На линейке Валерка смотрел, как в небо поднимается красный флаг, и почему-то снова вспомнил ночной кошмар про Лёву-кровопийцу. Наверное, потому что красный флаг – цвета крови. Но эта кровь, кровь борцов, пролита за счастье людей. Под таким флагом не может случиться ничего плохого. После утренней линейки отряд отправился на завтрак. – Пацы, давайте Гельбича накалывать, – шагая в строю, предложил неугомонный Гурька. – Фиг ли его на футболе капитаном сделают? Лёва принял смурной вид человека, наказанного незаслуженно. – Давайте! – обрадовался Горохов и тотчас позвал: – Эй, Гельбич! – Чего? – обернулся Венька. – Ничего! – радостно объявил Колька. – Проверка слуха! – Гельбич, у тебя какой рост? – спросил Титяпкин. – Метр шисят, – гордо ответил Гельбич. – Хорошая палка говно мешать! – Соси банан! – сердито ответил Гельбич. Пацаны заржали – даже Валерка и Юрик Тонких. Не смеялись только Славик Мухин, который с подъёма был мрачный, и Лёва. – Не надо, пацы, – поморщился Лёва, поправляя галстук. – Нехорошо. – Венька, скажи «клей»! – не успокоился Гурька. – Зачем? – Гельбич заподозрил подвох. – Ну, скажи, тебе жалко, что ли? – Ну, «клей». – Выпей баночку соплей! – заявил Гурька и рассыпался в хохоте. – Заманали уже тапками шлёпать! – разозлился Гельбич. – Гельбич, Гельбич! – снова позвал Колька Горохов. Венька неприступно молчал. – Ну, Гельбич, отзовись, я не буду издеваться! – Чего? – нехотя отозвался Венька. – Ничего! – возликовал Колька. – Опять проверка слуха! – Разговорчики в строю! – услышав сомнительный смех, пресекла забаву Ирина Михайловна. – Речёвку… начи… най! Раз-два!.. – Раз-два, мы не ели! – с воодушевлением подхватил отряд. – Три-четыре, есть хотим! Открывайте шире двери! А то повара съедим! Ирина Михайловна остановила отряд возле пищеблока и велела: – Сергушина, ну-ка проверь, чистые ли руки у мальчиков. У входа в столовку вертелись собаки, прибегавшие в лагерь из деревни Первомайской. Все мальчишки и девчонки знали собак в лицо и по именам: Черныш, Долька, Мухтар, Бамбук, Вафля, Жуся и Фидель. В лагере собаки меняли зверский деревенский нрав на восторженный пионерский. В столовке пахло хлебом, хлоркой и чем-то варёным. Сквозь окна с решётками било яркое солнце, стаканы блистали. С плакатов посетителям улыбались чистые и воспитанные пионеры. Отряды заходили в большой зал по очереди и рассаживались за длинные ряды составленных вместе столов: мальчики с одной стороны, девочки – с другой. Бренчали стулья, стучали по тарелкам алюминиевые ложки, с кухни доносился звон бачков и шум воды. На завтрак давали манную кашу и кисель. Пацы сразу расхватали с подносов хлеб: можно съесть днём, можно покормить собак. – Вечно всякую дрянь дают! – проворчал Гельбич, рассматривая тарелку. – В этой каше котят топить надо, чтоб не мучились! – Я тоже не люблю манку, – виновато признался Юрик Тонких. – А я люблю! – заявил Титяпкин и придвинул его тарелку себе. – Манку здесь ещё можно есть, – Серёжа Домрачев помрачнел. – А суп опасно. В нём собачье мясо. Его бабка Нюрка ложит. – А нормальное ворует? – Нормальное она в лес Беглым Зэкам ночью носит. Мне в прошлую смену старшаки рассказывали. – В столовках всегда воруют, – авторитетно сообщил Колька Горохов. – Знаете, почему бабка Нюрка такая косая? – Серёжа обвёл всех тёмным, тревожным взглядом. Баба Нюра и вправду была