Я становлюсь ярко-красной и делаю глоток апельсинового сока. — Ну, я крепко спала. — Лицо Оливии сияет. Я уже видела это сияние раньше. Китон поворачивается к ней, и его вторая бровь взлетает вверх. Он выглядит таким самодовольным, что я закатываю глаза. Похоже, мои родители действительно занимались сексом, Мейсон. Зевнув, Сет потягивается, и его рубашка сползает вверх, обнажая часть живота. — Я отлично выспался, — говорит он как раз в тот момент, когда входная дверь хлопает, и я вздрагиваю. Оливия тут же смотрит на Китона и спрашивает: — Кто это? Он вздыхает. — Это, наверное, жаба, он провел ночь в подвале, — и бросает на нее многозначительный взгляд. Ее глаза расширяются и мчаться ко мне, пока я ковыряюсь в своих блинчиках, избегая зрительного контакта. Ты проходишь по комнате и, не говоря ни слова, громко отодвигаешь стул рядом со мной и опускаешься на него. На тебе только висящие на бедрах спортивные штаны, Мейсон, хотя ты знаешь, как действует на меня твой обнаженный торс. Особенно теперь, когда я знаю, что означают твои татуировки, Мейсон. Ну, по крайней мере, частично. Ты наливаешь кофе в свою чашку и оглядываешь стол. — Что? — спрашиваешь ты, сбитый с толку тем, что все, кроме меня, уставились на тебя. — Ты уже сто лет не ночевал в подвале, так почему же сейчас? У тебя квартира с видом на крыши Чикаго, — говорит Китон. — Вчера я был поблизости и не захотел ехать обратно. — Где ты был? — У Дженни. — Кто такая Дженни? — Папа, оставь допрос для работы. Китон дьявольски улыбается. — Я просто пытался немного поболтать со своим сыном. — Ну, твой сын не в том настроении, чтобы болтать с тобой, папа. Позволь мне сначала насладиться чашечкой кофе. — Да поможет нам Бог, — шепчет Оливия и идет к холодильнику за бутылкой игристого, как будто выпивка исправит ситуацию. — Кто-нибудь хочет бокал шампанского? — спрашивает она. — Да, хорошая идея, О… э-э, спасибо, мам! — быстро поправляю я сама себя. Я умело игнорирую твой гневный взгляд, пока Оливия смешивает шампанское с моим апельсиновым соком. Мы произносим тост и сознательно опустошаем бокалы. Китон наблюдает за нами с сухим выражением лица. Сет хмурится. — Все в порядке, детка? — Он спрашивает меня об этом довольно часто, Мейсон. Неужели я кажусь такой нервной? — Да, — произношу я с поджатыми губами и протягиваю свой бокал Оливии. — Может быть, тебе не стоит пить так много с утра пораньше, — говоришь ты. — Может быть, тебе не стоит так много говорить с утра пораньше! — О, о, я вижу по твоим глазам, что ты хотел бы сделать со мной прямо сейчас. Но перед тобой дилемма: я больше не твоя, поэтому ты не можешь. Бу-бу-бу! Кроме того, я больше не боюсь тебя, Мейсон. Теперь, при дневном свете, все стало намного яснее. Вчера вечером у меня был момент слабости, который уже прошел. Я уже немного навеселе, так что сегодня должен получиться веселый день. — Давай проведем день у бассейна, хорошо, детка? — спрашивает Сет. — Если только ты не хочешь поехать в центр или еще куда-нибудь. Я намеренно поворачиваюсь к нему, спиной к тебе, Мейсон. — Бассейн — это великолепно! — Я вздыхаю и быстро целую его. Я чувствую его улыбку на своих губах и твой пронзительный взгляд на моей спине. О, Мейсон, только подожди и увидишь, какую месть я тебе устрою. — Нам нужно сходить на рынок. Ты сможешь обойтись без нас? — спрашивает Оливия, и Китон настороженно смотрит на Мейсона. — Не знаю, детка, может быть, нам