– Рик! – окликнул его разведчик. – Держи карту! – Спасибо! – Эрик уже изучал оперативную обстановку, но все-таки нашел возможность поблагодарить разведчика. – Всё! Вкалывай номер три и отключайся! Итак, все обстояло именно так, как ему представилось в первые мгновения после входа в систему. Попросту выражаясь, дело было дрянь. Сражение действительно распалось на несколько очагов, и это, по-видимому, не позволяло командованию сыграть «ретираду». Будет слишком похоже на бегство, поскольку бегством и будет. И, разумеется, будут огромные потери. Но в то же время и тянуть не стоило. Почти во всех случаях превосходящие силы халифов атаковали имперцев, тогда как имперцы всего лишь оборонялись. При таком раскладе карточный домик мог посыпаться в любое мгновение. Правда, три крейсера и девять эсминцев, прибывшие из системы Эно, способны были переиграть один из эпизодов битвы с точностью до наоборот. Они шли на помощь двум имперским крейсерам: «Жуайёз»[54] и «Хрисаор»[55] яростно отбивались от халифов, наседавших на них и на тяжелый носитель «Голиаф». Носитель, судя по его пассивности, свои ракетоносцы давно уже сбросил, и, где они находятся сейчас, сказать было трудно. Слишком мелкие цели. На большом расстоянии и не заметишь. Что ж, Эрик тоже мог переиграть один из эпизодов битвы в пользу империи, и он это сделает. «Аскалон» еще минут пятнадцать продержится, а Эрик за это время успеет прибить два халифатских «недокрейсера» и, вероятно, сможет также перехватить вражеские фрегаты-ракетоносцы, идущие к имперскому крейсеру с другого направления. Эти были еще далеко, и до пуска противокорабельных ракет оставалось по крайней мере минут двадцать или чуть больше. «Нормально! – решил Эрик, рассмотрев тактическую схему. – Успеваем… Наверное…» И вдруг замер, потому что вспомнил, где и при каких обстоятельствах слышал недавно название крейсера «Аскалон». На «Аскалоне» держит свой вымпел адмирал Моргенштерн, но Эрику до старого адмирала в данный момент не было никакого дела. Сейчас он вспомнил, что на флагмане 8-й эскадры служит Вера Мельник, и вот это оказалось для Эрика важнее всего остального. Попросту говоря, важнее всего вообще. Вообще-то, таких совпадений не бывает – или не должно быть, – но в жизни Эрика все не как у людей. Где он, там и нарушение порядка вещей. Впрочем, все это философия, которой можно будет заняться как-нибудь потом, на досуге, – если он будет, этот досуг, – а вот смотреть, как гибнет вместе с крейсером его девушка, Эрик себе позволить не мог. Тем более если это будут его собственные последние минуты. – Бригада, слушай мою команду! – Эрик не разрешил себе и капли волнения, сейчас он должен был действовать быстро и хладнокровно. – Первый и четвертый идут на перехват ракетоносцев, остальные со мной. Держите тактическую схему. Схема была проста и незатейлива, но ничего лучше в голову просто не пришло, да и времени для головоломных маневров практически не оставалось. Поэтому Эрик предлагал двум своим спутникам, которые в силу своих физиологических ограничений не могли использовать прием «Оншор», идти в его кильватере, прикрываясь Эриком как щитом. Он их все равно обгонит, но тогда уже «недокрейсерам» станет не до его мателотов[56], халифы сосредоточатся на «Лоте-3», и пуск шестнадцати противокорабельных ракет со средне-близкой дистанции может стать более чем убедительным аргументом в пользу империи. Ну и, кроме того, сам Эрик тоже ведь не расстрелял пока весь свой боезапас. Шесть ракет все еще ждали своего часа под толстой броней фюзеляжа. – Начинаю атаку! Рука замерла на мгновение над переключателем системы жизнеобеспечения. В отличие от боя в системе звезды Уилберга, здесь и сейчас Эрик был сам себе командир. Но отдать приказ медицинскому блоку на активацию процедуры «Берсеркер» можно было только вручную. Это была последняя «защита от дураков», и Эрик ее преодолел. Снял предохранитель, отключил контроль и вжал кнопку активации до упора. «Поехали!» Комплекс 3–2–7 – страшная гадость. Это ему