В комнату вошла девушка с подносом, но оказалась не той, которой велели подать чай. Маргарита скользнула по прислуге взглядом, но ничего не сказала. Наш разговор хозяйка продолжила только после того, как служанка ушла. – Сейчас, когда я хорошо знаю, что произошло, я вспоминаю то время и удивляюсь, ну как я не сообразила раньше, кто убил Аллу. – Вы сразу решили, что девочку лишили жизни? Почему вам так показалось? – влезла я со своим вопросом. Марго положила мне на тарелку кусок кекса. – Я уже говорила, что в год смерти Аллы я уехала в Париж. В доме тогда постоянно работал телевизор. Новости походили на сводки боевых действий. Там нашли расчлененный труп, здесь взорвали кафе, где-то застрелили вора в законе и парочку ни в чем не повинных прохожих. Маньяки, педофилы, киллеры – вот ньюсмейкеры моей юности. Убийства прочно вошли в жизнь россиян, понятно, что вопящие с экранов журналисты и на меня оказали влияние. Маргарита сложила руки на груди. – Следователи рассматривали версии похищения, побега. Им бы включить логику. Зачем Алле удирать из дома, где ее обожают, любую прихоть исполняют? Будь ей лет тринадцать-четырнадцать, можно было бы подумать про любовь. И про мальчика, который показался Ксении недостойным даже ботинки чистить ее принцессе, о чем она младшенькой и заявила. А потерявшая от первого чувства голову Аллочка сбежала с парнишкой. Но сестре было всего семь! Версия побега тупая. И похищение ни при чем, никто не просил выкупа. Да, я улетела в Париж в твердой уверенности, что младшую сестру убили. В полете от ничегонеделания стала вспоминать, как развивались события. Поведение Веры показалось мне странным. Когда Алла не вернулась домой из сада, где она играла, Вера ушла в свою спальню и не высовывалась оттуда. На следующий день она была тихая, молчаливая, не капризничала, ничего не просила. Необычное для нее поведение. И пропала Алла в самый подходящий момент, чтобы ее не сразу искать начали. За некоторое время до несчастья она взбунтовалась. Алле семь, и ее стала раздражать вечно хлопающая крыльями мамаша. Алла устроила дебош, потребовала: – Мама! Отстань от меня. Хочу играть с подругами. Сама ходить в детский центр поселка! Все смеются, когда ты меня приводишь. Я уже в школе учусь! Не прекратишь за мной следить, не пойду на занятия. И на следующий день не вышла к машине. Ксения ее упрашивала, но безрезультатно, Алла твердила: «Или я сама хожу по поселку, езжу на школьном автобусе с одноклассниками, или вообще не учусь. Точка». Неделю она дома сидела, поняла, что нашла коса на камень, и заявила матери: – Раз ты мне не разрешаешь жить, как я хочу, теперь еще и голодать буду. Хватило одного дня без еды, чтобы мать приняла все ее условия. На самом-то деле ничего страшного. До детского центра медленным шагом идти минут пять. Автобус нигде не останавливался. Поселок охранялся, все дети где хотели одни бегали. Алла получила немного свободы. Марго положила в чай кусочек сахара. – За пару дней до исчезновения Аллы родители улетели в Карловы Вары. Марго отвернулась к окну. – Дальше все было ужасно. Алла исчезла, она словно испарилась, никто ее не видел. А я в этот день улетала в Париж, никто меня не задерживал. Конечно, с моей стороны это некрасивый поступок, надо было остаться, поддержать родителей. Но я эгоистично использовала шанс осуществить свои мечты. Их было две. Уехать подальше от матери, которая меня не любила, от отца, который меня не замечал, от вечно ноющей капризной Веры и истеричной Аллы. И второе желание: заняться тем, о чем я мечтала чуть ли не с пеленок, – демонстрировать одежду. А в самолете