Всё утро Ирина с Игорем по очереди бегали из корпуса на пирс, потому что на Волге Димон Малосолов спасал речной трамвайчик, то есть совершал подвиг. Ирина беспокоилась о Димоне, а Игорь – о трамвайчике. Игорь ещё ночью вернул Димону ключи от теплохода, и Димон даже не заподозрил, что угон судна – дело рук Игоря. Трамвайчик, севший на мель, обнаружили пионеры, которые возвращались с Последнего костра по берегу, а не по дороге. Пионеры доложили Свистухе. Пока Свистуха сообразила, что к чему, уже начался рассвет. Свистуха разбудила капитана Капустина. Разгневанный Капустин не смог ни в чём обвинить Димона. Димон – вот он, тут: трезвый и с ключами. Судно угнали хулиганствующие элементы. А Димон с лёгкостью заверил капитана, что не надо вызывать из города буксир: он сам сей же миг восстановит должностное благополучие капитана. Димона распирало счастье. У него всё получилось с Ириной, и он готов был горы свернуть. Ирина сопровождала его на подвиг, утратив всякую потребность в независимости. На пирсе Димон героически разоблачился до синих семейников, взял ключи в зубы и вразмашку поплыл на трамвайчик. Ирина страшно волновалась, пока её возлюбленный преодолевал бушующие воды, взбирался на борт, затем заводил двигатель, на реверсе рывками умело стаскивал судно с мели и победно перегонял обратно к пирсу. Димона не смутило то, что он увидел на теплоходе. Бывшие пиявцы, они же – хулиганствующие элементы, никуда не делись с трамвайчика. Они лишь расползлись по всему судну и лежали без сил на лавочках, у многих был жар, их трясло и тошнило. Обычные признаки похмелья. Всё ясно. Эта компашка проникла на теплоход, сломала дверь салона и перепилась какой-то отравы. Кто-то сдуру отшвартовал судно, и оно поплыло само по себе. Пьянчуги попытались спасти положение, выдавили лобовое стекло в рубке и пролезли к штурвалу, но без ключей не смогли завести двигатель, чтобы вернуться к пирсу. Трамвайчик вынесло на мель, а пьянчуги с горя ужрались в хлам. Капитана Капустина эта версия событий вполне устроила. Игоря тоже. Не поверила только Свистунова. Ладно – Беклемишев, он шпана, или Несветова, она строптивая; но как могли затеять попойку Максим и Кирилл, спортсмены? А примерный Хлопов или культурный Стаховский? А девочки из средних отрядов, в конце концов?.. Нет, картинка не складывалась. Эти алкаши – они из списка доктора Носатова; что ж, пускай тогда доктор с ними и возится. Смена завершалась, и надо выбросить всё из головы. Свистуха отослала похмельных к доктору и предпочла ничего странного не заметить. По пути на пирс Игорь заскочил к бабе Нюре на пищеблок. Баба Нюра успела до прихода поварих привести столовую в порядок. Игорь не решился сказать правду о гибели стратилата. Соврал. Дескать, вампир, запертый в пищеблоке, на заре рассыпался в пыль, и конец. Баба Нюра поверила. Она обняла Игоря и зарыдала. Игорь поглаживал её по спине и думал, что страх бабы Нюры теперь закончился. Баба Нюра свободна. А они с Валеркой – нет. Когда по лагерной трансляции объявили о посадке на теплоход, Ирина поручила Игорю строить отряд на дорожке у корпуса, а сама направилась в изолятор за Маринкой Лебедевой и Лёвой Хлоповым, бывшими пиявцами. Пионеры с чемоданами и сумками высыпались на улицу. Валерка встал в пару с Вовкой Макеровым – они за смену не подружились, и потому Валерка мог сейчас молчать. Один из всего отряда, он повязал пионерский галстук. А ещё он незаметно разорвал на клочки записку с адресом Юрика. Не нужно ему знать этот адрес. А Юрику не нужно приглашать его в свой дом. Наглый Гельбич, разрушая строй, протолкался к Валерке. – Ну чё ты, Валерыч? – обиженно сказал он, будто Валерка был перед ним виноват. – Это же всё фигня! Он протянул Валерке руку. Понятно было, что ему хочется помириться. Валерка ответил Веньке спокойным рукопожатием: – Замётано. По отряду зашелестел шепоток: «Гельбич Лагунова избил, а теперь прощения просит! Гельбич захлыздил! Гельбич плачет, боится тюрьмы!» Анастасийка даже не оглянулась на Валерку. Она и утром на завтраке ни разу на него не поглядела. И Валерка на неё тоже не смотрел. Вчера ночью он привёл Анастасийку из пищеблока в корпус, уложил на своё место и ушёл, чтобы не вернуться к ней никогда. Ему надо вырвать Анастасийку из сердца. Валерка чувствовал: теперь Анастасийка боится его. То, что она увидела ночью в пищеблоке, ошеломило её, разрушило её представления о мире. И сейчас Анастасийка напоминала Валерке избалованного котёнка, которого внезапно отлупил хозяин. Отлупил жестоко и беспричинно. Котёнок ничего не понимает и прячется от того, кто раньше ласкал, но вдруг превратился в живодёра. И пускай прячется. Котёнку найдётся другой хозяин, хороший. А у живодёра внутри всё горело от боли и тоски. Мимо по аллее, оживлённо гомоня, прошёл третий отряд. – Двигаем! – скомандовал Игорь Александрович. Четвёртый отряд потянулся вслед за третьим. На пирсе, наблюдая за посадкой пионеров, стояли Свистуха, физрук Руслан, старшая