Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 52 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Моим собратьям-путешественникам, исследователям вод и пустынь и всего, что лежит между ними Natalie D. Richards Five Total Strangers * * * Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность. Copyright © 2020 by Natalie D. Richards © Денисова П., перевод на русский язык, 2023 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2023 Один Огни в салоне мигают, и я просыпаюсь, моргая. Шея затекла, во рту пересохло. Над головой что-то гремит – на багажной полке. Турбулентность. Я зеваю, и наушник выпадает у меня из уха как раз в тот момент, как наш самолет резко проваливается в воздушную яму. По салону разносится тихое аханье и обрывки взволнованных разговоров. Трещит динамик: – Дамы и господа, до Ньюарка остается около двадцати миль. Как вы могли заметить, погодные условия у нас не самые благоприятные. Посадка предстоит жесткая. Харпер, моя соседка по креслу, ерзает на сиденье. – Ну, сейчас начнется истерика. Я смеюсь. Она абсолютно права: непривычные к полетам пассажиры всегда нервничают, когда пилот упоминает погоду, турбулентность и жесткие посадки. По ту сторону прохода темноглазая женщина с тонкими губами затягивает ремень безопасности так, что больно смотреть. Я представляю, как нарисовала бы ее: сосредоточилась бы на лице и оставила бы остальное размытым. В ее глазах читаются страх и решительность. Женщина ловит мой взгляд и выразительно смотрит на расстегнутый ремень у меня на бедрах. В ответ я лишь наклоняюсь к иллюминатору, чтобы было лучше видно. Не в пример Невротической Нэнси, меня совсем не пугают скачки самолета. Пока он не рухнет вниз с горящими двигателями, беспокоиться не о чем. Какая разница! Да пусть мы хоть всю дорогу до посадочной полосы проскачем по воздушным кочкам. Главное, добраться домой, к маме. Я невольно вспоминаю руку тети в своей ладони. Тонкая, восковая, в синяках от капельниц. Я бы предпочла стереть эту картину из памяти. У нас с тетей Фиби было много прекрасных воспоминаний. Как мы пекли шоколадные печеньки. Как примеряли шарфы. Как вместе рисовали красками и подбирали сочетания цветов. Теперь эти прекрасные воспоминания размылись; осталось только то, что случилось в прошлом году. Последние дни, что мы провели вместе, вставали у меня перед глазами точно наяву. Запах лекарств и хлорки. Скрип моих подошв по больничному линолеуму. Тихие, икающие мамины всхлипы. Стоит мне расслабиться – и я словно возвращаюсь туда снова. Но маме еще хуже. Мне Фиби была тетей, а маме – сестрой-близняшкой. Однажды мама сказала мне, что это все равно что потерять одно легкое: «Не думаю, что когда-нибудь смогу дышать полной грудью». Звон металла возвращает меня к реальности. В передней части салона стюардессы медленно провозят тележки, собирая мусор и поднимая откидные столики. Кто-то из пассажиров вступил с ними в спор. Мне не слышно, что он спрашивает, но стюардесса отвечает ему сурово: «Нет, сейчас нельзя доставать багаж с полки. Сэр, простите, это нарушает правила безопасности». Я застегиваю собственную сумку. Стюардессы проходят мимо нашего ряда, улыбчивые и вежливые, несмотря на то что самолет трясет и подкидывает. Харпер аккуратно красит губы. При такой турбулентности я понятия не имею, как она еще не раскрасила себе нос. Чудеса какие-то. Мне неловко за свои дешевые джинсы: рядом с Харпер, облаченной в белоснежную блузку и шерстяную юбку-карандаш, я кажусь себе последней неряхой. Харпер рассказывала мне про свой университет; значит, мы с ней примерно ровесницы. Однако такого шика мне никогда не достичь. Самолет снова проваливается вниз, и у меня подводит живот. Крылья со стуком ловят воздушный поток. Я клацаю зубами; стюардесса спотыкается в проходе. Кто-то плачет. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Видимо, насчет жесткой посадки пилот не шутил. Снова включается громкая связь: – Стюарды и стюардессы, займите свои места.
