Часть 4 из 26 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Спустя пару минут в комнату вошли Иван Никифорович и Димон. Коробков сел за стол и сразу заговорил:
– Пришла в мою голову идея. Игины унесли младенца, о погибшей не подумали. Учитывая место, где случилась авария, девушку могли долго не найти. Но неподалеку поселок – вот уверен, кто-то из обслуги ехал утром на работу, увидел тело, сообщил в полицию. Или житель поселка так поступил. Проверил свою догадку. И точно! Местное отделение оповестили в районе девяти утра, на место выехал Андрей Васильевич Карпов.
Надежда поставила около Димона чашку, потом водрузила в центр стола блюдо с пирогом.
– Кулебяка! – восхитился Иван Никифорович. – С чем?
– Капуста и грибы, – сообщила наша повариха.
– Лучше не бывает, – потер руки мой муж. – Сейчас возьму самый большой кусок. Дима, говори!
– Момент, – отозвался Коробков, – только дожую первую порцию. Вкусно невероятно и фруктовый чай – отвал башки!
Пару минут в комнате стояла тишина, ее нарушало лишь тихое звяканье. Потом Димон вздохнул.
– Странное дело! Когда вкусно поешь, на душе хорошо. Интересно, каким образом обжорство связано с моим духовным состоянием?
– Философские проблемы решим позднее, – отмахнулся Иван Никифорович, – давай по делу.
– Карпов оказался приветливым, сейчас он в Москве работает. Рассказал, что быстро установил хозяина машины. Ефим Петрович Радов, мастер на все руки, имеет большой авторитет среди местных жителей, живет в селе Рукино. Зачитываю его показания.
Димон сделал глоток чая и впился глазами в экран ноутбука.
– «Накануне того дня, когда у меня тачку украли, отправился в Козякино. Это село неподалеку. Настя Королева звонила, дверь у нее в сарае сломалась. Дождь всю ночь шел, на дороге развезло грязюку, решил, застряну на своей «копейке». Резина лысая, новую не купить, денег нет. Оставил машину в Рукино, сел на велосипед, понял, не доеду по мокрой глине. Попер пешкодралом. Дверь Анастасии починил за час, потом она попросила подоконник в доме поправить. Плохо, когда муж ни хрена делать не умеет. Пока возился, притопала баба Клава, у нее в погребе лестница ступеньки потеряла. Сделал. Гляжу, Михаил Петрович ковыляет – в бане у деда непорядок. Устранил. Провозился в селе аж до вечера. То одно, то другое. Накормили меня, чаем напоили. Домой приехал, спать лег. Утром пошел в гараж – а нету тачки! И кому она понадобиться могла? Старая, больная, резина дохлая. Я на ней только по нашему околотку катаюсь, и то в хорошую погоду. Если в Москву надо, то на электричке. Угнать ее легко – гараж открытый, просто навес, ключи в зажигании. Нет воров у нас, не волновался, что упрут тачку. И нате! Потом из полиции позвонили, поехал по вызову. Женщину, которую на фото показали, никогда не видел. Жаль, что человек погиб, но я тут ничем помочь не могу».
– Малоинформативно, – подвел итог Иван Никифорович. – Зачем-то сообщил, как провел день накануне, а по самому происшествию ничего. Обычное поведение свидетеля. «Кто видел аварию?» – спрашиваем. «Я, я, я! – кричит некто из толпы. – А что случилось-то?» Ефим – такой тип.
– Полицейский тоже так решил, – продолжил Димон. – Он поговорил с Марфой Григорьевной Карповой, та – местное «бюро информации». Хоть и не живет в Рукино, все-все знает.
– У полицейского, который прибыл на место происшествия, такая же фамилия, – заметила я.
– Верно, Андрей ее сын, – объяснил Коробков. – Мать им, наверное, гордится. Вырастила начальника, в форме ходит, зарплату получает, не пьет, не курит.
– Откуда ты это узнал? – удивилась я.
– Интернет! Зашел в его аккаунт, там фото из фитнес-центра, полицейский здоровый образ жизни пропагандирует. Поговорил с мужчиной по телефону, он завтра к нам в офис подъедет. Не захотел в трубку подробности рассказывать. Упомянул, что мама все про всех знает. Дело он смутно помнит, но до завтра его просмотрит. Сказал лишь, что девушка та, похоже, была наркоманкой. У нее в крови чего только не нашли, в основном успокоительные. На руке, на сгибе локтя, след от укола.
– Странно, – тихо сказал Иван Никифорович, – по словам Германа Федоровича, ребенок здоров, доношен, никаких патологий.
– Вероятно, погибшая решила во время беременности не увлекаться уколами, – предположил Коробков, – а как родила, сразу вразнос пошла.
– Нелогично, – остановил его мой муж. – Терпела всю беременность, не прикасалась к шприцу, родила хорошего здорового мальчика, потом замотала его в тряпки, положила в коробку, вколола себе коктейль из препаратов, угнала машину местного мастера на все руки и куда-то поспешила. Необычная история.
Глава пятая
Из коридора послышались шаги, в столовой возник психолог.
– Это Роман Андреевич Корин, – представила мужчину Ирина Леонидовна, – он беседовал с Иммануилом.
– И как? – прищурился Димон. – Успешно?
– Садитесь за стол, – защебетала Рина, – сейчас вам чаю налью, кулебяку отрежу.
– Благодарствую, но не ем в доме пациента, – отказался мужчина. – С кем можно побеседовать по поводу мальчика?
