– Что вы сказали? Он яростно потер лоб. – Так, так, так… Когда вы вытирали и одевали Беллинду, что-нибудь произошло? Любая мелочь. Вспомните! Директриса задумалась. Покачала головой. – Нет, ничего такого не было… И потом тоже. После процедуры Беллинда сидела на скамейке с бутербродом в руке, я видела. Там же, на некотором расстоянии сидел какой-то пожилой господин. Вот и всё. Потом мы вернулись в санаторий. Потом за Беллиндой пришли вы… – Пожилой господин? Он сидел к вам спиной или лицом? – Спиной. – Тогда почему вы решили, что он пожилой? – Он был без головного убора, и я запомнила седые волосы – такие пышные, они торчали во все стороны… Почему вы зажмурились, мистер Булль, вам нехорошо? – Да… Мне нехорошо, – сквозь зубы ответил Эраст Петрович. Если бы, гуляя с девочкой, он расспросил бы, как она провела день… Виновен, снова виновен. Дважды проявил невнимательность. Две смерти на совести. И какие смерти… – Обопритесь на меня, мистер Булль. Я понимаю, вас подкосило горе. – Б-благодарю. Дурнота уже прошла. – Но вы очень бледны! – И тем не менее я исполню всё, что должно быть исполнено… Мисс Шлангеншванц, вечером, когда ваши воспитанницы улягутся, я вернусь сюда, и вырою гроб с телом моей дорогой Беллинды. Я обещал ее матери, моей сестре, что, если случится непоправимое, я привезу останки малютки на родину, чтобы они лежали на семейном кладбище. – Я понимаю, – скорбно наклонила голову директриса. – И буду присутствовать при этом печальном ритуале. Нет-нет, не отговаривайте меня. Это мой долг. * * * Немцы не только дали прибежище «Лилиевому маньяку», но еще и поставляют ему жертв. Интересно, известны ли кайзеру Вильгельму эти милые подробности? Вряд ли. Правители обычно говорят: «Приказ должен быть исполнен во что бы то ни стало», а дальше уже от конкретных исполнителей зависит, какими методами и какой ценой добиться результата. Кто виноват больше – правитель, давший карт-бланш, или исполнитель, забрызгавший «чистый лист» кровью и грязью, – вопрос абстрактный. Виноваты оба, обоим и отвечать. Путь катакиути засиял с алмазной ясностью. Месть за павших товарищей – дело, в общем-то, частное; возмездие за больных детей, скормленных мерзкому чудовищу, – общественный долг всякого нормального человека. Оставалось лишь проверить то, в чем Фандорин уже не сомневался. – Я выглянула в окно, увидела свет фонаря и поняла, что вы уже здесь. Немка вошла в освещенный тусклым огнем круг, кутаясь в шерстяную шаль. Ночь была зябкой. Фандорину-то холодно не было – засучив рукава, он работал то киркой, то лопатой. – Вы что, один? – поразилась фройляйн, озираясь. – Я была уверена, что вы кого-нибудь наймете. И где повозка? – Это моя девочка. Я должен откопать ее сам, – отрывисто сказал он. – А повозка, я думаю, не п-понадобится. – Как так? Он не ответил. Работа продвигалась быстро. Могила была засыпана не землей, а щебнем, камнями, вулканической пылью. Вот металл ударился о дерево. Эраст Петрович попробовал приподнять гроб и удивился: тяжелый. Неужто ошибся? – Что вы делаете мистер Булль? Зачем вы открываете крышку?! Боже… – Ну разумеется, – кивнул сам себе Фандорин, вытаскивая мешок с песком. – Иначе те, кто нес гроб, поняли бы, что внутри нет тела… Последним, кто видел п-покойницу, был доктор Ласт? – Да… – пролепетала директриса. – Он сделал вскрытие, а потом сам вместе с ассистентом положил тело в гроб и прибил крышку… Что это значит, мистер Булль? Фандорин вылез из могилы. Подошел к соседней. Выдернул и отшвырнул крест. Кобра вскрикнула, но, увидев, как Эраст Петрович снова берется за лопату, догадалась, что он намерен сделать. И не запротестовала. Наоборот, минуту спустя взяла кирку и стала помогать. Руки у женщины были сильные, дело пошло споро. Подцепив лопаткой крышку второго гроба, Фандорин отодрал ее, бросил. Мешок песка. – Ничего не понимаю… – Директриса потерла рукой глаза. Затем кинулась к третьей могиле. – Не т-трудитесь, – урезонил ее Эраст Петрович, лизнув волдырь на ладони. – В тех тоже пусто. – Они все живы? Но… кому понадобилось…? Зачем? Нет, невозможно! Я сама видела девочек бездыханными! Я щупала пульс, я проверяла зрачки! Я медицинская сестра! Пришлось объяснить бедной, ничего не понимающей женщине: – Есть особые препараты, которые настолько замедляют жизнедеятельность организма, что человек