я вдруг подумала: «Аллу не найдут, ее убили». Маргарита положила ногу на ногу. – У меня озарение случилось: младшая мертва. Через неделю я позвонила домой… Рита усмехнулась. – Вдумайтесь! Семнадцатилетний подросток один в чужой стране, в прекрасном, но опасном для юной девушке мире моды. А ни мать, ни отец семь дней о ней и не вспоминали. Да, они были в панике из-за потери Аллы. Но я тоже их ребенок. Трубку снял управляющий, объяснил: «Аллу не нашли. Матери плохо, у дома круглосуточно дежурит «Скорая», лучше вам сейчас родителей не тревожить». Вот так значит. У меня пошел карьерный взлет, я ракетой летела к олимпу известности и денег. Я совсем не думала о Вере, да и об отце с матерью тоже. Они же обо мне не беспокоились. Некоторое время мы не общались. Весть о том, что нашли тело Аллы, застала меня в Милане на показе Дольче Габбана. Мне позвонил управляющий, не родители. Я прилетела в Россию и попала в натуральный ад. Отец увидел меня и вместо «Здравствуй» пробурчал: «Только тебя тут не хватало». А мать налетела с кулаками: «Почему ты не уследила за Аллой? Тебе велели с нее глаз не спускать. Ты – убийца моей девочки». Даже папа понял, что это уж слишком, остановил жену: – Возьми себя в руки. Спрашивать надо с няньки, ей в обязанность вменялось за девочкой следить. Мать набросилась на супруга. Вопль, визг, истерика. Я молча ушла, вызвала такси, приехала в Шереметьево, купила на ближайший рейс в Милан билет в бизнес-класс за бешеные деньги и вернулась на работу. Весть о смерти матери застала меня в Париже. И опять новость принес управляющий, еще он предупредил: – Ксения Петровна покончила с собой, не смогла жить без Аллы, но для посторонних она скоропостижно умерла от онкозаболевания. После этого мы с отцом вообще не общались. Лед в отношениях разбил мой муж Клод. Я называю супруга так, но у него еще несколько имен в паспорте есть. Для французов это обычное дело. Клод из известной семьи, очень дружной. Когда родился Стефан и мы решили его крестить, супруг сказал: «Хочу видеть тестя на празднике». И пригласил моего папу. Я была уверена, что отец не приедет, но он прилетел и был удивлен. Дочь, на которую он не обращал внимания, оказалась мировой звездой. Платье мне для торжественного события сшил и подарил один великий модельер. Среди гостей были одни звезды. Прессы тьма. Телевидение вело прямой репортаж. У родителей жениха замок, немереные га виноградников. Сам Клод неприлично богат. Все это произвело на отца сильное впечатление. Перед его отлетом в Москву мы с ним впервые поговорили по душам. Папа попросил у меня прощения, я извинилась за то, что в детстве избегала его. Отношения наладились. Сейчас Михаил Львович лучший отец и дедушка. Внук только и ждет, когда полетит в Англию в его поместье. Дед мальчика обожает. Но я вернусь в тот день, когда мы с папой подружились. Я повзрослела и стала счастливой. А счастье делает человека спокойным и толерантным. Глава 28 Марго отвернулась к окну. Я молчала. Прошло несколько тягостных минут, прежде чем она решила возобновить разговор. – Клод нашел тестя в Англии. Оказалось, что Михаил Львович покинул Россию, живет уединенно в большом поместье, не собирается возвращаться на родину. Беседа у нас с ним была для меня шокирующей. То, что Вера замешана в смерти Аллы, отец понял в тот момент, когда ему показали крестик на витой разорванной цепочке. Он принадлежал Вере. Не младшей девочке, как решили дознаватели. Алла отказалась ходить с крестом, из чистой вредности сняла его и на глазах у мамы швырнула в окно. А Вера покорно ходила с символом веры на шее. Папа вернулся домой в