странная. Она подволакивала ногу, левая рука у неё торчала немного в сторону, левая половина лица была искажена параличом и не двигалась. И ещё она слегка заикалась. Но при этом баба Нюра была тёткой по-крестьянски крепкой, а совсем не бабкой-старухой. – Старшаки рассказывали, что один раз она пришла к Зэкам, а Зэки сами мясо жарят. Говорят ей: ешь с нами. Она поела. А потом узнала, что они людоеды. Её всю сразу искорячило. Пацы поёжились. – Меня бы тоже искорячило, – Гурька ожесточённо почесался. – Она теперь без людоедства не может, – печально добавил Серёжа. – Если слышит, что где-то кто-то пропал, берёт собаку, бежит к Зэкам и меняет псинятину на человеческое мясо. – Её в тюрьму посадить надо! – возмутился Юрик. – За что? – Серёжа вздохнул от безысходности. – Она сама-то лично не убивает. Но смотрит на всех – кто жирный, и Зэкам доносит. А они убивают. Пацы повернулись в сторону кухонного окна. Баба Нюра стояла за большим столом и принимала грязную посуду: объедки ловко сгребала в бак, тарелки складывала в стопы, ложки швыряла в жестяное корыто. – Давайте ей мстить! – горячо предложил Гурька. – Всяко надо! – согласились Титяпкин с Гороховым. – Не надо! – негромко возразил Лёва. Славик Мухин робко поёжился, почесав место укуса на руке, а пацы не обратили внимания на Лёвин запрет. Титяпыч быстро сметал вторую порцию, и пацы дружно встали, чтобы отнести тарелки бабе Нюре. Пионеры на плакатах, что висели в простенках, словно бы нахмурились. Девочка с мочалкой и блюдом глядела осуждающе, а мальчик, чистивший картошку, с угрозой стиснул нож. – Вы ложки бросайте в бак, где объедки, – заговорщицки прошептал Гурька. – Пусть потом туда руки суёт! Он первым приблизился к столу бабы Нюры, поставил тарелку и стакан и словно бы по ошибке бросил ложку в эмалированный бак с бурой манной гущей, перемешанной с киселём; в этой жиже плавали хлебные корки. Баба Нюра метнула на Гурьку свирепый взгляд. А вслед за Гурькой ложку в бак бросил Серёжа Домрачев. Он не выдержал и посмотрел на бабу Нюру. – Ку… ку… – возмущённо заквохтала, заикаясь, баба Нюра. – Не надо так! – твёрдо сказал пацанам Лёва. Валерка и не собирался пакостить. А Юрик, наверное, и не решился бы. Славик Мухин молча пристроил свою тарелку среди грязной посуды на столе и отошёл. Но Колька Горохов всё равно бросил ложку в бак с объедками. – Ку-уда? – грубо заорала баба Нюра. Титяпкин держал в одной руке тарелку со стаканом, а в другой – ложку. Баба Нюра прожгла его взглядом и сразу всё поняла. Титяпкин сунул тарелку в груду посуды, а баба Нюра, не дожидаясь преступления, неведомо откуда вдруг выхватила мокрое, грязное, тяжёлое полотенце. – Беги, Титяра! – издалека отчаянно завопил Гурька. Стискивая в кулаке алюминиевую ложку, Титяпкин застыл от ужаса. Баба Нюра прямо через стол с размаха смачно шлёпнула его полотенцем точно по круглой голове. Грязная вода брызнула во все стороны, будто башка у Титяпкина взорвалась. Титяпкин, изумлённо охнув, присел, а потом опрометью стреканул прочь от стола бабы Нюры. Глава 2 «Альберту по мольберту» Для моральной поддержки Валерке хотелось иметь с собой товарища, но не Титяпкина же звать, не Горохова, – они оба безмозглые. – Юрик, пошли со мной в кружок, а? – предложил Валерка. – В какой? – вскинулся Юрик. Ему тоже было скучно на футболе Лёвы Хлопова. Там его не ценили.