– Объяснений? – Стратег повернулся к нему. – Извольте. Вы не дали своего согласия, потому что я об этом не спрашивал. – Вы что, издеваетесь?! – Что бы ни вообразил себе бывший геофизик, такого ответа он не ожидал. – Немедленно снимите с нее наручники! – Послушайте, никто ни над кем не издевается. Вы, как представитель точной науки, должны знать: чтобы на чем-то настаивать, нужно разбираться в вопросе. Вот вам, например, известно, что эта женщина с удовольствием прикончила бы больше половины присутствующих, а точнее – всех! Может быть, за исключением вас? – Как прикончила? – опешил брамин. Стратег пожал плечами. – Застрелила или зарезала. Она проделывала и то и другое. И не хлопайте глазами. Не спрашивали у нее, сколько человек она убила? Самое время спросить, пока есть такая возможность. Молчите? Ну, дело ваше. Эта женщина – убийца, нравится вам это или нет. Первоклассная убийца. Но она нужна мне, поэтому она здесь. И вы мне нужны. Нужны для дела, от которого зависит будущее всего метро. В кои-то годы вам представилась возможность вместо пустых и бессмысленных разговоров в Полисе с такими же великовозрастными бездельниками сделать что-то реально нужное и полезное, так используйте ее. Выбросьте из головы все обиды, рассуждения о вежливости и порядочности, если они вам мешают думать, и займитесь тем, ради чего я вас пригласил. Короткая эмоциональная речь Стратега зацепила брамина. Она даже Гончую зацепила! Но что-то внутри него оказалось сильнее железных доводов холодного разума. – Как же без порядочности? Мы же люди, а не монстры, – с сомнением в голосе сказал бывший геофизик. Но Стратег не стал возражать. Может, решил, что с оппонента достаточно, а может, просто устал. – Верно. Монстр под землей. Но куда он там ползет и где в следующий раз вылезет из своей норы – мы не знаем. А это необходимо знать, чтобы выманить монстра из его подземного логова. Деловой тон сразу отрезвил брамина. Гончая даже подумала, что Стратег прибег к нему намеренно. Как бы там ни было, бывший геофизик больше не хотел спорить или что-то доказывать, и эмоционально начавшийся разговор плавно перетек в обсуждение технических деталей. – Я пробовал рассчитать траекторию движения червя, но без аппаратуры сделать это проблематично. Очень мало данных. Даже если… – Будет вам аппаратура. Потерпите, – перебил брамина Стратег. – Лучше скажите, что этот червь жрал, что вырос до таких размеров? Чем он вообще питается? Бывший геофизик задумался, но лишь на мгновение. Гончая поспорила бы с кем угодно, что этот вопрос уже не раз приходил ему в голову. – Белок, целлюлозу, любую органику. Можно сказать, что он питается самой жизнью. У Гончей в груди сначала на миг остановилось, а потом отчаянно забилось сердце. Ужас сковал все члены, а темный туннель, по которому катила дрезина, показался дорогой в преисподнюю. Потому что последние слова брамина поразительным образом совпали с догадкой или страшным пророчеством Майки и ее собственными мыслями. И не только совпали, но и дополнили их! Пожиратель рухнувшего мира… питается самой жизнью. * * * Рассуждения брамина о подземном чудовище, назвавшего гигантского червя пожирателем жизни, подействовали на всех угнетающе. Стратег нахмурился и отвернулся, сам брамин угрюмо молчал, даже Палач со своим одноглазым напарником, качающие приводные рычаги, заметно сникли. Хотя, возможно, причиной тому стала обычная усталость – толкать вперед тяжелую дрезину, да еще нагруженную сверх меры, оказалось нелегким делом даже для бугрящегося мышцами Палача. Его мясистое лицо покрылось потом, но он продолжал усердно налегать на рычаги, пока дрезина не доехала до Лубянки-Дзержинской. В прошлый раз Гончая попала сюда на допрос, а точнее на растерзание, к Палачу. Ее приволокли на станцию избитую и оглушенную, и не многое она смогла здесь рассмотреть. Запомнился только глубокий подвал и как ее спускали туда сначала по бетонной, а потом по железной лестнице. По архитектуре Дзержинская мало чем отличалась от Проспекта Маркса. Разве что облицованные мрамором опоры, поддерживающие потолочный свод, здесь были шире и массивнее, а проходы между ними у?