ужасе. Он устроил допрос всей прислуге, и одна горничная, уж не помню кто, рассказала ему, что видела, как Вера уносит из чулана сумку, которую выудили из реки. Прислуга, естественно, не стала задавать вопросов Вере. А девочка ее не видела. Папа поговорил с Верой. Потом приехали две женщины, они увезли Веру в особый интернат. Изложив эту историю, отец очень спокойно, слишком спокойно, сказал мне: – Марго! Ты моя единственная дочь. Веры больше нет. Пожалуйста, не выясняй подробностей. Скажу лишь, что она убила Аллу. Маргарита закрыла глаза ладонью. – Это был самый страшный день моей жизни. Ужасный. Да, я давно знала: младшую сестру убили. Пару раз подумала, что Вера в день пропажи Аллы вела себя странно, была вроде испуганной. Но потом перестала думать об этом. Поймите, я считала, что Аллочку лишил жизни бандит, мерзавец… Да, мы с Верой никогда не дружили, нас разделял возраст и ее совсем непростой характер. Возможно, будь она иной, неревнивой, ласковой, я могла бы с ней общаться. Но злость, зависть отталкивают. А от Аллочки я была еще дальше, пропасть лет у нас шире. Знаете, Алла уродилась редкой красавицей. Собираясь в Париж, я жалела, что у нее вредный характер, из Аллы могла бы выйти супермодель. Но этого, увы, никогда не случилось. Почему? Мир фэшн жесток, он не стал бы иметь дело с капризной девицей. Да, в семидесятых-восьмидесятых-девяностых годах прошлого века те, кто входил в тридцатку самых популярных моделей, позволяли себе в плане поведения многое. И им это все прощали, потому что, выйдя впервые на подиум в восемнадцать лет, они потом до сорока, а то и дольше, не уходили. Их очень ценили, не хотели потерять. Они являлись музами для модельеров и великих фотографов, но сейчас все иначе. Старт в тринадцать-четырнадцать лет, а в двадцать с небольшим ты уже фэшн-старуха, молодые подпирают, и их очень много. Сегодня супермоделей фактически нет, нынче на пике интереса не красота, а странность облика. Сомневаюсь, что в наши дни Клаудия Шиффер могла бы взлететь так высоко. Очаровательная блондинка, милая, улыбчивая. Да сейчас не это привлекает. На последней неделе моды в Париже правили бал странные девушки с насупленным видом, серо-зеленой кожей. Они походили на оживших мертвецов. Кроме них еще ходили очень полные тетки, прямо пропаганда обжорства. Почему так? Чтобы привлечь покупателей. Наряды на Клаудии смотрелись сногсшибательно, она идеальна и внешне, и внутренне. До нее обычной бабе расти и расти. А толстуха или сутулая девчонка с серой кожей, они как все. Они этим всем просто свои. У потребителя сразу мысль возникает: «Вау, и на меня это супер сядет». С Шиффер так не получилось бы. Маргарита тряхнула головой. – Я Веру со дня пропажи младшей сестры не видела. Мы о ней дома не разговариваем. Впрочем, и Аллу не вспоминаем. Я единственная дочь Михаила Львовича. Наш с Клодом сын его любимый внук. – Получается, что господин Губарев покрыл убийцу? – подчеркнула я. Марго прищурилась. – А вы как думали? Папе что, следовало участвовать в следственных мероприятиях, а потом в судебном процессе? Вызвать на мою и моего супруга голову дождь вопросов от журналюг? Радость, которую при этом испытала бы пресса разных стран, неописуема. В России я неизвестна, и слава богу. На родине признание отца обошлось бы сообщением в ленте новостей, да оно и не вызвало бы нездорового интереса. Но в Европе, Америке мы с Клодом на слуху, у нас масса друзей, приятелей. Для местной желтой прессы сообщение о Вере-убийце просто подарок. Ни я, ни Клод никогда не были героями скандалов, у нас идеальная репутация. И тут такое! У