Добрыню, довольного такой развязкой и распределением княжеств, так и распирало от гордости, словно это он сам князем поставлен! И Ярополк, и Олег, сыновья мадьярской принцессы, которая в полнолуние говорила на мелодичном, певучем хазарском языке и смотрела сквозь людей, не видя их, в то время как тех до мозга костей пробирал холод, отказались менять мягкий и ласковый киевский климат на далекий Новгород, о котором рассказывали, что там туманы и холод, а снег лежит по полгода. Покрытые льдом северные озера в их фантазиях, подкрепляемых рассказами путешественников и торговцев, представлялись вратами ледяного ада, и от одной только мысли оказаться там стужа прознала их до костей. Владимир с радостью принял неожиданный подарок. Новгород был намного больше того, на что мог надеяться кто бы то ни было из незаконных детей князя. Но одновременно и гораздо меньше того, о чем мечтал сын великого князя Святослава, внук Игоря, прямой потомок неистового Рюрика, который в 855 году со своими драккарами появился у берегов Ладоги да тут и остался, а уже спустя всего пять лет русские стояли под Константинополем! О таких походах он и мечтал – спуститься по широкому Днепру к морю и добраться до одетых камнем берегов царского города! Завоевать мир, что для него значило завоевать Царьград. По мере того как Владимир рос, он становился помехой кое-кому при дворе, кто связывал свои интересы с наследниками князя. Ведь он тоже был Рюриком – и за это мог поплатиться головой. А теперь все было решено, княжества и города поделены. Ярополку – Киев, Олегу – древлянский Искоростень, Владимиру – Новгород! Город Рюрика. Вмешалась и определила его путь какая-то потусторонняя сила, может быть, как раз та русалка. Из леса он часто возвращался со спутанными волосами, разрумянившийся, какой-то рассеянный и разнеженный. Не было сомнений, что русалка щекотала его своими зелеными волосами, когда он, устав от блуждания по лесу, крепко засыпал. Она приходила в его сны и манила его. Сама не показывалась, но нежная песня, которой она его сопровождала, на самом деле звучала. Жрецы и прорицатели предупреждали его о том, насколько опасны лесные создания, особенно русалки, которые живут в хрустальных дворцах и увлекают людей в темные глубины воды. Он смеялся – что могут сделать ему лесные существа?! Ведь он княжеский сын, а князь стоит между людьми и богами, ближе к богам, чью волю осуществляет. Теперь у него есть свое княжество. * * * Несмотря на частые дожди, месяцы вьюг и сугробов, Новгород был чистым городом, где люди не увязали в грязи, а ходили по мощеным улицам. Вооружившись тесаками и пилами, большими топорами и тонкими сверлами, новгородцы с песнями и веселыми восклицаниями подправляли деревянные тротуары, уже довольно глубоко вдавленные в мягкую и влажную землю. Мостильщики клали поперечные балки, со стороны проезжей части укрепляли конструкцию небольшими кольями. Каким прочным ни был бы тротуар, он едва ли мог выдержать неполный десяток лет, постепенно настолько проседая в пористую землю, что неизбежно требовал обновления. И тогда прямо по нему клали новый слой брусьев, на которые плотно настилали доски, стягивая и закрепляя их по краям. Владимир сбросил с себя подбитый соболем плащ. Размашистыми движениями, в широкой рубахе из шелка, доставленного купеческим судном из самого Царьграда, в мягких штанах из выделанной кожи, он резкими ударами топора укорачивал брусья, концы которых торчали из ровно уложенного участка. С растрепавшимися волосами, выбившимися из-под стягивающей их ленты, разрумянившийся от работы и молодости, он крякал при каждом ударе, а работавшие рядом с ним подбадривали его смехом и шутками. * * * Новгородцы послали послов за море, в Старград, и призвали великого воина, Рюрика, известного своими силой и справедливостью. Положили к его ногам меха, окованное чистым золотом и серебром оружие, клыки моржей и другие дары, привезенные из разных мест. Сойдя с судна, Рюрик и его варяги, воины с южных берегов Варяжского моря в сверкающих шлемах, со щитами и оружием в руках, остановились. Они не могли пройти из-за разложенных перед ними на земле даров. Самые видные граждане обратились к ним с просьбой: – Нет у нас князя, беззаконие ширится, царят междоусобицы и раздоры. Наш город богат, приходи и будь нашим князем. Будь честным и справедливым, и мы будем тебя слушаться. А коль станешь