же. Вместо кумачовых полотнищ Проспекта на стенах висели лаконичные плакаты, призывающие к бдительности и непримиримости к врагам. Но первое, что бросалось в глаза, это отсутствие на станции гражданских. Все, кого заметила Гончая на платформе, включая пограничные караулы на въезде и выезде со станции, были одеты в форму. Палача на Дзержинской хорошо знали и, похоже, боялись. Пограничники, с которыми он разговаривал, неизменно отдавали ему честь, а в глазах некоторых Гончая заметила настоящий страх. А вот Стратег, как выяснилось, не пользовался у них авторитетом. Стоило Палачу отлучиться на несколько минут, как караул немедленно окружил дрезину. Хотя пограничники не держали пассажиров на прицеле, Гончая поняла по их настороженным лицам, что при малейшем подозрении они откроют огонь на поражение. И если Палач прикажет им пристрелить Стратега, брамина, или ее, или всех вместе, они сделают это без колебания. Однако такой команды не последовало, и когда Палач снова встал за рычаги, дрезина продолжила путь. Вскоре Дзержинская с ее забрызганными кровью подвалами осталась позади. А потом произошло странное. Гончей показалось, что туннельный мрак вокруг катящейся по путям дрезины внезапно сгустился, сделался плотнее, что ли. Наверняка в старой лампе прогорел фитиль, и она стала хуже светить, но создавалось полное ощущение, будто дрезина с трудом пробирается сквозь вязкую тьму. Даже приводные рычаги стали как будто глуше скрипеть. Неожиданно Гончая поймала себя на мысли, что не слышит стука колес. Она прислушалась. Нет, колеса не стучали. Вообще. А ведь это уже было: и гасящая звуки вязкая мгла, и скрывающиеся в ней смертельные ловушки. «Взрывающиеся пузыри! – пронзила сознание внезапная мысль. – Сухопутные медузы-убийцы!» – Стойте! – вскочив на ноги, закричала Гончая. – Свет! Палач бросил рычаги и злобно уставился на возмутительницу спокойствия, брамин тоже обернулся к ней, лишь один Стратег отреагировал должным образом – зажег небольшой, но мощный ручной фонарь и осветил туннель. Ни лопающихся пузырей, выбрасывающих при взрыве смертельно ядовитые нити-щупальца, ни стелющегося по дну тумана впереди не оказалось. Совершенно чистый туннель. Стратег поводил фонарем из стороны в сторону. Гончая проследила за перемещением луча, но не заметила ничего подозрительного. Если прежде что-то и было вокруг: туман, подозрительное марево или гасящая звуки вязкая мгла, электрический свет рассеял ее без остатка. Гончая облегченно выдохнула. – Это Дзержинская-Лубянка тебя не отпускает, – усмехнулся за ее спиной Палач. – С Лубянки путь только в один конец, а ты сбежала. Вот она и злится. – Да пусть хоть перебесится, – огрызнулась Гончая. Палач угрожающе выдвинул вперед нижнюю челюсть и заиграл желваками. Гончая ответила на эту пантомиму вызывающим взглядом. Ссадины от наручников затянулись коркой подсохшей крови, усталость прошла, и она чувствовала себя, в общем, неплохо. Со скованными руками и без оружия Палача ей, конечно, не одолеть, но если он попытается снова избить ее до полусмерти, то дорого за это заплатит. Назревающую схватку остановил Стратег. – Хватит разговоров, – сказал он. – Едем дальше. Палач удивил Гончую – послушался, взялся за приводные рычаги, и дрезина снова поехала вперед. Только теперь мрак впереди разрезал луч фонаря Стратега. Может, он и не отнесся всерьез к предупреждению своей беглой ищейки, может, вообще решил, что у нее поехала крыша, но не выключал фонарь до следующей станции. Прибытие туда прошло по тому же сценарию, что и на Дзержинской: Палач выслушал короткий доклад пограничников и снова куда-то ушел. – Куда он все время ходит? – спросила у Стратега Гончая, когда ее мучитель скрылся на платформе. – Связывается по телефону со следующей станцией, чтобы сообщить о нашем движении и узнать обстановку. – Чтобы доблестные красные пограничники ненароком не перестреляли нас, приняв за диверсантов? – усмехнулась Гончая. Забыла, что разговаривает не с Палачом, на Стратега ее сарказм не действовал. – И это тоже, – невозмутимо ответил тот. – Но главное, убедиться, что станция по-прежнему существует, и туда можно доехать. Гончая хотела съязвить и по этому поводу, но передумала. В метро никакая предосторожность не бывает лишней. В этот раз Палач отсутствовал дольше и вернулся чем-то озабоченный. – Можем ехать, но надо поторопиться, – объявил он, запрыгнув на дрезину, и сразу взялся за рычаги. – В чем дело? – насторожился Стратег. – На Красных Воротах тревога. Сталкеры с поверхности не вернулись. Стратег сразу расслабился, да и брамин не придал словам Палача особого значения, и совершенно напрасно. Смельчаки, собирающие на поверхности разный полезный хлам и гордо именующие себя