Минут за пять до назначенного времени в кафе зашел невысокого роста остроглазый мужичок. По стечению обстоятельств он был моим однофамильцем и носил кличку Лапоть. – Едем в другое место, – безапелляционно заявил он. – Поезжай, – разрешил я. – У меня, как видишь, другие планы. – Сергей Игнатович просил передать, что здесь разговор не получится. – Оплати поляну, – ответил я, вставая с места. Лапоть небрежно бросил на стол смятую пятидесятирублевую купюру. Мелочиться в окружении Почемучки было не принято. По пути на выход я проверил пистолет за поясом джинсов. Ни Малышев, ни Клементьев не знали, что я на всякий случай взял на встречу подарок Журбиной. В январе у нас рано темнеет. В шесть вечера – уже ночь: в городе зажигаются огни, автомобили включают фары, на магазинах появляется неоновая реклама. В школьном возрасте я обожал гулять по ночному городу, рассматривать освещенные витрины и представлять, что я попал за границу. Поездка с Лаптем неизвестно куда восторга у меня не вызывала, хотя ночной город в новогоднем убранстве был прекрасен: все сверкало, переливалось красками, на главной площади стояла мигающая гирляндами елка. По дороге на окраину города нам попался пост ГАИ. Увидев, чья машина несется с превышением всех допустимых скоростей, гаишники понурили головы, сделали вид, что нас не заметили. В кабинете директора центрального кладбища меня поджидали Почемучка и Муха. Сергей Игнатович, одетый в потертый кожаный жилет, сидел за столом, а Муха прохаживался из угла в угол. По его нервному поведению я понял, что до моего прибытия они повздорили, и Почемучка поставил соратника на место. Менты и воры за руку не здороваются. Войдя в кабинет, я кивнул головой и, не спрашивая разрешения, сел напротив Почемучки. – Что скажешь? – он протянул мне ксерокопию меморандума, поступившего утром в газеты. – Муха, – обернулся я к смотрителю, – это ты тень на плетень наводишь? Какого хрена ты меня к «Белой стреле» подвязываешь? – Я тебя за язык не тянул, – огрызнулся Муха. – Ты сам в прошлый раз меня этой «Белой стрелой» стращал. – Ты бы кокаин пореже нюхал, а то мозги скоро от дури склеятся, – посоветовал я. – Ты при мне расскажи Сергею Игнатовичу, какой базар был, кто начал и кто кого стращал. Я от своих слов не отрекаюсь, а вот ты повтори, что мне пообещал. – Я не понял, – заметался по кабинету Муха, – ты что сюда, очную ставку делать приехал? – Меня, вообще-то, привезли, – тактично возразил я. – Да тебя не привезти, а ногами вперед вынести надо! – замахал руками смотритель. – Серега, я за базар отвечаю. Он – «темнила». Что думаешь, зря у них в урне на крыльце пульт от бомбы нашли? – Сергей Игнатович, – спокойным тоном обратился я к Почемучке, – это он при тебе понты кидает. Вдвоем мы базарили спокойно, без этой гнусной пантомимы. – Чего-чего? Что ты сказал? – Муха, набычившись, шагнул ко мне, но Почемучка осадил его: – Остынь! Мы собрались о деле поговорить, а не отношения выяснять. – В гробу я видал ваши базары! – Муха сплюнул в угол и вышел вон. – С дисциплиной у вас что-то не очень, – резонно заметил я. – Какая дисциплина, о чем ты? – хищно оскалился Почемучка. Все передние зубы у него были под коронками из белого металла, с годами потускневшего от курева и чифира. – Поговорим как есть? – предложил я. – Мне рассказать сказочку о «Белой стреле» или сразу возьмем за аксиому, что «Белая стрела» – это туфта? – Рассказывай, я не спешу, – Почемучка достал папиросу, размял табак двумя пальцами, продул гильзу, смял ее гармошкой, закурил. В двух словах я объяснил ему, что думаю по поводу тайной организации мстителей. О своем прошлом конфликте с