радеть только о своей пользе, а с народом обращаться несправедливо и плохо, убьем тебя и выберем другого князя. Так и порешили. Огромный и мрачный варяг, стиснув кулаки и воздев руки, принес идолу обет и потом правил строго и справедливо, а город развивался, становясь все сильнее. После него новгородцы больше не хотели жить без князя. Олег, брат княгини Ольги, отвез Игоря в Киев, где тот и остался, а маленький Святослав часть своего детства провел в Новгороде, разлученный с матерью, храня там княжеский трон. – Боги отворачиваются от города, где нет князя, а народ там дичает, – говорили новгородцы. – Юродивая сила нечистая скитается по свету, нет у нее ни кола, ни двора, и она только и ищет, где бы пристанище найти – в доме без хозяина, в городе без князя. Поскольку Святослав правил в Киеве, новгородцы готовы были принять даже какого-нибудь варяжского пирата, а получили, к своей гордости, Рюриковича. Да еще какого! Всюду он успевал и стремился не упустить ничего, что касалось бы города и жизни его людей. По меркам того времени, Владимир уже вошел в пору охоты и войны, что всегда и было излюбленным занятием князя. Однако он проявлял интерес ко всем сторонам жизни своих поданных, старался всему научиться и все понять, всем помочь. Его видели и в поле, и тянущим сеть с рыбаками, и среди купцов… Умеющий с каждым найти общий язык, любознательный и храбрый духом, он сроднился с городом. Еще тогда, когда он впервые причалил к новгородскому берегу, он знал, что ему будут рады. Гавань была полна маленьких выносливых стругов и насад, которые легко переносили бури Варяжского моря, стараясь как можно дольше плыть вдоль берега, а выйдя в открытое море, находить дорогу с помощью птиц, звезд и по направлению движения волн. По-мальчишески спрыгнув с борта, взбежал он на берег и изумленно замер перед огромной деревянной фигурой бога Перуна с булавой в руке, вокруг головы которого вились птицы – крылатый ореол. Словно приветствуя его. Встречали вельможи, собравшийся народ выкрикивал приветственные слова на его прибытие. Отведав хлеба с солью, он почувствовал себя дома. Со всей серьезностью приступил он к правлению красивым, чистым городом с гаванью, пестрящей разноцветными парусами и мачтами, с мощенными деревом улицами и водопроводом, состоящим из системы труб и бочек, которым новгородцы особенно гордились. Почти все здесь было из дерева, а дерево и шелестит листвой, и греет, поэтому весь город дышал теплом. А иногда и жаром огня, потому что пожары и здесь, и в Киеве не были редкостью. Русские с удовольствием жгли костры на любом подходящем месте. Где бы они ни уселись, развлечься то ли беседой, то ли песней, а чаще и тем и другим сразу, тут же раскладывали костры из дубовых веток. Языки пламени, треск горящих веток, игра огня – все веселило их. – Огонь – это дар Божий, но будь с ним, хозяин, построже! Они это знали, однако стоило потечь медовухе из еловых, с железными обручами бочек, а повод для этого найти было легко, как люди забывали обо всем, и хозяином становился огонь. Но с тех пор как они обрели князя, пришлось взяться за ум, потому что он искал виновного в каждом пожаре. Если на кого-то доносили, того били плетьми, а если нет, то страдало мягкое место подозреваемого или просто кого попало. И сразу же с легкостью и воодушевлением возводили на пепелище новый дом, и бывало, в этом участвовал и князь, увлеченный работой, с закатанными рукавами. Если при пожаре никто не погиб, не пострадал, все быстро забывалось, а золу использовали для удобрения земли. То один, то другой пожар, а то и война, не пугали этот буйный народ. Воевода Добрыня, с его обхождением и быстрым умом, с высоким ростом и крепким сложением зрелого дуба, был надежной опорой молодого правителя. Перед отъездом в Новгород он объяснил ему, что из людей оттуда, с севера, получаются отличные воины, их только нужно обучить. Слышать такое было гораздо приятнее, чем разговоры Олега и Ярополка о том, что ему придется иметь дело с тупыми столярами да плотниками. Теперь-то он убедился, что они были какими угодно, только не тупыми! * * * Было видно, что Владимиру приятно махать топором и тратить силу, которая с каждым днем бурлила в нем все сильнее. От быстрых повторяющихся движений полурасстегнутая рубаха сползла с его правого плеча, открыв на светлой коже темный узор в форме расправленного крыла, длиной с большой