сталкерами, пропадали часто – этим в метро никого не удивишь. Обычно их исчезновение станции не угрожало. Но случалось и по-другому. В отличие от Стратега и брамина, одноглазый напарник Палача отнесся к его предупреждению серьезно. Настолько серьезно, что впервые решился заговорить. – Плохо дело. Это прозвучало, как «п…охо де…о». Мало того, что одноглазый пропустил букву «л», он и говорил скрипучим, нечеловеческим голосом. Похожим образом изъяснялся раненый штурмовик, которого Гончая однажды встретила в госпитале Рейха. Бедолага напоролся на растяжку, при этом избежал серьезных осколочных ранений, но получил тяжелейшую контузию и практически оглох. Стоило вспомнить оглохшего штурмовика, и странное поведение одноглазого мгновенно объяснилось. «Он же глухой!» – сообразила Гончая. Обожженное лицо и потерянный глаз – наверняка, последствия взрыва. Не реагирует на слова и не отвечает на вопросы, потому что не слышит их, отсюда и измененная речь. Что-то читает по губам, раз Палача все-таки понял. «Левша у нас неразговорчив, но ты продолжай», – вспомнила Гончая ироничное замечание Стратега. По всей видимости, он давно знал о глухоте одноглазого. Но зачем Стратегу понадобился лишенный слуха одноглазый калека? Что он умеет такого, чего не умеют другие? Пока Гончая размышляла об одноглазом спутнике и строила на его счет различные догадки, тот вместе с Палачом вновь разогнали дрезину, и вскоре впереди замелькали отблески сигнального костра у Красных Ворот. Палач тоже заметил свет и еще сильнее налег на рычаги, но за полсотни шагов до блокпоста внезапно бросил их и потянул на себя ручной тормоз. Гончей понадобилось чуть больше времени, чтобы понять причину такой перемены. И на Дзержинской, и на Кировской пограничники направляли на приближающуюся дрезину яркий луч электрического света. Однако сейчас этого не произошло. Вблизи Гончая разглядела железную треногу прожектора, но никто не спешил зажигать его. Похоже, у костра вообще никого не было! Зато со станции доносились разгневанные крики, которые внезапно оборвала автоматная очередь. Дрезина уже миновала костер и теперь медленно, со скоростью лениво бредущего человека, подъезжала к платформе. Палач сунул руку в карман, где должно было находиться оружие, но вынул оттуда не пистолет, а складную телескопическую дубинку с металлическим набалдашником на конце, пожалуй, самое эффективное оружие в рукопашной схватке. – Эй, что происходит? – насторожился Стратег. Поздно же он забеспокоился. Ему никто не ответил. Как только дрезина достигла края перрона, Палач шагнул с нее и оказался на платформе. Гончая прыгнула следом. – Куда? – крикнул в спину Стратег. Она даже не обернулась. Обернулся Палач. Увидел, что она последовала за ним, заиграл желваками, но промолчал. Как бы ему не терпелось ее прикончить, сейчас его волновало другое. На станции горело только дежурное освещение, и большая часть платформы терялась в темноте. Что там происходит, понять было нельзя, судя по тишине, ничего серьезного. Зато у ведущих наверх эскалаторов волновалась небольшая, но шумная толпа. Около десяти человек, привычно определила Гончая. Двое или трое из них были в гражданском, столько же в форме пограничников, остальные в непонятной длиннополой одежде с болтающимися противогазами или респираторами. Именно так одевались сталкеры красных, когда выходили на поверхность. Гончая отметила все это лишь мельком, как несущественные, второстепенные детали. Главным было оружие. Оно имелось у всех, за исключением гражданских: автоматы у пограничников, такие же автоматы и дробовики у сталкеров. – …со своей проверкой! Он же умирает! Срочно в госпиталь надо! – услышала Гончая, подойдя ближе. На полу между сталкерами и пограничниками лежал еще один человек в брезентовом балахоне, которого Гончая ранее не заметила. Странное одеяние на боку было разорвано, сквозь прорехи сочилась кровь. Но самая страшная рана оказалась на шее. Она напоминала приоткрытый рот, откуда постоянно доносился приглушенный свист, очевидно, повреждена трахея, и кровь выплескивалась толчками. Гончую удивило, почему товарищи раненого, вместо того чтобы попытаться остановить кровотечение, продолжают препираться с пограничниками. Ни те, ни другие явно не хотели уступать, а парню на полу с каждой секундой становилось все хуже. Неизвестно сколько бы продолжалось их противостояние, если бы не Палач. – Все два шага назад! – скомандовал он.