воспитательница и доктор Носатов. В сторонке радиотехник Саня смущённо шептался с вожатой Леночкой. Директор Колыбалов не присутствовал. Серпа Иваныча, разумеется, тоже не было. Но его никто здесь и не ждал. Он же старик, ему эти проводы уже не по здоровью. Игорь подумал, что Иеронова хватятся, наверное, только вечером, когда тот не придёт ужинать. И нигде в лагере его не найдут. Потом, скорее всего, нагрянут следователи с собаками, обшарят берег и лес, но так ничего и не отыщут. Вампир сгорел в пионерском костре дотла, а дым развеялся в небе. И странное дело о пропаже всесоюзного пенсионера в итоге сдадут в архив, так и не разгадав тайны. Родни-то у старика нет, печалиться некому. – Внимание, Игорёха, – радушно распоряжался Димон, – твоих пионэров велено на верхнюю носовую! Иришка с больными уже там! Не толкаться! Игорь уступил инициативу Димону и не вмешивался. К Игорю незаметно приблизился доктор Носатов. – Всё закончилось? – спросил он словно ни о чём. – Закончилось, – подтвердил Игорь. Он спустился в кормовой салон, отведённый третьему отряду. Дети галдели. Вероника втиснулась в угол, кутаясь в куртку, и прижимала к губам платок. Лицо её было бесцветным и влажным от пота. Как и всех несчастных пиявцев, Веронику бросало из жара в холод, трясло в ознобе и выворачивало наизнанку. От чужой крови похмелье было похлеще, чем от водки. Игорь присел рядом на краешек лавочки. – Ты как? – спросил он. – Проще сдохнуть, – ответила она. Она положила свою мокрую, холодную ладонь поверх его ладони и сплела свои мокрые, холодные пальцы с его пальцами. Откуда-то сразу подскочил Саша Плоткин. – Корзухин, ты что, не видишь, что она болеет? – ревниво зашипел он. – Иди давай отсюда на своё место! – Ты, Саша, сам иди на своё место, – вдруг тихо сказала Вероника. – Ты о чём? – не понял Саша. – Моё место здесь! – Где угодно, только не здесь… – Да как не здесь-то?! – праведно возмутился Саша. – Плоткин, отвяжись от неё, – устало пояснил Игорь. – Совсем тупой, что ли? Ты ей не нужен. Не только сейчас, а вообще. Ну, отвали нафиг, а? За стенкой мощно зарокотал двигатель, по бортам поползла вибрация. Игорь почувствовал под полом салона вращающуюся ось гребного вала. Теплоход содрогнулся, всей махиной отделяясь от пирса. Пацаны кучами кинулись к окнам, восхищённо разглядывая пенные завихрения волн. Судно отрабатывало прочь от берега. Свистуха, физрук, доктор, воспитательница и радиотехник Саня махали трамвайчику, и с верхних палуб в ответ кричали пионеры. Капитан квакнул ревуном. Прощай, пионерлагерь. День выдался облачный и ветреный. Плоскость взъерошенной Волги стала непроницаемо-сизой. Казалось, что хмурое пространство озабочено чем-то своим, и люди ему безразличны. Форштевень с брызгами разваливал волны пополам. Метались и вопили чайки, но их сносило в сторону. – У кого есть свитера – наденьте, – приказала Ирина Михайловна. Валерка встал и подошёл к ограждению палубы. Ирина покосилась на него, но не запретила. Лагунов сегодня держался с каким-то ожесточённым отчуждением, потому Ирина решила с ним не связываться. Под крылом надстройки показался Игорь. Он поднялся на палубу и остановился рядом с Валеркой. Вдали за полосой воды тянулась зубчатая линия леса. Фигурные домики пионерлагеря уже уползли куда-то назад. – Что-нибудь чувствуешь? – спросил Игорь. – Ничего, – Валерка пожал плечами. – Всё как обычно. Но всё было не как обычно. Оба они это знали. Игорь положил руку на тонкое и твёрдое плечо Валерки. – Что у тебя на душе, Валер? Валерка помолчал. Ветер шевелил концы его красного галстука. – Я не хочу пить кровь, – сказал Валерка. – Не хочу, как Серп Иваныч. «Серп Иваныч» прозвучало так, будто Иеронов был ему дедушкой. – Я твой друг, – Игорь сжал Валерке плечо, чтобы тот ощутил крепость этого обещания. – Я тебя не брошу. Мы будем бороться вместе. Валерка опустил голову, словно обессилел. – Серп Иваныч перестал быть стратилатом, – тихо произнёс он. – Серп Иваныч превратился в моего пиявца и выполнил мой приказ. Значит, можно перестать быть стратилатом. Надо только найти способ. – Я же говорю: я с тобой, – повторил Игорь. Он глубоко вдохнул свежесть волжского простора и подумал, что они с Валеркой справятся. Древнее зло не может одолеть человека, если человек не уступает ему свою волю. Им с Валеркой хватит упрямства и для другой битвы. Они победят. Победят – и проживут огромную и прекрасную жизнь. После восьмидесятого года придёт и девяностый, а после девяностого – двухтысячный. Они увидят, как сменятся тысячелетия, и всё вокруг станет новым, совершенно новым. Как много ещё времени у них впереди! Будет и две тысячи первый год, и две тысячи второй, и две тысячи десятый, и две тысячи двадцатый… И там, в невообразимом две тысячи двадцатом, всё, что происходит сейчас, уже покажется старой доброй сказкой. И они безмятежно рассмеются, вспоминая, словно сквозь радужную мглу, как однажды жарким олимпийским летом они храбро сражались с вампиром.