– С нами! – ответила Бровкина, ставя на стол вазочку с вареньем. – Может, не побрезгуете нашим чаем?
– Спасибо, уже дал ответ на ваш вопрос, и в компании говорить о тайнах души пациента не следует. Общаюсь только с самым близким родственником.
– Я ему мать, – вмиг солгала Рина, забыв уточнить, что кот живет у Ады Марковны. Потом показала на меня: – Это бабушка!
Я встала и сделала некое подобие книксена.
– Татьяна. Напротив меня сидит дедушка.
Иван Никифорович подавился чаем, начал кашлять, но сумел произнести:
– Рад встрече. По мою правую руку прадед Дмитрий.
– Угу, – буркнул Коробков, глядя в ноутбук, – именно он.
Бровкина пошла в сторону кухни, но остановилась, обернулась.
– Младшая сестра Иммануила перед вами.
– Все нервничают, – подвела итог мама Ивана Никифоровича. – Имма здоров физически, анализы прекрасные! Почему он писает в кресло? Понимаю, вы привыкли беседовать с кем-то одним, но мы непременно передадим членам семьи нашу с вами беседу, я одна могу забыть часть нужной информации.
– Ладно, – согласился Роман, – раз тут все близкие люди… Но тогда стоимость моего визита слегка подорожает, так как сейчас буду работать не с одним родителем, а с группой. Итак! Иммануил стерилизован?
– Да, – ответила Надежда Михайловна.
– Он мне об этом сообщил, – кивнул психолог, – но я решил уточнить.
Димон глянул на кошачьего психоаналитика.
– Иммануил разговаривал с вами?
– Естественно, а как иначе? – заморгал Роман. – Поэтому я понял, что глубокие, горькие переживания из-за того, что ему никогда не стать отцом, привели к оформлению трансцендентальной травмы. Что такое трансцендентальная психология кота? Это наука, которая пытается измерить понимание сознания кота как совокупность структурных элементов и переживаний, выявить фундаментальную, то есть первоначальную, трансцендентальную основу элементов и переживаний, единство их центра, то есть кота и его жизни. Это если по-простому.
– Ага, – кивнула Рина, – понятненько.
– Я попытался изучить проблему именно с данной стороны, – продолжил доктор, – но потом понял, что в случае Иммануила лучше подойдет трансперсональная психология. Ведь именно она изучает состояние психики кота: стресс, экстаз, духовный кризис, понимание котом проблем жизни, смерти, позволяет расширить его сознание, соединиться с космосом. Что меня интересует у Иммануила? Дородовые переживания, его страхи, затаенные желания, способность к психологической реабилитации, адаптация к потерям, как к моральным, так и к материальным.
– Ага, понятненько, – повторила Ирина Леонидовна.
– Сегодня прошел первый курс гипнотелесной терапии, ознакомительное занятие. Но уже появилась волнующая информация. Невозможность стать отцом вызывает у Иммануила непреодолимое желание сделать нечто великое в какой-то области. Вот он, корень проблемы. Вырвем его, и все наладится.
– Писать в кресло – нечто великое? – уточнил Иван Никифорович.
Роман положил руки на стол.
– Для человека – нет, для кота – да. Ну подумайте! Его воспитали, объяснили, что для личных нужд есть лоток. Имма подчинился, прогнулся под хозяина. Уже удар по психике. Кот подумал: «Ладно, меня морально потрепали, заставили ходить в емкость с противными гранулами. А я люблю песок, опилки, траву. На мои мечты и желания наплевали, пришлось смириться». Дальнейшая жизнь животного – его сплошные уступки хозяину. Гулять нельзя, ловить мышей нельзя, точить когти о мебель нельзя. Повсюду нельзя, нельзя, нельзя… Последний удар – отнесли на стерилизацию.
– Операцию сделали давно, а гадить он начал только сейчас, – прошептала Бровкина и всхлипнула: – Бедный Иммочка! Понятия не имела, как он страдает.
Иван Никифорович встал.
– Прошу простить! Вынужден покинуть вас.
– Вот еще одна моральная оплеуха, – вздохнул Корин, провожая моего мужа взглядом, – не каждого члена семьи волнует душевное состояние кота. Обидно ему это. Что требуется от вас? До моего следующего визита хвалите Иммануила за все!
– Даже за попис в кресло? – уточнила я.
– Да! Причем данное действие следует превозносить до небес. Уберите пеленки и все прочее.
– Но тогда мебель испортится, – возразила я.
– О! – потер руки Корин. – Яркое подтверждение моих мыслей. Дурацкое сиденье дороже душевного состояния члена семьи, в нашем случае – кота!
Я смутилась, а психолог продолжил:
– Уже говорил: определитесь с приоритетами. Что главнее? Счастливое животное или сухая мебель? Ну? Ну? Ну?
– Конечно, Иммануил, – пробормотала Рина.
– Правильное решение! – одобрил знаток кошачьих душ. – Тогда следуйте моим указаниям. Разбирайте все, что настелили, не мешайте бедняге пользоваться креслом, обожайте его, угощайте. Следующая встреча по расписанию, оно у вас есть. Засим прощаюсь! Кто со мной расплатится?
– Провожу вас, – засуетилась Ирина Леонидовна.
– Пойду приведу кресло в божеский вид, – решила Бровкина.
Я тоже поднялась, отправилась в кабинет мужа и застала его за игрой в шахматы на компьютере.