«Когда плоть усыхает, мышцы натягиваются и приподнимают уголки губ. Это не улыбка, а лишь следствие… усыхания. — Пицель смигнул слезы. — Прошу извинить меня, я очень устал». Опираясь на трость, он побрел прочь из септы. Скоро и этот умрет. Неудивительно, что Серсея называет его никчемным. Впрочем, сестрица половину придворных считает либо никчемными, либо изменниками: Пицеля, Королевскую Гвардию, Тиреллов, самого Джейме… даже сира Илина Пейна, безмолвного рыцаря и королевского палача. За темницы в качестве Королевского Правосудия отвечал именно Пейн. Лишившись в свое время языка, он передоверил их своим подчиненным, но Серсея все равно винила его за побег Тириона. «Он ни при чем, это все я», — едва не сказал ей Джейме. Вместо этого он пообещал вытрясти все, что можно, из главного надзирателя, скрюченного старика по имени Реннифер Лонгуотерс. «Я гляжу, вы дивитесь, что это за имя такое? — проскрипел старикан. — Стародавнее оно у меня. Не люблю бахвалиться, но во мне течет королевская кровь. Я происхожу от принцессы. Отец рассказал мне эту историю, когда я еще мальцом был. — С тех пор прошло порядочно времени, судя по пятнам на лысине старика и белой щетине на подбородке. — Она была самой прекрасной из всех, заключенных в Девичьем Склепе. Лорд Окенфист, верховный адмирал, любил ее без памяти, хотя и женился на другой. Их незаконнорожденного сына она назвала Уотерс, или «водный», в честь отца. С возрастом он стал славным рыцарем, а сын его, тоже славный рыцарь, поставил «Лонг» перед Уотерс» в знак того, что сам он родился в законном браке. Так что во мне тоже есть частица дракона». «Угу. Я чуть не спутал тебя с Эйегоном Завоевателем, — ответил на это Джейме. Уотерсами называли всех бастардов на Черноводном заливе, и предком старого тюремщика был скорее всего какой-нибудь незначительный рыцарь. — Меня, однако, занимает дело менее древнее, чем твоя родословная». «Сбежавший узник», — кивнул Лонгуотерс. «И пропавший тюремщик». «Да, Рюген. Занимался третьим ярусом, каменными мешками». «Расскажи мне о нем». Что за дурацкий фарс. Джейме хорошо знал, кто такой Рюген, хотя Лонгуотерс мог и не знать. «Грязный, вечно небритый, сквернослов. Я, признаться, его недолюбливал. Когда я пришел, двенадцать лет тому, Рюген здесь уже был. На должность его назначал король Эйерис. В тюрьме он почитай что не появлялся. Я упоминал об этом в моих донесениях, милорд. Слово чести, слово отпрыска королевской крови». Если не перестанешь долдонить про свою кровь, я пущу ее тебе, подумал Джейме. «Кто читал твои донесения?» «Одни шли мастеру над монетой, другие мастеру над шептунами. Но сперва все они подавались смотрителю тюрьмы и Королевскому Правосудию. Так у нас в темницах заведено. Правда, когда в нем нужда появлялась, Рюген всегда был на месте. Каменные мешки редко бывают заняты. Пока к нам не прислали брата вашей милости, там погостил немного великий мейстер, а до него изменник лорд Старк. Были еще трое, простого звания, но их лорд Старк отдал в Ночной Дозор. Я не считал разумным их отпускать, но что делать, раз бумага составлена надлежащим образом. Об этом я тоже упомянул в донесении, могу вас заверить». «Расскажи теперь о двух надзирателях, которых нашли спящими». «Какие они надзиратели, — фыркнул старик, — ключари просто. Корона выплачивает жалованье двадцати ключарям, милорд, но при мне здесь никогда не было больше дюжины. Надзирателей полагается иметь шестерых, по два на каждый ярус, а у нас только трое». «Считая тебя?» «Я главный надзиратель, милорд, — снова фыркнул Лонгуотерс. — Начальник над ними. Моя обязанность — вести счета. Если милорд пожелает заглянуть в мои книги, то увидит, что цифры все правильные. — Лонгуотерс сверился