в свое время объяснил еще кавторанг Эльст. Эрик, впрочем, знал это и по собственному опыту. Испытал, что называется, на собственной шкуре как раз тогда, во время незабываемой атаки на «Хадж» и сразу после нее. Двадцать семь часов в отключке случаются не просто так, одним словом, не без причины. Впрочем, позже, на курсах по переподготовке, он узнал про этот «купаж»[57] много интересного и еще пару раз испытал его действие на себе. Потому, наверное, и сегодняшний прием дозы прошел не то чтобы на ура, но и не сказать, чтобы плохо. Но вот чего не рекомендовали делать «секретные» флотские эскулапы ни в коем случае, так это принимать чертово зелье два раза подряд. Однако бывает, что нужда становится дороже жизни. Так случилось и на этот раз. Эрик почувствовал укол инъекции. Ощутил, как разливается по жилам жидкий лед комплекса 3–2–7, выждал еще пару секунд, пока «берсеркер» не овладеет его телом целиком, и врубил подпространственный привод, переводя свой ракетоносец в режим подпрыжка. – Начинаю атаку, – передал он по бригадной сети. – Держитесь в кильватере, господа! И да поможет нам Бог! Скорость возросла рывком, перегрузки вжали его в ложемент, но все это не имело уже никакого значения. «Кабир» лег на боевой курс… * * * Через полтора часа Эрик, как ни странно, все еще был жив. И более того, «Лот-3» по-прежнему оставался на плаву. Пожалуй, это было самым странным во все этой истории. «Кабир» имел семьдесят пять повреждений внешнего корпуса и девять сквозных пробитий внутреннего кокона. На борту находилось трое убитых и пятеро раненых. Но, несмотря на это, ракетоносец не потерял ход и все еще был способен к гиперпространственному переходу. Раненым была оказана необходимая – и возможная в полевых условиях – помощь, они были введены в состояние глубокого сна и закреплены в своих ложементах на боевых постах. В сознании оставались лишь Эрик, Люк и один из двух оружейников. Впрочем, боеприпасов все равно не было, и, значит, ракетоносец был полностью небоеспособен. Сейчас «Лот-3» держался поблизости от крейсера «Аскалон». Безоружный или нет, ракетоносец имел два неповрежденных лазерных кластера ближнего боя и достаточно энергии, чтобы прикрыть своим «периметром» серьезно пострадавший крейсер. Впрочем, желающих атаковать «Аскалон» пока не наблюдалось. Напротив, сорок минут назад в систему вошла еще одна имперская эскадра, и бой начал затухать. Расклад сил не позволял империи выиграть это сражение, но халифы, измотанные боем не меньше имперцев и понесшие большие потери, объявили, что готовы дать противнику «отступить с честью», то есть эвакуировав всех, кого еще можно было спасти. В ближайшие час-два к «Аскалону» должен был подойти транспорт с боеприпасами, он же заберет раненых, как с крейсера, так и с трех оставшихся в строю ракетоносцев. Чуть позже ожидался буксир-эвакуатор, способный забрать с собой в прыжок даже такую громадину, как имперский линейный крейсер. – «Аскалон» вызывает комбрига 93! – Комбриг 93 на связи, – привычно ответил Эрик на вызов. Он не стал уточнять, что является всего лишь временным исполняющим обязанности комбрига. Для командного центра крейсера это была необязательная, а значит, избыточная информация. Хотелось, правда, передать привет Вере, но и это было невозможно, как по этическим соображениям, так и по требованиям устава. «Вот же суки! Спасать просравших битву адмиралов можно, а с девушкой поговорить нельзя…» – Передаю вам благодарность от лица командующего эскадрой адмирала Моргенштерна, – продолжил между тем командный центр. Ну еще бы! Адмирал «комбригу 93» по гроб жизни обязан, только старался Эрик не для него и не для империи. У него была цель куда важнее, чем жизнь какого-то адмирала, – их у империи более чем достаточно, а вот Вера у Эрика одна, – но не скажешь же об этом вслух! – Служу империи! И опять-таки, с одной стороны, все верно: Эрик служит империи, но только потому, что ему просто именно в ней не повезло родиться. Или, напротив, повезло. Однако, так или