палец. Малуша с самого его рождения скрывала эту отметину. Когда его с матерью разлучили, при каждой их редкой встрече она просила его быть осторожным и следить за тем, перед кем снимает рубашку. Он беспечно натянул на плечо легкую ткань и снова взмахнул топором. С удалым выкриком. Мать, увидь она это, сверкнула бы на него исподлобья укоризненным взглядом. Когда с его приезда в Новгород прошло полгода, он послал за ней. В село Бутудино под Киевом прибыл гонец, свита и письмо, написанное княжеской рукой на березовой коре заостренной палочкой. Спустя несколько месяцев дочь Мала из Любеца, прислужница, чей сын получил княжество, приплыла в Новгород. Владимир, к всеобщему одобрению, встретил ее почестями. Поцеловал ее шершавые, крупные руки, отяжелевшие от работы. Он знал, что не ее вина в том, что эти руки не утешали и не защищали его, пока он учился жить. Руки были теплыми. Мать обняла его, и тут он во второй раз в жизни почувствовал вкус женских слез. Те, первые, были горькими, эти – со вкусом облегчения. На этот раз недостаточно быстро натянул рубаху. После ужина во дворце к нему подошел старый боярин, тот, который всегда в стороне держался и говорил редко и помалу, и, глядя не на него, а сквозь решетку окна на серп месяца, произнес тихо, едва шевеля губами: – У князя Святослава крыло на плече было. И ты будешь великим князем. Запомни, человек имеет столько, сколько дает, а дает лишь то, что имеет. Часто ему большим кажется то, чего не имеет, и берет он охотнее, чем дает. Но кому дал Бог, у того никто взять не может… Владимир протянул ему кубок вина из своих рук и обернулся к товарищу, который позвал его петь. * * * Перун-громовержец царил над Новгородом. Деспот, которому приписывали неограниченное могущество, ростом достигал самого неба. Всякий раз, когда Владимир поднимал на него взгляд, ему казалось, что они стоят друг против друга. Бог и князь. Связанные договором, в который князь вступает своим рождением и подписывает своим криком, впервые вдохнув легкими воздух. Берет обязательство хранить веру отцов, приносить жертвы и требовать у бога все, что ему нужно для себя и для своего народа. Бог, со своей стороны, эти просьбы удовлетворяет. В противном случае князь приносит более щедрые жертвы, а если и после этого остается неуслышанным, то может искать благосклонности другого бога. Деревянное изображение устрашающего размера было подточено временем, потемнело, подножие его, жертвенник, заканчивалось вырезанной из дерева человеческой головой. Из пор дерева сочился запах крови, которая заливала и пропитывала его бессчетное число раз. Вокруг святилища в несколько рядов громоздились крупные камни, подчеркивая отделенность этого места от остального мира и его святость. Медовухи, ржаного хлеба, лука и молока было достаточно не всегда. И даже жертвенного подношения в виде миски с житом, которую князь поднимал над головой, вознося к идолу в знак благодарности за собранные плоды земли. – Раздайте нищим! Боги требовали крови. Нищие толпились вокруг князя, когда он раздавал мясо жертвенных животных, оставляя лучшие куски для жертвенника трудноумолимого бога. Его деревянную скульптуру окружали воткнутые в землю копья с торчащими на них головами. Он им молился и верил, что они на его стороне. Перун первый, за ним Волос, потом старик Род, державший в руке трезубец династии Рюриковичей… Князь применял законы и решения, которые принимало вече, созывавшееся резкими звуками колокола. Обсуждение не всегда приводило к результату, тогда дело продолжали и заканчивали кулачным боем на Волховском мосту. Кто возьмет верх, того и право. Не раз сверкающими глазами Владимир наблюдал за дракой, страстно желая броситься в толпу, где участники веча доказывали свое мнение кулаками. Но вместо этого пришпоривал коня, приподнимался в своем черкесском седле и с бешеной скоростью уносился прочь. Кровь его кипела, но он был князем, приходилось себя сдерживать. * * * Он часто думал о Конопатой. Она была младше него, меньше, он заботился о ней, а теперь она одна… Хотел бы он показать ей свой город. Рассмешить ее как бывало раньше, ему нравились ямочки на ее щеках, вот бы их снова увидеть… Сразу спросил о ней у Малуши, как только та приехала. Купцы ее выкупили, отвечала она, вместе с матерью. Княгини Ольги больше не было, а жена Ярополка служанок себе выбирала сама. – Кто знает, где они теперь… 2