Она облизала нижнюю губу: мелькнул розовый язычок, и юноша снова не смог отвести взгляда. — Наверное, мне не стоит. Губы задрожали почти без усилий. И в самом деле хотелось заплакать. — Святые небеса! Восклицание одной из матрон заставило их обернуться. Старшая из женщин стояла, прижав одну из ладоней к груди, а другой вцепившись в свою спутницу: — Ох, Джейн, смотри, кто там! Вторая матрона, побледнев, кинулась поддержать подругу: — Кто, Маргарет? — Ужасный лорд Арчер! По улице едет его карета! — Не может быть! Обе, вытянув морщинистые шеи, вглядывались в просветы между золочеными буквами наружной витрины. Миранда едва не закатила глаза в насмешке. Ну и парочка! Пальцы зачесались схватить добычу, но она удержалась. «Тихонько. Тихонечко». Жертвы всегда чувствовали неладное, стоило начать торопиться. Это инстинкт. — Я его видела, — прошипела Маргарет. — Однажды поздно вечером, по пути домой из театра. Шел себе по Пикадилли, как будто имеет на это полное право. Клянусь, я чуть в обморок со страху не упала! — Бедняжка! Куда катится мир, если подобным ему дозволяется разгуливать по улицам? Миранда в жизни не слышала подобной чуши, произносимой с таким осуждением. — Дорогая, он аристократ, — сказала Маргарет, — и богат, как Крез. Кто осмелится запрещать ему? Я слышала, не меньше четырех мужчин оказались в больнице только из-за того, что косо на него посмотрели. В этот момент экипаж проехал мимо витрины. Миранда уловила очертания кучера в черных плаще и цилиндре и белый герб на двери черной кареты. — Боже мой, он посмотрел на меня… — Джейн содрогнулась, застонала, глаза ее закатились. — Джейн! — попыталась поймать начавшую оседать женщину ее подруга. — Сейчас, сейчас! — бросился ловить дурочку и продавец. И от пугливых теток бывает толк. Миранда быстро опустила жемчуга в карман юбки и тоже ринулась на помощь, в спешке якобы нечаянно смахнув с прилавка несколько ожерелий. — Ой, простите! — воскликнула она, лихорадочно пытаясь собрать украшения и попутно наводя еще больший беспорядок. Посыпавшиеся золотые цепочки, нитки камней смешались в кучке на полу. Растерянный продавец и хотел бы ей помочь, но не мог бросить распростертую на полу матрону. «Отлично». — Ах, что я наделала! — Миранда прижала ко лбу трясущуюся ладонь. — Мне так жаль. У вас и так полно хлопот. С колотящимся сердцем она подошла к двери. Оно каждый раз так колотилось. Каждый раз. — Подождите, мисс! — Юноша протягивал к Миранде руки, будто хотел оттащить ее обратно. Пальцы на ручке двери дрогнули, и Миранда послала продавцу извиняющуюся улыбку: — До свидания. Мне действительно жаль. Звон дверного колокольчика заглушил его ответ. Снаружи пресловутой кареты уже не было видно, ее поглотили уличное движение и стелющийся туман. Зеваки только-только начали расходиться. Волна тревожного шепота пробежала по улице, прежде чем ее заглушил обычный шум: цокот копыт, грохот омнибусов и дребезжание повозок по мостовой. Миранда решила, что ей совсем не интересно поглядеть на несчастного лорда Арчера. В ее короткой жизни ужасов и без того хватало. Небольшое ожерелье оттягивало карман так, будто весило целую тонну. Подходя к дому, Миранда запнулась и остановилась: у переднего крыльца, будто гроб, вытянулась изящная черная карета. По мощеной дорожке стелился вечерний туман, скрывая в ядовито-желтых клубах спицы больших колес и обвиваясь змеей вокруг ног терпеливо ждавшей пары черных фризских лошадей. Внутри все сжалось от неприятного предчувствия. Давно минули те дни, когда аристократы заезжали к отцу, дабы купить товару, и у дома выстраивались в очередь ландо, коляски и фаэтоны. Заскрипела упряжь, застучали копыта, карета развернулась и в гаснущем свете промелькнул герб на двери. Надпись на белом щите, разделенном надвое черным крестом, гласила «Sola bona quae honesta». Честность превыше всего. Четыре стрелы пересекали наискось белые поля щита. У Миранды волосы встали дыбом. Теперь ясно, почему ей так неспокойно: Ужасный Лорд Арчер. Карета поравнялась с ней, и в окне показалась фигура, видны были лишь темные очертания — широкие плечи, рука. Глядя вслед черному экипажу, Миранда чувствовала, как по спине ледяными пальцами скользит холодок: на нее тоже смотрели. — Не выйду! Ее крик эхом отразился от голых каменных стен темной заставленной кухни. Высокий и тонкий, почти визг, совсем непохожий на нормальный голос Миранды. Надо успокоиться. Отец обошел старый деревянный стол, разделявший их. Карие глаза горели гневом. — Непременно выйдешь! — Он ударил кулаком по столу. — Мое слово здесь — закон! — Вздор! — Миранда тоже стукнула по