с раскрытым перед ним пухлым томом. — Сейчас у нас четверо заключенных наверху да один на втором ярусе, да еще брат вашей милости. Он, правда, сбежал, — нахмурился старый тюремщик. — Надо его вычеркнуть». И стал оттачивать перо, чтобы исполнить свое намерение. Шестеро узников, кисло подумал Джейме, а платим мы двадцати ключарям, шести надзирателям, главному надзирателю, смотрителю и Королевскому Правосудию. «Мне надо допросить этих двух ключарей». Реннифер Лонгуотерс заострил перо и посмотрел на Джейме с сомнением. «Допросить, милорд?» «Ты не расслышал, что я сказал?» «Нет, милорд, конечно, расслышал, но… не мне указывать милорду, кого допрашивать, а кого нет… только, не обессудьте за дерзость, вряд ли они станут отвечать вашей милости. Они мертвы, милорд». «Мертвы? Кто приказал умертвить их?» «Я думал, что вы, милорд… а может, король. Я не спрашивал. Задавать вопросы королевским гвардейцам — не мое дело». Джейме воспринял это как соль на рану. Серсея использовала для грязной работы его людей — их и своих ненаглядных Кеттлблэков. «Дураки безмозглые, — накинулся он чуть позже на Бороса Блаунта и Осмунда Кеттлблэка в подземелье, пропахшем кровью и смертью. — Что вы такое творите?» «То, что нам приказывают, милорд, — сказал сир Борос, ниже Джейме, но более крепко сбитый. — Так распорядилась ее величество, ваша сестра». Сир Осмунд просунул большие пальцы за пояс. «Пусть уснут вечным сном, сказала она, и мы с братьями позаботились об этом». Хорошо позаботились. Один тюремщик упал лицом вниз на стол, будто хмельной гость на пиру, но под головой у него растекалась не винная, а кровавая лужа. Второй успел вскочить со скамьи и достать кинжал, но чей-то меч рубанул его по ребрам. Его постигла более долгая смерть. Джейме сказал Варису, что при побеге никто не пострадает… но забыл сказать то же самое брату с сестрой. «Вы поступили дурно, сир». «Кому нужна эта шваль, — пожал плечами сир Осмунд. — Бьюсь об заклад, они были замешаны — как и тот, что пропал». Нет, мог бы ответить Джейме. Варис подмешал им в вино сонного зелья. «Если так, мы имели возможность выжать из них правду. (Она спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать…) Будь я подозрителен по натуре, я бы задумался, почему вы так спешили убрать концы в воду, пока этих двоих никто не успел допросить. Быть может, вы заткнули им рот, чтобы скрыть собственное участие в побеге?» «Мы? — поперхнулся Кеттлблэк. — Мы всего лишь исполнили приказ королевы. Клянусь в этом как ваш брат по Гвардии». Джейме, сжав в кулак утраченные пальцы, сказал: «Вызовите сюда Осни, Осфрида и уберите грязь, которую развели. Когда моя дражайшая сестра снова прикажет вам кого-то убить, обратитесь ко мне, но без крайней надобности не попадайтесь мне на глаза, сир». Эти слова звучали у него в голове и теперь, среди теней и шорохов септы. Окна почернели, и он видел в них далекие звезды. Солнце зашло окончательно. Запах смерти крепчал, несмотря на ароматические свечи. Это напоминало Джейме перевал под Золотым Зубом, где он одержал блистательную победу в первые дни войны. Утром после битвы воронье слетелось клевать и побежденных, и победителей. Рейегар Таргариен на Трезубце тоже послужил пищей для ворон. Много ли стоит корона, если принцем лакомится ворона? Ему казалось, что они и теперь кружат над семью башнями и куполом Септы Бейелора — бьют черными крыльями, стараются попасть внутрь. Все стервятники Семи Королевств должны поклониться тебе, отец. Ты накормил их досыта, от Кастамере до Черноводной. Эта мысль, как видно, пришлась лорду Тайвину по вкусу, ибо он заулыбался еще пуще прежнего. Проклятие. Ухмыляется, как жених перед брачной ночью. Глядя на это, Джейме рассмеялся помимо воли. Смех