– Сто процентов! У Стеллы раздвоение личности: она прирежет Муху и будет искренне навзрыд плакать на его похоронах. Меня тут убеждали, что Стелла не сможет свою банду создать. Запросто! Сейчас перестройка, воровские понятия изменились, но не это главное. Плевала Стелла на все понятия! Она выросла среди воров, но воровской мир для нее чужой. Если она создаст свою банду, то это будет нечто совершенно нового типа. – Я бы к ней в подельники не пошел, – усмехнулся Итальянец. С конспиративной квартиры я вернулся в управление и узнал неприятную новость: по приказанию заместителя прокурора области Шальнева задержали в качестве подозреваемого швейцара кафе «Встреча» Самошкина. – Зачем они это сделали, он ведь еще полторы недели должен был в ИВС сидеть по административному аресту? – спросил я у Клементьева. – Завтра из Москвы в прокуратуру проверяющие приезжают. Шальнев хочет им пыль в глаза пустить, мол, у нас есть реальный подозреваемый! Он ведь ничем не рискует. Не подтвердится участие Самошкина в групповом убийстве – освободит его из тюрьмы. Своя рука – владыка! – Везде такая ерунда! – присовокупил я. – Воры хоронят своих лидеров на закрытых кладбищах, прокуроры – кого хотят, того арестовывают, а кого хотят – того освобождают. Не выживет Самошкин в следственном изоляторе. Вчера Почемучка поклялся убить всех причастных к взрыву в кафе, а тут такой случай, как не ответить делом на его призыв? Как только Самошкин заедет в общую камеру, тут же какой-нибудь прыткий арестант его грохнет и будет этим гордиться. За воровское дело на убийство пошел! Это не бытовуха, это престижно. – Я договорился с начальником тюрьмы, чтобы они содержали Самошкина в одиночке. Он вроде бы согласился. – Откуда в нашей тюрьме одиночные камеры? – удивился я. – В карцере держать будут. Других одиночек нет. – Если следствие затянется месяцев на пять-шесть, у Самошкина крыша съедет. Полгода в одиночке – он сам с собой разговаривать начнет. – Тогда на него всех собак повесят и объявят организатором взрыва. – Когда они опознание думают проводить? – Завтра все наши фотографии к Самошкину привезут. Сколько в нашем управлении народу работает? Человек триста, не меньше? Привязала нас какая-то сволочь к этому взрыву. Не могли они пульт от бомбы к областному УВД подкинуть! Пускай бы Самошкин областных боссов опознавал, а то с нас решили начать. – Никого он не опознает, – уверенно сказал я. – Ни один идиот в своей собственной форме на убийство не пойдет. – Я так же думаю, – согласился Клементьев. – Скажу больше: если взрыв – дело рук настоящих ментов, то после убийства пятерых человек им сам бог велел в швейцара обрез разрядить. После такого дела оставлять в живых главного свидетеля как-то неразумно. Вечером появился Айдар. Весь день он проработал без обеда, оголодал. Докладывая мне о результатах работы с девчонкой, Далайханов жадно поедал «Майские» булочки с повидлом. – Лена эта, Майкова, она тоже с «гусями»! Прикинь, она меня на полном серьезе спрашивает: «Какой мазью надо грудь мазать, чтобы сиськи быстрее выросли?» Я вначале ничего не понял, стал осторожно интересоваться, зачем ей это? Она говорит: «Надоело плоскодонкой быть, хочу, чтобы со мной старшие мальчики дружили». – В Верх-Иланске старухи советовали озабоченным девчонкам куриным пометом грудь мазать. – Андрей, о чем ты говоришь! Если бы я ей про помет заикнулся, она бы попросила достать его. Она шуток не понимает. Прикинь, сидим мы втроем: девчонка, я и Кравцова, инспектор ИДН. Когда девчонка начала про грудь говорить, инспекторша покраснела, не знает, куда глаза спрятать, а Лена эта шпарит: «Хочу грудь, как у нашей учительницы Надежды Григорьевны». – Весело у вас было. – Еще как! Она у инспекторши при мне спрашивает: «У вас лифчик какого размера?» Кравцова на меня смотрит, я ей показываю: «Отвечай, не скажешь – обидится». – Как я понимаю, Лена Майкова – девочка, к фантазиям не склонная? – Прямолинейная, как указка в школе… Короче, она видела «тренера». – Да ты что?! А чего раньше молчал, лифчиками мне голову морочил? Где она его видела? Кто он такой? – Не спеши, я обо всем сейчас расскажу. Лена и Боря Прохоренко стали общаться с начала учебного года, до этого он ее считал слишком маленькой. Лена первая пошла с ним на контакт, предложила поцеловать ее. Боря первый раз в жизни поцеловал девочку и раскрыл перед ней свою душу, а в душе этой нет ничего, кроме мечты любыми путями вырваться из интерната и стать великим хоккеистом. Лена поддерживала его в мечтаниях. Она ведь вполне серьезно