столу, деревянной ложкой, и пудинг забрызгало подливкой от бараньего рагу. — Ты не распоряжаешься мной с того дня, как продал Дейзи предложившему самую высокую цену. Морщинистое лицо побледнело, как льняная простыня. — Как ты смеешь! Рука поднялась для удара, но так и осталась трястись в воздухе, когда Миранда даже не шелохнулась. — Давай, пожалуйста, — тихо произнесла она и посмотрела отцу прямо в глаза. Воздух вокруг нее начал сгущаться, согреваясь, завихряясь, почти в радостном ожидании. — Прошу тебя. Рука дрогнула, потом медленно опустилась. — Не сомневаюсь, дочь моя. — В углах трясущихся губ выступила слюна. — Ты бы с радостью смотрела, как я мучаюсь от ожогов. Миранда заерзала, внутри смешались жар и боль, пламя просилось наружу. — Всегда зовешь на защиту огонь, — отец, не отводя горящего взгляда, шагнул еще ближе, — о цене не задумываешься. Будто свечу сквозняком, сказанные слова погасили жар. А уверенность родителя, напротив, раздуло. — Хуже всего то, что я для тебя стараюсь, — уговаривал он, склоняясь сверху. — Ты уже не девочка. Давно уже. Неужели собиралась всегда жить здесь, со мной? — Нет, я…. — Она закрыла рот. Миранда не задумывалась о будущем, просто жила. Выживала каждый день, как могла. Какой смысл менять знакомый ад на другой, незнакомый? — Похоже, собиралась. Отпугивала каждого парня, кто появлялся поблизости после того дурака Мартина… — Отец остановился. В кои-то веки понял, что зашел слишком далеко. Но тут же начал снова, сведя вместе седые кустистые брови: — Ты не могла не заметить, что мы давным-давно так хорошо не ели. — Старческая рука указала на скромный ужин, который готовила Миранда: баранье рагу и простой хлебный пудинг. — Как ты думаешь, на чьи деньги это куплено? — Я полагала, ты продал шерсть… Он фыркнул саркастически: — Шерсть так упала в цене, а у меня столько долгов, что тех денег едва хватило бы на рыбьи головы. К концу года кредиторы отберут у меня особняк, — тихо добавил он. — У тебя даже дома не будет. Дом? Она чуть не рассмеялась. Настоящего дома у нее давно уже нет. С тех пор, как его покинули сестры. — Нетрудно представить себе, чем будет зарабатывать себе на жизнь такая красавица, — продолжал отец. — Но что станешь делать, когда красота поблекнет? Вряд ли мне стоит рассказывать, что тебя ждет. — Ох, перестань! — не выдержала Миранда. — Ты рисуешь ужасно мрачную картину. Ту самую, что грозит мне уже годы. — Черт побери! — Пудинг полетел на пол и превратился в коричневое месиво с осколками посуды. — Миранда, ты у меня в долгу! — Побагровев от гнева, отец наставил на нее палец. — Если бы не пожар, половина моего состояния была бы при мне! Ведь ты уничтожила тот чертов склад! — И годами расплачиваюсь за свою ошибку! — заорала она. — А тебе все мало. Что ж, с меня хватит. — Миранда рубанула воздух рукой, как будто это движение могло как-то прекратить их разговор. — Ты не можешь меня заставить. Тонкие губы отца скривились в усмешке, он неожиданно спокойно согласился: — И правда, не могу. В договоре указано, что ты должна выйти по своей воле, иначе он недействителен. — Он подошел вплотную, прижав ее к столу, и ткнул в нее дрожащим пальцем: — Но вот что я тебе скажу: откажешься — здесь больше жить не дам! Горло перехватило, будто там застрял болезненный, горячий ком. Одно дело, когда у тебя нет настоящего дома. И совсем другое — когда негде переночевать. — Ты не можешь серьезно… — Ей пришлось сглотнуть, не закончив фразы. Пожелтевшие белки глаз отца сверкнули в свете лампы. — С тобой покончено. Я не терпел бы тебя так долго, не жди подобного предложения и подходящего момента. Что ж, Мартин тебя разочаровал. Я рад! Глупо с моей стороны было даже надеяться, некоторые обещания слишком опасны… — Он громко сглотнул и отрезал: — В любом случае вещи твои собраны. Вот так, значит. Нижняя губа Миранды задрожала, и она крепко ее прикусила. Особой любви друг к другу они не испытывали. Но он все-таки отец ей, а готов бросить ее волкам. Боль из груди разливалась по всему телу, проникая в кости. Но в смотревших на нее глазах не осталось эмоций. И жизни. Миранда хорошо знала, что это означает: решение окончательно. И все равно, нельзя не попытаться. — Не могу поверить, что ты… — Ты выйдешь замуж за лорда Арчера! — выкрикнул отец, его показное спокойствие рассыпалось в прах. — К дьяволу, тебя пожелал один из богатейших аристократов королевства! Не могу поверить, что ты настолько глупа, чтобы отказаться. Из всех чертовых упрямых… — Но почему? — Жалобный всхлип вырвался прежде, чем Миранда смогла его подавить. Как ей была ненавистна эта слабость перед отцом!