прокатился по всему храму, как будто мертвые, погребенные в стенах, тоже смеялись. Почему бы и нет? Это смешнее всякого скоморошьего представления — я, соучастник в убийстве отца, несу бдение у его тела, я рассылаю людей на розыски брата, которого сам же освобождал. Джейме особо наказывал сиру Аддаму Марбранду поискать на Шелковой улице. «Загляните под все кровати — вы знаете, как мой брат любил посещать притоны разврата». Надо думать, у девок под юбками золотые плащи буду искать старательнее, чем под кроватями. Любопытно знать, сколько бастардов народится после такого обыска. Его мысли неожиданно обратились к Бриенне Тарт. Упрямая, глупая страхолюдина. Где-то она сейчас? Дай ей силы, Отец. К кому обращена эта молитва — к богу, чье золоченое изваяние мерцает в огнях свечей, или к мертвому на помосте? Впрочем, какая разница. Они все равно не послушают, ни тот, ни другой. Богом Джейме с тех пор, как он дорос до настоящего меча, всегда был Воин. Мужчина может быть отцом, сыном, мужем — любой, только не золотоволосый Джейме Ланнистер с золотым мечом. Он был воином и никем другим быть не желал. Надо было сказать Серсее правду, признаться, что это я выпустил из тюрьмы нашего младшего братца. Тирион полной мерой отплатил мне за правду. «Я убил твоего мерзкого сына, а теперь и отца убью». Джейме слышал, как смеется во мраке Бес. Он повернул голову — но нет, это его собственный смех вернулся к нему. Джейме смежил глаза и тут же снова раскрыл их. Спать нельзя. Еще, чего доброго, сон привидится. Ох, как издевался над ним Тирион… лживая шлюха… спала с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком… В полночь заскрипели Отцовы Двери, и вошли септоны — много, несколько сотен. Одни, Праведные, в серебряных одеждах и кристальных тиарах, другие, смиренные иноки, с кристаллами на шее и в белых рясах, подпоясанных семью шнурами, каждый разного цвета. Через Материнские Двери с тихим пением, по семеро в ряд, входили белые септы. Молчаливые Сестры, служительницы смерти, вереницей спускались по Ступеням Неведомого. На их закрытых платками лицах виднелись только глаза. Явились также нищие братья в бурых, песочных, а то и вовсе не крашеных домотканых хламидах, с вервием вместо пояса. У них на шее висели либо железные молотки Кузнеца, либо чаши для подаяния. Святые люди, не обращая на Джейме никакого внимания, обходили септу по кругу и молились перед каждым алтарем, воздавая почести всем семи воплощениям божества. Каждому из Семерых приносили дары, каждому пели гимн. Под стройное пение Джейме закрыл глаза, но его шатнуло, и он снова раскрыл их. Он устал больше, чем ему представлялось. С его последнего бдения прошли годы. Тогда ему было всего-то пятнадцать лет. Он совершал обряд без доспехов, в одном только белом хитоне. Септа, где он провел ночь, втрое уступала величиной любому из семи приделов Великой Септы. Джейме водрузил свой меч на колени Воина, сложил доспехи к его ногам и опустился на неровный каменный пол. К утру он стер колени до крови. «Все рыцари проливают кровь, Джейме, — сказал ему, заметив это, сир Эртур Дейн. — Кровь — знак нашего посвящения». Своим мечом, Рассветом, он ударил юношу по плечу. Бледный клинок был таким острым, что даже плашмя прорвал хитон, и на плече тоже проступила кровь, но Джейме ничего не почувствовал. Он преклонил колени мальчиком, а встал рыцарем. Не Цареубийцей — Молодым Львом. Но это было давно. Того мальчика больше нет на свете. Он не заметил, как закончилась служба — возможно, он все-таки уснул стоя. Священнослужители вышли, и септу вновь наполнила тишина. Свечи пылали, как звезды, и пахло смертью. Джейме перехватил рукоять золотого меча. Зря он, пожалуй, не уступил свой пост сиру