иначе, Веру выбрал он сам, – полагаясь, прежде всего, на свои чувства, и Вера выбрала его по тем же причинам. А вот империю Эрик не выбирал, да и Торбенам, если по совести, до него дела нет. Родился на территории империи, не помер, хотя и мог, не пропал, выбрался из нищеты и безнадеги – вот и славно! Имеешь право защищать империю от внешних врагов, раз уж ее не защитили от тебя самого, как врага внутреннего. «Снизошли… суки!» – Принято решение, что вы пойдете с нами… Задумавшись, Эрик едва не пропустил главное. Все-таки усталость и двойная доза боевой нейрохимии сказывались и на нем. Не железный, одним словом. – Прошу прощения, в каком смысле с вами? – задал уместный вопрос. – Состыкуем ваши три фрегата с нижней причальной балкой, и тогда эвакуатор заберет вас вместе с крейсером. Вообще-то необычное решение, хотя и не из разряда бессмысленных и невозможных. Стыковка возможна. Нижняя «причальная балка» у линейного крейсера имеет длину около километра и предназначена как раз для стыковки с крупными кораблями. Однако «притереть» к ней сразу три ракетоносца, один из которых «Кабир», да и два других – не мелкие, задача отнюдь нетривиальная. Реализуемая, но непростая. И смысл в этом, как ни странно, тоже есть. Крейсер-то без хода. А ну как что-то пойдет не так и эвакуатор прыгнет куда-нибудь не туда, куда следует? Три вооруженных ракетоносца – это сила. Но ключевое слово здесь – вооруженный. – Принято к исполнению, – коротко отрапортовал Эрик. – Имею несколько вопросов. – Спрашивайте, – разрешил командный центр. – У нас нет боеприпасов и горючего. Как будем решать этот вопрос? – Дождемся транспорта, пополните и то, и другое. Еще вопросы? – Так точно! – В голове нарастала боль, и перед глазами все предательски плыло. – Слушаю вас. – У нас во всех экипажах много раненых и убитых. У меня, например, в строю всего трое, включая меня. Нужно пополнение. Ну конечно же нужно. Эрик и сам ранен, не считая двойной порции «берсеркера», а ну как попросту отключится? – Пополним людьми из своей команды, раненых и убитых заберем. Это вас устроит? – Так точно. – Еще вопросы? – Мы никогда не стыковались к крейсеру. Потребуется плотное сопровождение. – Будет вам плотное сопровождение. Еще что-то? – Никак нет. – Тогда решено, – подвел итог командный центр крейсера. – Ждем транспорт. «Ждем…» Эрик чувствовал себя ужасно. По идее, стоило бы вколоть себе «раствор номер 3» и заснуть часов на десять. Но максимум, что он мог себе позволить, это подремать до прибытия транспорта. Беда только, что задремать он тоже не сможет. Очень сильно болит голова. Зверски ломит плечо, печёт ногу, словно к бедру приложили раскаленное железо. Когда прорывались к халифатскому «недокрейсеру», какой-то мелкий осколок пробил внутренний корпус аккурат над ложементом Эрика. Сам, к счастью, застрял в основании автоматической пушки, но на Эрика просыпался дождь вторичных осколков. Удар по голове оказался крайне болезненным, но шлем устоял, и плечевые фиксаторы уберегли шею. С плечом и бедром получилось уже не так хорошо. Осколки покромсали бронированный комбинезон, и когда через несколько минут – Эрик как раз успел за это время взорвать халифатский «недокрейсер» – до него добрался Люк, костюм высокой защиты пришлось снять. Все равно никакого толка от него теперь не было. Но зато второй пилот добрался до ран. Обе оказались неглубокими и неопасными, но крови Эрик потерял, что называется, ведро. Люк обе раны продезинфицировал и заклеил, и чтобы вернуть командиру хотя бы средней руки боеспособность, сделал то, что предписывал регламент: дал средство, форсирующее работу кроветворных органов, добавил к этому обезболивающие в ассортименте и кое-какие боевые стимуляторы. Возможно – и даже скорее всего – это было ошибочное решение, поскольку в крови Эрика и так было полно боевой химии, но сделанного не воротишь, и он чувствовал себя сейчас не только напрочь разбитым, так еще и боли вернулись, только характер их переменился. Тяжелая тупая боль начала спускаться от