Но пограничники не стреляли. Их сведенные судорогой пальцы плясали на спусковых крючках, не в силах нажать на спуск. А по туннелю катился набравший нечеловеческую силу голос. – И бледные черви будут грызть разлагающиеся трупы! Женщина отделилась от стены, расправила плечи и двинулась на пограничников, и те, подавшись назад, сами отпрянули от нее. Гончая тоже почувствовала непреодолимое желание бежать прочь, неважно куда, главное – отсюда, от этого голоса. Но тут офицер выдернул из кобуры пистолет и открыл огонь. Бах! Бах! Бах! Когда он сделал первый выстрел, их разделяло не более четырех метров. Всего четыре метра! Промахнуться на таком расстоянии просто невозможно. Но женщина продолжала двигаться. Она даже не пошатнулась! – Зверь уже здесь! В какой-то момент Гончей показалось, что голос не принадлежит женщине. Она лишь открывает рот в такт словам. Бах! Бах! – Я слышу его дыхание! Бах! Бах! Гончая мысленно считала выстрелы, с ужасом думая, что произойдет, когда в пистолете офицера закончатся патроны, и приближающаяся к нему женщина (ведьма!) коснется его своей рукой. – Слышу… Бах! Магазин опустел, затвор застыл в заднем положении, но последняя выпущенная офицером пуля, скорее всего, случайно угодила женщине в шею, перебив гортань. Вместо слов из простреленного горла вырвалось облачко кровавого пара, она пошатнулась, но не упала, а мягко, словно бы нехотя, опустилась на рельсы. Вот тогда пограничников отпустило странное оцепенение, и они принялись в ярости поливать свинцом уже неподвижное тело. Прикончивший женщину офицер машинально снял пистолет с затворной задержки и тоже несколько раз яростно нажал на спуск, но еще ни одно оружие не выстрелило, не будучи заряженным. Зато пограничники продолжили пальбу, пока их автоматы не захлебнулись. Тогда они принялись менять пустые рожки, а офицер наконец оторвал взгляд от изрешеченного женского тела и изумленно уставился на подошедших к посту людей. * * * Теперь Гончая могла как следует рассмотреть командира пограничного наряда. Нет, лицом к лицу она с ним прежде не встречалась. И с остальными бойцами тоже. Значит, ни офицер, ни его подчиненные не смогут ее опознать. Убедившись в этом, Гончая перевела взгляд на своих спутников. Разыгравшаяся на блокпосту жуткая сцена привела контрабандистов в смятение. Причем Гончая была абсолютно уверена, что их испугало не столько убийство женщины, сколько ее мрачные пророчества. Им надо было переждать в туннеле, пока пограничники придут в себя, а не соваться на блокпост в гущу событий. Но Гончая слишком поздно осознала допущенную ошибку, когда изменить что-либо стало невозможно. – Стоять на месте! Кто такие?! – грозно спросил офицер. И пять автоматных стволов, одновременно нацелившихся на путников, лишь подтвердили реальную угрозу в его голосе. – Челноки с Китай-города… на Баррикадную, вот, идем, – залепетал Самокат. – Полноценные люди, – с достоинством ответил Башка. Гончая решила, что из всех вариантов ответа опытный контрабандист выбрал лучший. В обычных обстоятельствах такой ответ подействовал бы на пограничников отрезвляюще. Но пережитый ими страх и опьянение от недавно пролитой крови были еще слишком сильны. – Проверим, какие вы полноценные, – тяжело дыша, произнес офицер и внезапно сорвался на крик. – Личный досмотр! Раздевайтесь! Живо! – Да зачем же? Вот, у нас и документ есть, с печатью, как положено. Все проверки пройдены, – попытался урезонить командира Башка. В его руках действительно появилась какая-то бумага с печатью Рейха, но прежде чем офицер открыл рот, Гончая уже поняла, что никакие бумаги с печатями тут не подействуют. Он отмахнулся от протянутой бумажки и снова схватился за пистолет. – Молчать, тварь! Снимай одежду! И вы тоже! Ствол пистолета по очереди нацелился в грудь Самоката и Гончей. Магазин восьмизарядного «макарова» был пуст – офицер так и не перезарядил его. А вот его подчиненные не забыли это сделать и сейчас разглядывали трех чужаков сквозь прицелы снаряженных автоматов, взяв их на изготовку. – Эй-эй, чего вы? Ладно, раз так, – испуганно пробормотал Самокат и принялся расстегивать свой армейский бушлат. Через секунду к нему присоединился Башка, но Гончая заметила его секундную задержку. Отчего-то вспомнился медицинский кабинет дока и его остановившийся взгляд на сросшихся пальцах Майки. Где-то в самом низу живота возникло сосущее чувство неотвратимой беды. Гончая сделала незаметный шаг в сторону. Миг, и она исчезнет в туннельной темноте. Правда, на посту имеется мощный прожектор, который и освещал недавно установленный фанерный щит, и если пограничники направят его в туннель, то без труда обнаружат удирающую женскую фигурку. Дальше уж как повезет. Но пять автоматов! Это настоящий шквал огня и почти верная смерть. Гончая снова перевела взгляд на Башку. Тот уже снял ватник и, опустившись на одно колено, не спеша, без суеты расшнуровывал берцы. Может, все еще обойдется. – Ну, чё встала? Боишься сиськи показать? – прикрикнул на