Харпер заправляет длинную темную прядь за ухо. – Ну вот, придется и дальше держать стаканчик. Самолет с грохотом пробирается сквозь облака. Спуск проходит хуже некуда. У меня клацают зубы. Сумки скачут под подлокотниками. Я достаточно часто летаю, чтобы не особенно волноваться, но на всякий случай заглядываю в иллюминатор. Давай, опускайся уже под облака. На сиденье передо мной женщина все продолжает плакать, и теперь я ее даже отчасти понимаю. Вид у всех напряженный. У всех, кроме Харпер. – Сколько у тебя времени между рейсами? – спрашивает она, надевая на помаду колпачок и не разливая при этом ни капли своей диетической колы. – Сорок пять минут, – отвечаю я. Самолет снова падает и снова поднимается. – Совсем впритык. – В такую погоду переживать не о чем. Все равно все рейсы задержат. – Она широко улыбается. – Так ты подумала о том, что мы обсуждали? Обычно я всеми силами избегаю самолетной болтовни. Но не успели мы взлететь, как Харпер показала на серебряный браслет, который папа подарил мне два года назад на Рождество. Она с одного взгляда узнала ювелира, и мы разговорились про обработку металлов. Потом разговор перешел на современное искусство, потом на живопись. И тут уж меня было не остановить. – Мне кажется, я задремала где-то над Оклахомой, – говорю я. Она смеется. – Надеюсь, эта метель убедит тебя перевестись в Калифорнию. – Перевестись? – Ну да. Может, раньше тебе бы и не хватило среднего балла, но теперь ты учишься на одни пятерки. И талант есть. Я видела твои работы. – Ну, на телефоне. – Мне хватило. В твоих картинах есть сила; такое нечасто бывает. Фиби говорила мне что-то похожее. Что я умею так работать с цветом, что зритель сразу может разглядеть самое важное в моих картинах. Так она убедила меня взять у нее денег и отучиться семестр в страшно дорогом и ужасно престижном университете на другом конце страны. Меня взяли на третий курс, но я вернулась домой сразу, как узнала о болезни Фиби. Возвращаться я не собиралась, особенно теперь, когда за последний курс мне пришлось бы заплатить огромную сумму. Фиби и слушать об этом не хотела. В один из наших последних разговоров она попыталась убедить меня, чтобы я переехала с концами. Тетя вложила мне в ладонь чек и крепко сжала запястье тонкими пальцами. Она говорила, как ей хочется, чтобы я вернулась и осталась учиться до самого выпуска. «В твоих работах есть душа, Мира. Ты должна раскрыть свой талант. Это важно». Не знаю, была ли она права, но спорить с умирающей тетей я не собиралась. – Хотя ладно, – говорит Харпер, и мои мысли возвращаются к настоящему. – Стоит людям увидеть твои картины, никто и не вспомнит, что ты окончила только училище. Училище? Я прокручиваю в голове наш разговор. Как я показывала ей фотографии с последней студенческой выставки. Я призналась тогда, что не в восторге от преподавателя живописи. Не знаю, с чего Харпер решила, что я хожу в училище… Так или иначе, перевестись в другой университет я не смогу. Я все еще учусь в школе. Мне хочется объяснить это Харпер, но зачем… если случайная попутчица в самолете решила, что школьная пытка для меня уже закончена, то какая кому разница! – Я подумаю, – отвечаю я. – Да, подумай. Напиши, если захочешь, чтобы я поговорила с Джудом. Самолет сильно кренится влево, поймав крылом нисходящий поток воздуха. Плачущая женщина взвизгивает, но Харпер лишь вздыхает и просит мой номер телефона. Говорит, отправит мне эсэмэску. Все это время она удерживает в левой руке свой стаканчик. Сама я летать практически не боюсь, но эта девчонка… такого невозмутимого спокойствия я еще не встречала. Самолет сильно трясет. Теперь крики раздаются со всех сторон. Харпер фыркает: – Лучше уж авария, чем весь этот цирк. Крепко сжимая подлокотник, я выдавливаю из себя улыбку. «Дорогой Боженька, если ты меня слышишь, пожалуйста, пусть я вырасту такой же, как Харпер». – Ну вот. Джуд выпускается в следующем году. Кафедра истории музыки. Развлечение для богатеев, если спросишь меня, но ему и правда повезло. Ты говорила, тебе не очень нравится Эверглен… Я правильно помню? Ты же ходишь в Эверглен? Я киваю: я и правда учусь в школе Эверглен. Мне несколько неловко, но я ее не перебиваю. – Думаю, тебе просто нужен колледж получше. Тебе понравится в Университете искусств. Все от него в таком восторге. – Подожди, а ты сама разве не туда ходишь?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!