стоит задержаться или, может быть, взять его с собой. — Очевидно, что я справлюсь, старик. Мне 28, так что иди на свой дурацкий рынок для стариков! — шипишь ты, и я слабо ухмыляюсь. Твой отец выглядит совсем не довольным. *** Чуть позже я надеваю черное бандо-бикини, которое увеличивает мою грудь, и такие же трусики, которые едва прикрывают мою задницу. Мой наряд сводит Сета с ума, как и его пресс сводит с ума меня, пока мы удобно расположились на мягких шезлонгах у бассейна. Я сижу на маленькой симпатичной попке Сета и массирую ему спину, нанося масло для загара. — О, черт, как приятно! — бормочет он, опустив голову между мускулистых рук, пока я с усилием разминаю его кожу. Мне нравится, когда он стонет, Мейсон. — Твой брат выглядит самовлюбленным, не так ли? — спрашивает он. — Мой брат? — отвечаю я, совершенно сбитая с толку, пока не вспоминаю, кого он имеет в виду. — О, да, он придурок. Не могу сказать, что мы поддерживаем связь. Мы вообще не общались в течение последних трех лет, пока я жила в Нью-Йорке. — Почему вы не общались? — Он вел себя как скотина с девушкой, которая мне очень нравилась, и мне было невыносимо видеть ее страдания, поэтому я не хотела видеть и его. Я слегка приподнимаюсь, когда он поворачивается, чтобы лечь на спину. О, пресс напряжен… Сет приподнимается на локтях и бросает на меня вопросительный взгляд. — Кто она была? — Какая разница? Ты все равно ее не встретишь. — Чтобы отвлечь его, я глажу его грудь обеими руками, продвигаясь вперед, пока мои губы не встречаются с его губами. — Разве у нас нет дел поважнее? Сет остается совершенно невозмутимым. — Я только что понял, как мало о тебе знаю. — Я познакомила тебя со своими родителями. Ты живешь в доме, в котором я выросла. Разве этого недостаточно? — Я не вижу тебя ни на одной фотографии. — В сомнении он смотрит на меня. — Твоя мать великолепна, но ты не похожа ни на нее, ни на отца. Ни капельки, совсем не похожа на своего брата. Он — вылитый твой отец. Так что же здесь происходит, Эмилия? — Он садится, кладет руки мне на талию и притягивает меня ближе. — В какую бы больную игру ты ни играла, ты можешь рассказать мне. Поверь мне, я видел в своей жизни и не такое. — Меня удочерили, — выпаливаю я, поскольку ничего другого мне не приходит на ум. Но, опять же, в каком-то смысле я и есть приемная. — Они не мои настоящие родители, а он не мой родной брат. И другой мальчик, которого ты видел на фотографиях, тоже не родной. — Ага, это все объясняет. И у тебя была связь с этим парнем, верно? — Выражение его лица напряженное. Я сглатываю. — Неужели это так очевидно? — Он ведет себя как неандерталец, защищающий свою пещеру. — Да… у нас кое-что было, — признаюсь я, поскольку отрицать это трудно. — И как долго? — Слишком долго. — И что было между вами? — жестко спрашивает он. — Секс. — И как долго это продолжалось? — спрашивает он. — Какое-то время. — Эмилия, пожалуйста, почему ты не можешь быть со мной откровенной? — Я любила его, — покорно говорю я и опускаю глаза. Он поднимает мой подбородок и гневно сверкает глазами, Мейсон, совсем как ты. — В следующий раз будь со мной откровенна с самого начала, — спокойно говорит Сет. — Мне не нравится вспоминать об этом, все закончилось некрасиво, а я тогда была другим человеком. — Мне все равно, кем ты была, для меня важно, кто ты сейчас. — Моя улыбка дрожит. — Ты моя девочка, — говорит он и наклоняется для поцелуя.