Мухой я промолчал. – Как я помню, за Тихоном крови нет, и убивать его в отместку за чью-то душу – нелогично, – закончил я свою короткую речь. – Вы будете искать организаторов взрыва или спустите это дело на тормозах? – глядя мне в глаза, спросил он. – Сергей Игнатович, если вы не будете ставить нам палки в колеса, то мы найдем виновных, – заверил я. – Вам смысла нет рубаху на груди рвать, – философски возразил он. – Из всех погибших только Яковлев – человек вашего мира, а остальные… Тихон – вор, Шафиков – кооператор, зажравшийся буржуй, Демушкин – отморозок, беспредельщик. Вам жалеть-то некого, все мертвяки в тему. – Мы – за порядок в городе. Сергей Игнатович, оставьте в живых швейцара из «Встречи». Рано или поздно он расскажет, как там на самом деле было. Я лично не верю ни в каких ментов в кафе. Лажа это все: пульт в урне, менты в форме, записки в газеты. Сейчас у швейцара ключ к событиям во «Встрече». Были бы старые времена, он бы уже давно нам всю правду-матку выложил: по душам бы одну ночь поговорили, и он бы запел, как соловей на рассвете. – Про швейцара забудь. Он – покойник. – Сергей Игнатович, вы же можете «запретку» на тюрьму кинуть, и его никто не тронет. – О чем ты? Сам подумай, какую чушь несешь! – возмутился Почемучка. – Как я «запретку» в СИЗО кину? Напишу маляву: «Арестанты, забудьте про законы воровской чести, будем жить по законам ментовским». Так, что ли? – Царствие ему небесное! – Я обернулся к распятию и, как умел, осенил себя крестным знамением. – Он сам себя под раздачу подставил. – Как тебе такой вариант, – продолжил спокойным тоном Почемучка. – Грохнуть решили Демушкина, а попали в Тихона? Мог же Демушкин где-то «Белой стреле» дорогу перейти? – Сергей Игнатович, я не прошу вас о помощи, но кое-что рассказать вы мне можете. Зачем Тихон поехал во «Встречу»? Его пригласили арбитром быть? – Там долгая история, – неохотно протянул он. – Про контракт с Японией я в курсе. Почемучка покачал головой, что означало: «Наш пострел везде поспел!» – Демушкин, как я понимаю, решил ущемить Шафикова и отобрать у него часть производства. Кооператор обратился за помощью к вам. Открыто за Шафикова вы заступиться не могли, и тогда Тихон поехал выступить в споре третьей стороной. Так было или по-другому? – Немного не так, – обдумывая каждое слово, ответил Почемучка. – Зайдем с другой стороны. Яковлев там оказался случайно или он в одну дуду с Демушкиным дул? Зачем вообще на этой встрече был человек, который ни к воровскому миру, ни к производству ложек отношения не имеет? – Японский контракт – это целиком и полностью идея Яковлева, – огорошил меня Почемучка. – Это с его подачи и через его знакомых Шафиков ездил в Токио: молодежные организации, обмен опытом становления кооперативного движения… Яковлева по каким-то причинам за бугор не выпустили, и все дела в Японии проворачивал один Шафиков. Почемучка достал еще папиросу, повторил ритуал продувки гильзы, прикурил от спички. – Все думают, что Шафиков приехал к нам в город богачом, этаким денежным мешком с лесоповала. Деньжата у него действительно были, но не такие, чтобы три цеха на ровном месте арендовать. Это мы его деньгами ссудили на первых порах. – Как-то не по понятиям – деньги в рост давать, – осторожно заметил я. – Перестройка! – ответил мне металлической улыбкой Почемучка. – Деньги не пахнут! На какие шиши ты будешь зону греть, никого не волнует. У грузинских воров давно все капиталы в цеховиков вложены, никто же не попрекает их, что они живут не по понятиям. – У Яковлева была доля в кооперативе Шафикова? – Он – голодранец, вовремя ухватившийся за молодежную тему… Ты