Лорасу. Серсея сильно разгневалась бы, узнав о такой замене. Рыцарь Цветов еще наполовину мальчишка, заносчивый и тщеславный, но есть в нем задатки славного воина. Он способен свершить дела, достойные Белой Книги. Белая Книга, раскрытая на столе, с немым укором ждет, когда завершится бдение. Лучше изрубить ее на куски, чем вписывать в нее лживые строки. Но если он не солжет, что может он написать, кроме правды? Перед ним появилась женщина. Снова дождь пошел, подумал он, видя, как промок ее плащ. Вода, стекая с него, собиралась в лужицу под ногами. Как она попала сюда? Шагов он не слышал. Плащ плохо выкрашен и обтрепался внизу — такой могла бы носить прислужница из таверны. Лицо пряталось под капюшоном, но в зеленых озерах глаз отражались свечи, и Джейме узнал ее. — Серсея, — произнес он медленно, точно пробуждаясь от сна. — Который час? — Час волка. — Она откинула капюшон, скорчила рожицу. — Волка-утопленника скорее всего. Помнишь, как я пришла к тебе вот так в первый раз? — Она одарила его лучистой улыбкой. — В какую-то захудалую гостиницу в Ласкином переулке. Я оделась служанкой, чтобы обмануть отцовскую стражу. — Помню. Это был Угревой переулок. — Джейме знал, что она пришла неспроста. — Зачем ты здесь в такой час? Чего тебе надо? — «Надо-адо-адо-адо», затихая, покатилось по септе. На миг он позволил себе надеяться, что она просто ищет утешения в его объятиях. — Тише. — Ее голос звучал странно, почти испуганно. — Киван мне отказал, Джейме. Не пожелал быть десницей. Он дал понять, что знает о нас с тобой. — Отказал? — удивился Джейме. — Но откуда он может знать? Он, конечно, читал письмо Станниса, но это не… — Об этом знал Тирион, — напомнила Серсея. — Неизвестно, что и кому наболтал злобный карлик. Дядя Киван — еще полбеды, а вот верховный септон… Тирион назначил его, когда толстяка убили. Вдруг и он знает? — Она подступила ближе. — Десницей Томмена должен стать ты. Мейсу Тиреллу я не верю. Что, если он сговорился с Тирионом и приложил руку к смерти отца? Возможно, Бес сейчас едет в Хайгарден… — Нет. Не едет. — Будь моим десницей, — взмолилась она, — и мы станем править вместе, как король с королевой. — Ты была королевой Роберта, а моей быть не захотела. — Я не осмелилась. Но наш сын… — Томмен не мой сын, и Джоффри им не был. Их ты тоже сделала детьми Роберта. — Ты клялся, что будешь любить меня вечно. Что это за любовь, если тебя приходится умолять? Джейме чувствовал запах ее страха даже сквозь гнилостный дух разложения. Обнять бы ее, расцеловать, зарыться лицом в ее золотые кудри, сказать, что не даст ее никому в обиду… только не здесь, не в присутствии богов и отца. — Нет, — сказал он. — Я не могу. Я не сделаю этого. — Ты нужен мне. Я беспомощна без своей второй половины. — Дождь стучал по окнам над ними. — Ты — это я, а я — это ты. Мне необходимо, чтобы ты был со мной. Во мне. Прошу тебя, Джейме. Прошу. Джейме взглянул на лорда Тайвина — не восстал ли тот с помоста в праведном гневе? Но нет, отец лежал все так же, холодный и недвижимый. — Я создан для ратного поля, не для совета. А теперь от меня и в поле никакой пользы. Серсея вытерла слезы бурым потрепанным рукавом. — Хорошо. Раз ты создан для ратного поля, я его тебе предоставлю. — Она сердито надвинула капюшон. — Дура я была, что пришла сюда. Дура была, что тебя любила. — Ее шаги гулко застучали по мрамору, оставляя цепочку мокрых следов. Рассвет нагрянул нежданно. Купол как-то вдруг просветлел, и радуги замерцали под ним, одев многоцветным сиянием лорда Тайвина. Покойный десница гнил на глазах. Провалившиеся глаза образовали черные ямы на зеленоватом лице. Щеки потрескались, из сочленений великолепных багровых доспехов сочилась мерзкая белая жижа.