! Тогда почему ей так больно? Боль мучила Майку с той поры, как женщина-кошка ушла, а она осталась со Стратегом. Майка надеялась, что со временем боль пройдет, но та не проходила. Наоборот, с каждым днем становилась только сильнее. Майка сползла с кровати, шлепая ногами по ковру, дошла до противоположной стены и повернула обратно. За два дня она исходила свою клетку вдоль и поперек – девять шагов в одном направлении, десять и еще два в другом. Зато не нужно ни от кого прятаться и никуда бежать, как она бегала и пряталась вместе с женщиной-кошкой! Не надо опасаться, что ее будут травить собаками или запрут в железную клетку! Конечно, не надо, потому что она уже там. Стратег посадил ее в клетку и кормит и поит, как прирученную домашнюю крысу. Вот кто она такая! А женщина-кошка никому не позволила бы посадить себя в клетку. Потому что она не крыса! Даже когда злые солдаты силой засунули ее туда, женщина-кошка стала драться с ними. Мысли в голове проделали неожиданный поворот, окончательно запутав Майку. Она вдруг вспомнила, хотя вроде бы и не забывала, что и в кабинете у злого доктора, и в железной клетке, где ее заперли злые солдаты, женщина-кошка дралась не за себя. Она дралась за Майку, защищая не свою, а ее жизнь. И в баре на Белорусской, и позже в тупике, у вагонетки с золой, она тоже защищала Майку. И во время обвала. Если бы не женщина-кошка Майку вполне могло завалить камнями или раздавить перевернувшейся дрезиной. – Она позволила бандитам убить сестру, – упрямо возразила Майка самой себе. Но та, другая Майка, с которой она спорила, тоже нашла, что возразить. – А сколько раз потом спасала тебе жизнь? Майка принялась считать, но той другой это было не интересно. – И чем ты ей отплатила? Прогнала. Об этом можно было не напоминать. Майка помнила свой последний разговор с женщиной-кошкой до мельчайших деталей. Помнила, как опустила глаза и как сказала ей «уходи». Помнила, как пошатнулась женщина-кошка, словно ее ударили ножом или выстрелили в упор, у нее даже остановилось дыхание, как она повернулась и, нетвердо переступая ногами, словно раненая, побрела прочь. – Я… я… – Майка почувствовала, что заикается. – Я не могла иначе. Мне было тяжело. – А сейчас легко? Майка всхлипнула, а та, другая, безжалостно продолжала: – Оглянись вокруг. Посмотри на то, что ты получила взамен. Клетку с обклеенными бумагой стенами и глупую куклу с равнодушным взглядом. Почему же ты не радуешься? Ты же этого хотела. Майка дернула головой и снова всхлипнула. – Я не хотела. – А чего ты хотела, когда прогнала ту, которую называла мамой? – Я не называла. – А как же «мама говорит правду» и «спой еще, мама»? Или забыла? Майка ничего не забыла. Размазывая по лицу слезы, она бросилась к столу, на котором сидела принесенная Стратегом кукла, схватила ее за волосы и рывком оторвала голову, а потом швырнула и голову, и обезглавленное туловище через всю комнату. Нет, она не ошиблась. Стало только хуже. Глава 8 Контрабанда Сведения, которые сообщили брамины о сталкерах, побывавших на Полежаевской, оказались весьма расплывчатыми. Неудивительно, что брамины не смогли разыскать этих людей. Но Гончая точно знала, с чего начинать поиски. Ответ подсказал заигрывающий с ней пограничник Краснопресненской. Этот ответ был связан с ее старым знакомым по имени Шериф. Суть службы Шерифа состояла в расследовании именно таких происшествий, выяснении всех их обстоятельств. Правда, его служебный интерес ограничивался станциями Кольцевой линии и перегонами между ними, но Гончая представить не могла, чтобы трагедия Полежаевской, о которой говорило все метро, не привлекла его внимание. Даже если это не так, разговор с Шерифом мог помочь выйти на след очевидцев трагедии. Но тот обретался на Краснопресненской, а туда еще нужно было как-то попасть. Гончая понадеялась на помощь браминов, но с ними ей оказалось не по пути. Выбрав исполнителя для своего заказа, они не стали задерживаться в Китай-городе, что, по мнению Гончей, было весьма разумно, а в сопровождении нанятых для охраны молодчиков сразу отправились на Таганскую, планируя доехать оттуда по Кольцу до Киевской, где до Полиса уже рукой подать. По сравнению с любым другим маршрутом этот путь был наименее опасным, хотя и не самым близким. В отличие от браминов вход на Таганскую для Гончей был закрыт. Уж в этом обещании Стратега можно не сомневаться. Единственный доступный маршрут пролегал через наводненный красными шпиками Кузнецкий мост и обитель их непримиримых врагов – фашистский Рейх. Гончая отнюдь не была уверена, что после недавних событий на Тверской и Пушкинской, особенно после гибели пяти штурмовиков в концлагере, пограничники Рейха отнесутся к ней благосклонно. Вдвоем с Майкой она ни за что не решилась бы на такую авантюру, но без девочки можно и рискнуть. Свою помощь неожиданно предложил Коленвал, когда узнал, куда направляется его старая знакомая. По его словам, к Баррикадной шли двое его ходоков, он так и сказал «мои ходоки» и вызвался познакомить с ними Гончую. Ходоки оказались челноками, но на обычных торговцев походили мало. Оба выглядели опытными и тертыми бродягами. Гончая с первого взгляда определила, что на их счету немало рискованных и опасных путешествий. Практичная одежда, добротная, а главное крепкая, неизношенная обувь: у одного – кирзачи, у другого – армейские берцы, наконец, оружие: укороченный автомат со складным прикладом и ухоженная охотничья двустволка – все указывало, что эти двое серьезно подготовились к предстоящему походу. Старшего, который был обут в берцы и вооружен укороченным «калашниковым», звали Башка, его спутника в кирзовых сапогах – Самокат. При виде незнакомой женщины он выпятил грудь и расплылся в добродушной улыбке. Гончую это не удивило. Перед знакомством с ходоками она привела в порядок одежду, вымыла голову и расчесала волосы. – Катана, – компанейски хлопнул ее по плечу Коленвал. – Ей тоже на Баррикадную надо. Возьмешь за компанию? Вопрос адресовался Башке. И по тому, что это был не приказ, а вопрос, Гончая поняла, что челноки Коленвалу не подчиняются. В отличие от Самоката Башка посмотрел на нее хмуро и неприязненно, Гончая насторожилась (с чего бы?), но отказываться от нежданной женской компании не стал. – Пусть идет. Но если вдруг чего, я тебя на себе не потащу, – предупредил он будущую спутницу. – Брошу в туннеле. Гончая слегка улыбнулась в ответ и кивнула, зато Коленвал заржал в полный голос: – Ты лучше переживай, чтобы она тебя не бросила, если чего.