головы по позвоночнику, думать стало трудно, но и отключиться Эрик не мог. Так и болтался где-то между беспамятством и бодрствованием, пытался следить по приборам за пространством, чтобы понять, что и как теперь происходит в системе Парацельса, и время от времени выходил на связь с командным центром крейсера и двумя другими ракетоносцами. Потом наконец пришел транспорт, и пришлось еще целый час ждать своей очереди. Но и это ожидание в конце концов подошло к закономерному финалу. Повинуясь приказам с транспорта, Эрик уравнял скорости и аккуратно «присел» между разведенными в стороны опорами причального комплекса, специально сконструированного под фрегаты и корветы разного типа. Сел, выбросил магнитные якоря, позволил причальной команде зафиксировать «Кабир» между шестью поднявшимися вертикально опорами и передал управление Люку. Именно второй пилот принимал на борт противокорабельные ракеты, боезапас к артиллерийским автоматам и энергостержни для двигательных установок. Эрик в это время сидел в крохотной кают-компании «Лота-3», следил за происходящим через систему связи, имевшую терминал, подвешенный прямо над «камбузом» – машиной, которая варила горячие напитки и разогревала готовые рационы, пил кофе и курил, хотя курение на борту ракетоносца не поощрялось. Вернее, было запрещено. Но в том состоянии, в котором находился Эрик, ему было глубоко наплевать и на устав корабельной службы, и на регламент по эксплуатации боевого корабля. Так прошли еще тридцать минут. А потом была расстыковка, отход от транспорта и двадцатиминутное наблюдение за тем, как стыковались к крейсеру два других ракетоносца. Третьим шел «Лот-3», но места на «причальной миле» оставалось совсем немного, и выполнять маневр предстояло буквально с ювелирной точностью. И снова, как и всегда, Эрик взял себя в руки, отрешился от всего – от боли, от усталости, от переполнявшего его душу раздражения, – и поставил ракетоносец на предназначенное ему место. * * * На борту крейсера Эрик коротко представился дежурному офицеру, дал пояснения к тем данным, которые передал уже раньше в командный центр, и похромал искать тихое местечко, где можно было бы посидеть в тишине. Мысли путались, в душе скапливалась тьма, и казалось, что боль в позвоночнике становится сильнее с каждым шагом. Тем не менее Эрик не сдавался. Он уже твердо решил, что в лазарет не пойдет, но все еще не решил, станет ли разыскивать Веру. Видок у него был сейчас не тот, чтобы за девушками ухаживать. Во всяком случае, большинство тех, кого он встретил в коридорах крейсера, старались на него не смотреть и спешили пройти мимо. Те, кто все-таки смотрел, спрашивали, не нужна ли ему помощь. От помощи Эрик отказывался, но начинал понимать, что от сочувствующих взглядов нигде не спрячется. И, как ни странно, это последнее обстоятельство решило, наконец, спор, который Эрик вел с самим собой. Он решил, что стесняться глупо, а другого случая, возможно, уже никогда не представится, потому что война, а на войне как на войне. В течение последних суток этот крейсер могли взорвать не раз и не два, да и его ракетоносец выжил одним лишь чудом. Не говоря уже о том, что два ранения и удар по голове – это три несостоявшиеся смерти. В ответвлении коридора Эрик увидел указатель на кантину. Доковылял до просторного зала, заставленного столиками, и встал в дверях, раздраженно рассматривая толпу людей, занятых приемом пищи по расписанию. – Могу я вам чем-нибудь помочь? – перед ним стояла молодая женщина с погонами младшего лейтенанта. Первым побуждением было послать ее подальше, но Эрик сдержался. – Да, – кивнул он, отчего голову пробило такой болью, что его даже перекосило. – Секунду! – выдавил он из себя, превозмогая боль. – Да, – сказал, отдышавшись. – Можете. Мне бы какое-то тихое место… – Идемте! – Казалось, женщина поняла Эрика с полуслова. Во всяком случае, она отвела его в небольшой и практически пустой салон, примыкающий к обеденному залу. Свет здесь был приглушен, и было на удивление тихо.