— Почему ты вдруг стал таким, Мейсон? — Вдруг? Мне понадобилось три года, чтобы вытащить голову из задницы, Эмилия. — Я бы хотела, чтобы это произошло три года назад. — Три года назад я был озабоченным ублюдком. — Ты молчишь, подтягиваешь колени к груди и обхватываешь их руками. — Я знаю, о чем ты думаешь. — Ты не знаешь, что я почувствовала, когда увидела тебя с ней. — Я тоже вынужден закрыть глаза, потому что, как и она, вижу перед собой тот же момент: то, как ты смотрела на меня. Боже, я больше никогда не хочу, чтобы ты так на меня смотрела. — Ты могла подумать, что я хотел отомстить за то, что ты сделала с Райли у меня на глазах, но это не так. То, что я сделал, было гораздо хуже, Эмилия, потому что я думал, что испытываю к ней чувства из-за какой-то детской иллюзии, и потому что я делал это не один раз, а часто, пока ты спала… — Ты сглатываешь и еще сильнее зажмуриваешь глаза. Я слышу, как быстро и неровно ты дышишь. — Я так боялся любить тебя, Эмилия, что искал более легкий путь, и с Черри это казалось проще. Она — простой человек, а ты — глубокий, сложный и запутанный, но именно это меня так привлекает в тебе. Я просто не видел этого. Я тянул тебя вниз. Я даже не позволил тебе поступить в колледж. Я хотел владеть тобой, боялся, что кто-то отнимет тебя у меня. Может быть, мне было проще разбить тебе сердце, чтобы не разбираться со всем тем дерьмом, которое творилось в моем сердце. Я не знаю. Дело было не в ней. Это была иллюзия, созданная моим воображением, и мой страх перед тобой. Прости меня. — Ты глубоко дышишь, и я понимаю, что нужно время, чтобы слова дошли до тебя. — Я доверяла тебе. Ты всегда был таким ревнивым, Мейсон, ты даже не давал мне поговорить с Райли. То, что ты сделал, выбило у меня почву из-под ног. Если бы ты только признался мне до того, как я тебя поймала и выяснила все сама. Это было слишком. Я до сих пор точно помню, где были ее руки, где были твои руки и ее ноги, и как ты стонал, Мейсон, и где ты ее целовал. Я просто не могу этого забыть, сколько бы сеансов терапии я ни прошла. Как бы я ни старалась оставить прошлое позади. — Я ничего об этом не помню. Я вижу только то, как ты тогда смотрела на меня. Ты прочищаешь горло, потому что боишься, что твой голос может сорваться. Я знаю, что у тебя в горле комок. У меня самого он есть. — Что ты хочешь от меня теперь, Мейсон? В чем смысл? Это уже случилось. Я просто сказал, не задумываясь, Эмилия, потому что это чертова правда. — Я скучаю по тебе и хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу, чтобы ты порвала с этим ублюдком, потому что он тебе не подходит. Эта жизнь здесь не подходит тебе. Возвращайся домой, ко мне. Ты смеешься безрадостно. — И что потом, Мейсон? Будем сидеть в твоем подвале и ничего не делать? — Детка, я работаю, ты работаешь. Мы уже не те, что были три года назад. На этот раз я отчетливо слышу улыбку в твоем голосе и вижу ее на твоих губах. — Жизнь с Мейсоном Рашем, дети и все такое? Я тихонько хихикаю и замечаю, как ты вздрагиваешь. — Все, что ты захочешь. — Ты действительно только что это сказал? — спрашиваешь ты, забавляясь, и я улыбаюсь. — Если я говорю, что сделаю для тебя все, что угодно, и это не просто фигура речи. Я говорю серьезно, Эмилия. Ты вздыхаешь. — Я не могу, Мейсон. Я построила здесь свою жизнь, которая меня устраивает, и я знаю, что, если ты войдешь в эту жизнь, ты принесешь только хаос и беспорядок. Мы оба слишком глубоко затягиваем друг друга во тьму, и я боюсь, что в следующий раз не найду выхода. — Черт, Эмилия! — кричу я в трубку, потому что твои слова причиняют боль. — Ты злишься, Мейсон? — Я дергаю себя за волосы одной рукой, пытаясь успокоиться, пытаясь думать о последствиях. Ты бы повесила трубку, и все было бы кончено. — Нет, я не злюсь, — говорю сквозь стиснутые зубы. Но ты только смеешься, потому что не