считает, что если человек решил стать выдающимся спортсменом, то обязательно им станет. Для нее никаких проблем в выборе жизненного пути нет: захотел стать космонавтом – поезжай на Байконур, лезь в ракету и лети на Луну. Сама она, кстати, хочет быть билетершей в кинотеатре. – Поближе к «тренеру», не отвлекайся. – Наступила зима, Боря с Леной стали вечерами сбегать из интерната и ходить в соседние дворы, смотреть, как пацаны в хоккей играют. Где-то в начале декабря Боря говорит, что познакомился с настоящим хоккейным тренером, и тот возьмет его в некую спортшколу с хоккейным уклоном. Лена, естественно, поверила и даже не стала спрашивать, кто этот тренер, где с ним Боря познакомился и в какую спортшколу он его переведет. Недели за две до Нового года, в субботу, Лена и Боря гуляли по городу и около спортобщества «Динамо» встретили этого тренера-хоккеиста. Рассказываю, как это было. Мальчик и девочка идут через дворы на стадион «Металлист» посмотреть тренировку хоккеистов. Проходят мимо спорткомплекса «Динамо». С крыльца «Динамо» спускается мужик, машет им рукой и кричит: «Боря, завтра жду тебя на нашем месте!» Пока Боря открывал рот, чтобы ответить, мужик сел в автомобиль и уехал. На этом все. – Она запомнила «тренера»? – Божится, что опознает при встрече, а словесно описать не может. – Что она о нем помнит? – Мужчина, старше тридцати лет. У нее все мужики старше тридцати лет пребывают в одном возрасте – «взрослый дядька». Одет в куртку «аляска» и меховую шапку. Русский, усов и бороды нет. Андрей, под это описание хоть кто подходит. По машине тоже ничего не вычислить: «Жигули», то ли «пятерка», то ли «семерка», бордового цвета. За рулем сидел водитель, а «тренер» сел в автомобиль как пассажир на переднее сиденье. – На другой день Боря пошел на встречу один? – Ты очень догадлив, Андрей Николаевич! Боря сходил на встречу, и «тренер» его отругал, что он в мужские секреты девчонку посвящает. С этого момента Прохоренко замкнулся и больше со своей подружкой не общался. – Боря о чем-нибудь, кроме хоккея, с ней разговаривал? – Ни-о-чем! – по слогам ответил Далайханов. – Она хотела целоваться-обниматься, а он думал только о клюшках и шайбах. Андрей, я вымотался за день, есть хочу, отпусти меня домой. – Иди. Далайханов быстро собрался. В дверях я остановил его: – Айдар, так у Татьяны Кравцовой какого размера бюст? – Да пошел ты! Мой друг и коллега хотел со злости хлопнуть дверью, но вспомнил, что мы сидим в одном кабинете, и общую дверь ломать не стал – аккуратно прикрыл ее за собой и пошел домой. Глава 18 Вербовка Проверяющие из Москвы прилетели в пятницу поздно вечером. Для перестраховки суббота была объявлена в городском УВД рабочим днем. Проводив Малышева в областное управление знакомиться с членами московской комиссии, я отправил Айдара в Центральный РОВД и занялся текущими делами. Маша Ивлева пришла к двенадцати часам. Одета она была по-студенчески демократично – в свитер и джинсы. Удивительное дело: в платье у Маши была соблазнительная девичья фигура, без платья она тоже была хороша, а в джинсах и свитере выглядела как манекен, на который напялили одежду на два размера больше. Куда только все округлости исчезают? Девушка та же, а смотреть не на что. – Цени мое отношение! – сказал я, усаживая Ивлеву за стол Далайханова. – Я дал тебе выспаться в выходной день. – У меня с утра занятия в институте были, – безразличным тоном ответила Маша. – Я вижу, ты не в духе. Что-то случилось? – Да, так, свои проблемы, – нехотя ответила она. – Что же, поговорим о проблемах, – я взял стул, сел напротив нее. – Мы живем в динамичном мире, Маша. Все вокруг меняется, то, что было белым, вдруг становится черным, а тот, кто был тебе другом, может стать злейшим врагом. Перестройка! Надо учиться выживать в новых условиях. Ивлева с интересом посмотрела на меня. Я, приободряя девушку, по-товарищески улыбнулся. Она кончиками губ улыбнулась в ответ. Обычная этика – нельзя сидеть, как бука, если тебе участливо улыбаются. Это невежливо. «Время! – решил я. – Норматив – двадцать минут. Энергетически Маша на спаде, я сломаю ее в одно касание». – Маша, – продолжая улыбаться, сказал я. – У меня к тебе есть одно не совсем обычное предложение: я хочу, чтобы ты стала моим секретным агентом. Она открыла рот, чтобы запротестовать, но я опередил девушку. – Слушай меня внимательно, – стальным голосом я вдавил Машу в кресло, – и запомни: когда я говорю о деле, принято молчать. Потом выскажешься, а сейчас помолчи и послушай. Секретный агент – это не стукач, а разведчик в тылу врага. Мы живем в эпоху небывалого роста преступности. На смену мелким шайкам и бандам приходят целые корпорации преступников. Из-за непродуманных действий правительства в развитии преступности в нашей стране произошел опаснейший регресс. До перестройки «американская» преступность появлялась в нашей стране с отставанием на двадцать лет. Пример: всплеск наркомании в США пришелся на конец 1960-х годов, у нас наркомания начинает развиваться только сейчас. «Беловоротничковая» преступность в США стала явлением год-два назад, значит, у нас она появится где-то после двухтысячного года. Вроде бы все понятно: смотри на тенденции развития преступности в Америке и готовься к их появлению в СССР. Но Горбачев со своим «сухим» законом отбросил все назад. Он вверг нас в американский 1930 год – во времена расцвета бутлегерства и рэкета. В эти годы в Америке происходит становление организованной преступности, общенациональную известность получают мафиози: Аль Капоне, Лаки Лучано, Альберто Анастазия. Посмотри вокруг – мы живем во времена становления нашей, отечественной мафии. Вместо Аль Капоне у нас – Лучик, а роль отморозка Анастазия готов играть Муха-Цокотуха. Что ты так смотришь на меня, Машенька, имена знакомые услышала? Запомни, девочка, если мы не сломим хребет организованной преступности или хотя бы не будем держать их в узде, то скоро они захватят власть, везде рассадят своих ставленников, и тогда все мы будем жить, соблюдая воровские законы и понятия. Поверь мне, я в мире, где правит мафия, выживу, а ты – вряд ли. Я достал сигареты, закурил. В вербовке между патетическим началом и разговором по существу должен быть небольшой временной перерыв. Будущий агент должен осознать, что ему предлагают заниматься делом государственной важности, а не ябедничать на хулиганистых соседей. – Существует несколько методов вербовки, – продолжил я. – Первый: угрозы и шантаж. Делается он так. Представь, Маша, что я напишу официальное письмо в твой институт, где укажу, что гражданка Ивлева не только сама занимается проституцией, но и втягивает в это позорное дело других студенток. Даю гарантию: после письма тебя отчислят, и ты потеряешь место в общежитии. Родни в нашем городе у тебя нет, Ковалик твоей судьбой заниматься не станет, и тебе придется вернуться в далекий поселок Горняк. Что такое жить в поселке, я знаю. Одна асфальтированная улица, коровы под окнами, туалет во дворе. Если в дом проведена холодная вода, то это счастье, на колонку трижды в день бегать не надо. Ты не забыла, Маша, как с коромыслом за водой ходить? Корову доить не разучилась? Второй метод: я предлагаю тебе защиту и покровительство. Всегда и везде ты будешь ощущать за своей спиной мощь и силу МВД. Есть глупые люди, которые считают, что за последние год-два милицию превратили в половую тряпку, о которую кто хочет, тот и вытирает ноги. Это не так. Мы как были могущественной организацией, так ею и остались. Мы всегда в трудную минуту сможем прийти на помощь, и если кто-то из мафиози будет принуждать тебя работать на себя, то я знаю, как любому бандиту можно ударить по рукам. Еще один ход – нестандартный. У нас с тобой, Маша, сложились определенные личные отношения. Ты нравишься мне как девушка, как к человеку я испытываю к тебе симпатию. Мне не хочется, чтобы ты в один прекрасный момент попала в дерьмовую ситуацию и встала перед выбором: быть профессиональной проституткой или лишиться своей природной красоты и привлекательности. Знаешь, как бандиты делают? Если ты отказываешься от их предложения, они бритвой по щекам чирк-чирк, и ходи с лицом Квазимодо. Я взял со своего стола чистый лист бумаги, положил перед Ивлевой. – Выбор за тобой, Маша. Я ни к чему тебя не принуждаю. Я предлагаю сотрудничество на конфиденциальной основе. – Если я откажусь, ты напишешь мне в институт? – глядя мне в глаза, спросила Маша. – Нет. Мало того, если ты откажешься на меня работать, то я не перестану к тебе хорошо относиться и всегда приду на помощь в трудной ситуации. Таковы, Маша, мои странные жизненные принципы. Она глубоко выдохнула, взяла авторучку. – Что нужно написать? Я продиктовал Маше текст обязательства, взял с нее подписку о неразглашении данных, полученных ею при выполнении секретных заданий. Вся вербовка, от первой до последней детали, заняла семнадцать минут. – Теперь, Маша, напишем первое агентурное сообщение. Что ты рассказывала про гомосексуалиста из горкома ВЛКСМ? Я думаю, у нас получится привязать его к взрыву во «Встрече».