нее офицер. Гончая решила, что это хороший знак, раз к командиру пограничников вернулась способность шутить. Она сбросила свою брезентовую робу и взялась за пуговицы рубашки. Самокат разделся первым: видимо, очень спешил доказать свою полноценность. Переступая по шпалам босыми ногами, он приблизился к командиру пограничников, заискивающе улыбнулся, после чего спустил до колен свои широкие мужские трусы и замер в такой скрюченной позе. – Можешь одеваться, – высокомерно разрешил офицер, взглянув на его вяло обвисшее хозяйство. Гончая решила последовать примеру Самоката. Вид обнаженного женского тела наверняка поднял бы настроение пограничной страже. Но тут внимание командира пограничников внезапно переключилось на Башку. – А это что? – воскликнул офицер и, подскочив к Башке, сорвал майку с его правого плеча. Под мышкой у Башки под кожей выпирала шишка размером со свиной пятак. Увидев ее, офицер брезгливо отдернул руку. Гончая не поняла, как он заметил сей дефект под одеждой, но сейчас это уже не имело значения. – Мутантский нарост! – заверещал офицер, и опустившие было стволы пограничники снова вскинули оружие. – Да какой нарост? Мозоль это. От лямки рюкзака мозоль! – пробовал оправдаться Башка, но его не слушали. – Врешь, тварь. Нарост! – со злорадным удовлетворением повторил офицер. – Значит, ты мутант, выродок! А что делают с выродками? Пограничники довольно оскалились, осмелели. Офицер победно обернулся и уперся взглядом в Самоката. – А ты, скотина, с мутантом связался?! Покрываешь его?! – Не-е, – отчаянно замотал головой тот. – Не покрываю. – Не покрываешь? – хмыкнул офицер, потом подобрал охотничье ружье, которое контрабандист прислонил к стенке пассажирской платформы, и сунул его Самокату в руки. – Тогда кончи мутанта. Самокат еще сильнее замотал головой, но старший блокпоста имел большой опыт подавления таких протестов. Его пистолет уперся Самокату в висок. – Кончай его или сначала сам сдохнешь! Офицер не мог выстрелить, потому что в его пистолете не было патронов, но это ничего не меняло. Самокат «поплыл». Ствол его ружья постепенно начал клониться в сторону Башки. С такими темпами на это могло уйти несколько секунд. А потом непременно грянет выстрел. Гончая прикинула, что она может сделать. Можно вырвать ружье у Самоката из рук – он так напуган, что физически не сможет сопротивляться, и оглушить прикладом командира пограннаряда. Возможно, ей даже удастся застрелить и пару штурмовиков. А потом? Потом трое оставшихся нашпигуют ее, Самоката и Башку свинцом. Можно вообще ничего не делать: посмотреть, как напарник прихлопнет Башку, и продолжить путь. Или объявить во всеуслышание, что она Валькирия, и потребовать отменить казнь. Не факт, что пограничники ей поверят. В концлагере ведь не поверили. Да и Башку ее признание не спасет, а вот свое лицо она раскроет. Ввязываться из-за какого-то челнока в огневую или словесную схватку в равной мере не хотелось. Вот если бы на месте Башки оказалась Майка, Гончая не колебалась бы ни секунды. Но тут ее блуждающий взгляд зацепился за бодро шагающего по платформе человека. – Меня смотреть разве не будете? – спросила Гончая у командира погранпоста, чтобы выиграть время. – Я что, зря раздевалась? Она успела снять только многострадальную робу и расстегнуть рубашку, но пограничники все равно повелись. Даже Самокат на время забыл о своем обреченном напарнике и повернулся к ней. А замеченный объект тем временем неумолимо приближался. Гончая решила, что пора. – Без меня не начинайте. Я быстро. Действительно быстро, никто не успел даже рта раскрыть, Гончая вскочила на барьер из мешков с землей, оттуда перепрыгнула на платформу и уже через секунду оказалась возле объекта. – Привет, док. Доктор изумленно вытаращил глаза и уставился на нее, Гончая развернула его спиной к пограничникам, заслонившись от них его дряблым телом. – Тебя не пристрелили? Я рада. – Я-я… – залепетал он. – Знаю: ты тоже рад. Сейчас обернись. Она развернула его лицом к блокпосту. Момент был опасным, но пограничники не стреляли. – Эти двое со мной. У того, что в разорванной майке, под мышкой мозоль или не знаю что, тебе виднее. Но он не мутант! Ты понял? Твоя задача объяснить это остальным. Сделаешь так, и я забуду, что ты пытался меня убить. Все ясно? – Д-да. Ответ прозвучал еле слышно, зато энергичный кивок выглядел более убедительно. – Тогда вперед, – Гончая хлопнула доктора по спине, подтолкнув к блокпосту. – Увидела старого знакомого, не смогла удержаться, – объяснила она свою выходку командиру пограничного наряда. Тот гневно сверкнул глазами и открыл рот, собираясь что-то сказать, но доктор опередил его. – Что здесь происходит? Доложите. Док был гражданским, что, по мнению офицера, почти приравнивалось к недочеловеку, но он лечил фюрера, его любовницу и раненых героев Рейха, поэтому его вопросы оказалось невозможно полностью игнорировать. – Мутанта поймали, – доложил офицер. – Мутанта? – переспросил доктор. – Что-то не похож.