все ходишь вокруг да около и не знаешь, как спросить: каков был расклад во «Встрече»? Я спросил у Лучика, как нам поступить. Он так решил: если вы даете нам расклад по «Белой стреле», то мы темнить не будем. Если нет – то разговора не получилось. – «Белой стрелы» в городе нет, а если она есть, то я лично о ней ничего не знаю. На чем мне отсюда можно уехать? Я поднялся с места, одернул куртку, поправил шарф. – Не спеши, – угрожающим тоном велел Почемучка. – Мы отвезем тебя, за транспорт не беспокойся. Так ты утверждаешь, что у нас в городе нет никакой «Белой стрелы»? – Одно убийство, совершенное одним человеком, – это десять лет лишения свободы. Убийство, совершенное группой лиц – пятнашка. Два групповых убийства – вышак. За «Встречу» организатору взрыва – сто процентов лоб зеленкой намажут. Представь, что ты – главарь «Белой стрелы». Как ты объяснишь своим подельникам, что хочешь их всех под расстрел подвести? Четыре трупа по отдельности – это четыре приговора по десять лет. Один взрыв в многолюдном месте – всем вышак. Ради чего подельники главаря «Белой стрелы» должны жизнью рисковать? Ради абстрактной справедливости? Почемучка вдавил окурок в пепельницу, натужно откашлялся, сплюнул в корзину для бумаг. – Совсем здоровье сдает, – пояснил он. – Ты хорошо все объясняешь, но ты ведь только за себя говоришь, а не за всех ментов. Отморозков везде хватает: и у нас, и у вас. – Дайте нам шанс разобраться с кафе, и мы тогда узнаем, есть у нас «Белая стрела» или нет. Если взрыв – дело рук моих коллег, я никого покрывать не стану. – Хорошо, посмотрим, что из этого выйдет. Слушай расклад. С японского контракта нам причиталась одна треть, еще треть должна была пойти в дело, и треть была долей Шафикова. Яковлеву за посреднические услуги мы пообещали хорошую иномарку. Демушкин потребовал треть контракта не вкладывать в закупки японских товаров, а отдать ему. Тихон сказал, что если Демушкин добром не уймется, то мы объявим ему войну. Я сидел и не знал, что сказать. Новые обстоятельства переворачивали все с ног на голову. Я был уверен, что Тихон в кафе был нейтральным арбитром, а он, оказывается, приехал войну объявить. Если бы не взрыв во «Встрече», то сейчас в городе разразилась бы первая мафиозная война за передел рынка собственности. Кто-то, пожертвовав пятью жизнями, установил временное хрупкое перемирие. – У вас все были за войну? – спросил я. – Демушкин не оставил нам другого выхода. Дело принципа: или мы отстоим свои позиции, или он подвинет нас неизвестно куда. – За Демушкиным никого, кроме членов его «Сибирского объединения ветеранов Афганистана», нет. Он что, решил в одиночку вас свалить? Бодался теленок с дубом! Тут что-то не так. Здесь должен быть третий игрок, который в последний момент передумал и всех грохнул. – Ищи, кто был третьим или пятым, или двадцать пятым. Я пошел тебе навстречу, теперь ты дай слово, что если у нас в городе появится «Белая стрела», то лично мне об этом расскажешь. – Договорились. Я покрывать бандитов не намерен. Почемучка прошел к двери, выглянул в коридор. – Отвези человека! – приказал он кому-то. Я собрался, спустился на первый этаж. Из своего закутка вышла Стелла. Взгляд ее прекрасных глаз был добрым и печальным, словно она заранее скорбела по чьей-то напрасно погубленной душе. Через полчаса Лапоть привез меня во «Встречу». Левая кабинка была занята, директорский стол все еще свободен. – Евгений Викторович! – подошел я к Ковалику. – Мой друг с обувной фамилией оплатил заказ, так где же мой эскалоп, где мои оливки? Где мой коньяк? Я не Почемучка, мне законы воровской скромности пить коньяк не запрещают.