кажется умершим. – Да? Боже, благодарю Тебя! Они живы, мои девочки живы! Кобра воздела руки к небу. – Нет, они, к сожалению, умерли, – хмуро сказал Фандорин. – Но умерли они не в санатории. Успокойтесь и постарайтесь припомнить: того пожилого господина с пушистыми седыми волосами вы когда-нибудь прежде видели? Может быть, в том же саду, во время предыдущих п-походов к источнику? – Не помню… – Фройляйн покачала головой. – В поселке я его точно никогда не видела. И все же силуэт показался мне смутно знакомым…Что все это значит? Кто забирает девочек подобным жутким способом? И главное зачем? Почему вы уверены, что они непременно умерли? Нет, они живы! Я догадалась, где они! – вдруг воскликнула она. – Где же? – Я… я не имею права вам сказать. Пусть лучше доктор Ласт… Да, вам он скажет, вы же родственник. Погодите оплакивать вашу племянницу, мистер Булль. Я думаю, ее забрали… И замолчала. – Внутрь вулкана? В подземный ярус? – подсказал Эраст Петрович. Она удивилась: – Вы знаете?! – Про секретные исследования? – небрежно переспросил он. – Про подводную базу? Да, знаю. – Не сомневаюсь, что там должна быть своя клиника. Доктор Ласт, наверное, решил, что некоторым девочкам нужен особый уход. Если вы имеете допуск к секретам, то вам должно быть известно про базу больше, чем мне, мистер Булль. Или вы тоже пока на испытании? А вот теперь пора было сказать ей правду. Фандорин решил, что так выйдет эффективней. – Девочки мертвы. Их забирают не чтобы лечить, а чтобы отдавать отвратительному извращенцу, который выпускает из них к-кровь. Посмотрите на эти фотографии. Я посвечу… Он достал снимки, когда-то полученные от Торнтона. Рассказал историю «Лилиевого маньяка» – …Ваш санаторий создан с одной-единственной целью: поставлять монстру жертв. Именно поэтому сюда принимают только девочек, притом одинакового типа – золотоволосых, с продолговатым лицом, в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Когда у маньяка накапливается голод, ему устраивают смотрины в гроте. Где-то там, в темноте, он всякий раз прятался, выбирая добычу. Потом, вероятно, подсаживался или подходил к девочке в сквере, чтобы рассмотреть получше. Роль Ласта очевидна: он – поставщик «товара» и организатор переправки. Вот чем занимается ваше образцовое заведение, фройляйн Шлангеншванц. Она долго молчала. Фандорин ждал изумления, недоверия, негодования – и не дождался. – Это отвратительно и ужасно, но… возможно. – Голос директрисы был глух. – Доктор Ласт во время нашей доверительной беседы говорил очень… необычные вещи. Тогда это звучало правильно и логично, я потом много думала…. Он красиво объяснял. Что благо человечества дается не бесплатно. Что хирург должен быть безжалостен, когда режет во время операции живую плоть. Что есть два сорта людей: члены Ордена, чья жизнь бесценна, и все остальные люди – расходный материал, к которому только так и следует относиться… – Орден? Что за орден? – неосторожно спросил Эраст Петрович. – Как? Вы же сказали, что знаете! Я думала, вас тоже пригласили и вы проходите испытательный срок. Ласт сказал, что в научном центре кандидатов отбирает диспетчер, такой симпатичный загорелый мужчина, я его несколько раз видела… Мужчин обычно сразу переводят вниз, но я, во-первых, женщина, первая женщина, которой выпадет честь стать членом Ордена, а во-вторых, доктор сказал, что я буду нужна на поверхности… Если вы не член Ордена и даже не кандидат, откуда же вы знаете про базу? – Что за Орден? – грозно повторил он свой вопрос. – Отвечайте! Какое-то секретное подразделение германского Адмирал-штаба? – При чем здесь Германия? – Глаза под пенсне захлопали ресницами. – Орден – это организация, которая преследует грандиозную цель: создать новый мир. Я пока прошла лишь первую ступень посвящения и больше ничего не знаю… Но мне, конечно, было лестно, что я буду первой женщиной, которую пригласили участвовать в этом великом деле… То есть, я думала, что оно великое… Я же не знала про гнусного старика, убивающего девочек… Чему вы улыбаетесь, мистер Булль? А Эраст Петрович улыбался от неимоверного облегчения. Германский рейх здесь ни при чем. Какое счастье! Фандорину было все-таки не по себе от мысли, что придется устраивать катакиути могущественной державе, где проживает шестьдесят миллионов человек и марширует миллион солдат.