Маргариты, оказывается, есть средняя сестра, которая лишила жизни младшую. Папа очень умный человек, он видит на десять шагов вперед. Думаю, он сразу понял, чем грозит мне следствие по делу убийства Аллы. Не хотел ни мне, ни себе неприятных переживаний, не смог отдать Веру в руки правосудия и живо все притормозил. Хозяйка закинула ногу на ногу. – Если хотите узнать, как жила Вера после того, как ее отлучили от дома, то вам лучше поговорить с воспитателем. – С кем? – не сразу сообразила я. Маргарита расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. – Отец поместил Веру в особое заведение. Я о нем мало знаю. Это пансионат для детей с проблемами. Очень дорогой, по карману лишь обеспеченным людям. К каждому воспитаннику там приставлен личный дипломированный психолог, она занимается исключительно одним ребенком, находится около него постоянно, спит в соседней комнате. По пугающему совпадению педагога, которая занималась Верой, звали, как нашу покойную мать, Ксенией Петровной. Фамилия – Бобанова. Когда Вера пошла в девятый класс, у папы случился сердечный приступ. Когда его везли в больницу, он дал мне телефон Бобановой и попросил: – Если я вдруг умру, плати за Веру, денег тебе останется очень много. И поддерживай связь с Ксенией, она будет перед тобой каждую неделю отчитываться. Что с девчонкой делать, когда она окончит школу, я пока не придумал. Но решу эту проблему. Собственно говоря, это все. Более я ничего не знаю. Скажу откровенно: мне не хочется заводить хоть какие-то отношения с Верой. Она убила Аллу, стала причиной смерти мамы. Да, я не очень любила родительницу, но мне ее жалко. Кроме того, я не одобряю убийство как способ решения своих проблем. Это за гранью моего понимания. Вы можете возразить: «Вера была подростком». Да, но девочка в ее возрасте уже обязана понимать, что чужую жизнь трогать нельзя. – У вас, случайно, не сохранился телефон Бобановой? – поинтересовалась я. – Могу поискать и выслать вам, – пообещала Марго. – Буду вам очень благодарна, – сказала я. – И у меня просьба, – произнесла Маргарита, – судя по нашей беседе, вы общаетесь с Верой. – Мы один раз разговаривали, – подтвердила я. – Если сестра спросит, виделись ли вы с Михаилом Львовичем, Марго, ее мужем, ответьте: «Нет». И ни при каких условиях не сообщайте сестре мой телефон. Я потратила огромное количество нервов, усилий, денег, чтобы создать комфортную среду обитания для своей семьи. Я живу в окружении красоты и добра. Злу нет места в моей жизни, и впускать его к себе в дом я не хочу. Марго встала. – Непременно найду номер Бобановой и сброшу вам. Я поняла: аудиенция окончена, и тоже поднялась. – Спасибо. – Не за что, – вежливо отреагировала Маргарита, – вы милый человек. Жаль, что нам пришлось беседовать об ужасных делах. Мы пошли к двери. Когда я перешагнула порог дома и очутилась на крыльце, хозяйка окликнула меня: – Дарья. Я обернулась. – Слушаю вас. – Что бы ни случилось в семье Веры, я никогда не возьму ее к себе. Если у нее нелады с мужем и его детьми, меня это никак не касается. Кстати, вы уверены, что мальчик сбежал? Сообщать Маргарите, что я прекрасно знаю, где находится паренек, я не собиралась, поэтому просто ответила: – Дома его нет. – В доме его нет, – изменила фразу хозяйка. – А в саду? – Кирилл тщательно обыскал территорию и не нашел подростка, – объяснила я. – А под каким-нибудь кустом он смотрел? Вопрос меня очень удивил. – Под кустом? Наверное, отец обшарил все и вся. – Вы не поняли, – мрачно сказала Маргарита, – говоря «под кустом», я имела в виду не то, что мальчик там спрятался и сидит. Нет. Намекала, что он там лежит.