стоишь передо мной, а значит, тебе нечего бояться. — Потому что ты не получаешь того, чего хочешь? — Кто это сказал? Может быть, мне просто нужно подождать еще немного. — Если ты чего-то и не умеешь, так это ждать. — Я ждал три года. Я могу подождать еще немного. — Ты ждал меня три года? — Твой голос дразнит, и бровь приподнимается. Эмилия, ты пытаешься меня спровоцировать? — Конечно, я ждал три года ради этой задницы. — Ты краснеешь, Эмилия. — Я бы хотел, чтобы ты сейчас была не так далеко от меня, чтобы я мог уговорить тебя на быстрый секс. — Я не думаю, что тебе пришлось бы меня уговаривать! — вырвалось у тебя, и ты прикрыла рот рукой, широко раскрыв глаза. Думаю, ты не ожидала, что скажешь это. — Правда? Когда ты была здесь в эти выходные, если бы я немного постарался, у меня был бы шанс? — У тебя всегда есть шанс со мной, Мейсон, это и есть моя проблема с тобой. — Черт, я собираюсь пойти и использовать этот шанс. От меня требуются все мои силы, чтобы не сделать этого, потому что последствия будут такими, что меня поймают, и ты больше никогда не будешь мне доверять. — Черт, Эмилия… — хрипло шепчу я, потому что ты заставляешь мой член твердеть. — Что, Мейсон? — невинно отвечаешь ты. О, Боже, какая же ты сука! — Я хочу трахнуть тебя прямо сейчас, — говорю я уверенно. Твой смех становится натянутым, и ты меняешь положение на полу каждую секунду. Твое дыхание учащается. — Ну, этого не будет. Между нами километры, и у меня есть парень, Мейсон. — Не напоминай мне об этом, — с досадой рычу я. — Но это факт. — Факт: ты моя девочка и ты снимешь свои трусики… сейчас же! — Ты задерживаешь дыхание. — Что? Нет, не сниму. Почему ты думаешь, что на мне вообще есть трусики, Мейсон? Я поднимаю брови. — О, Эмилия, что с тобой не так? Я никогда не видел тебя такой. — Эмилия, ты оглядываешься по сторонам и раздумываешь, не подыграть ли тебе. — Ты сделал меня такой. Я постоянно слышу твой голос в своей голове. Он говорит самые мерзкие вещи и указывает мне, что делать во время секса. — Эмилия, — рычу я. — Что? — нахально спрашиваешь ты. — Что ты хочешь, чтобы я сделала, Мейсон? У меня нет никаких запретов. — Сними. Свои. Трусики. — Ты делаешь это, Эмилия. Ты снимаешь свои трусики и бросаешь их на обеденный стол. Ты маленькая сучка. — Где ты сейчас находишься? — спрашиваю я. Мое дыхание уже участилось. Ни хрена себе. — На полу в кухне. — Сядь на кухонную стойку. — Ты хихикаешь, но подчиняешься. О, детка, теперь я так хорошо тебя вижу. Лучше не думать о других ублюдках, которые тоже могут тебя увидеть. — Что на тебе надето? — Футболка, без лифчика. — Мне нравится, как грязно звучит твой голос. — Снимай! Ты делаешь это, вот так. Ты такая маленькая сучка с нереальным, невероятно горячим телом. Блядь, ты в ста шагах от меня, сидишь голая на кухонном столе! — Как ты думаешь, где бы я тебя сейчас потрогал? — Здесь, — тут же отвечаешь ты и тянешься к шее. — Детка, я тебя не вижу. — Ты хихикаешь и говоришь: — На шее… и ты бы положил свой большой палец мне на губы и погладил их. Это наша фишка. — Черт, да, Эмилия, именно так. — А что бы я сделал потом? — Ты бы целовал мое тело… вот здесь. — Ты гладишь свою грудь, а затем бока. Интересно, догадываешься ли ты, что я наблюдаю за тобой, потому что то, что ты делаешь сейчас — это самое сексуальное, что ты когда-либо делала, Эмилия. — Я не вижу тебя, Эмилия. — Ты снова хихикаешь. Ты так возбуждена. — Где ты хочешь меня почувствовать? Только не говори «там». — Моя грудь! — Если хочешь, я могу погладить твою грудь, — небрежно предлагаю я и слышу, как ты резко вдыхаешь воздух. — Да, сделай это, — шепчешь ты, и мне приходится лезть в брюки и хвататься за член от тона твоего голоса. Ты. Меня. Завела. — Что бы ты сделала, Эмилия? — Как новая ты, сучка! — Я бы села на тебя сверху, потому что не смогла бы остановиться, Мейсон.