Он достал бумагу с невозможной красоты печатями, помахал ею в воздухе. – Документ выдан по личной просьбе британского правительства. И отдам я вам лицензию прямо сейчас. Если вы дадите слово прибыть со своей субмариной на Тенерифе, где находится временный штаб расследования. Вас доставит специальный транспортный корабль. Ну же, это очень выгодное предложение. На галеоне, как я слышал, двадцать тонн золота? После судебного разбирательства вам достанется одна четверть. Стало быть, фактически мы предлагаем вам пятнадцать тонн золота. – Если мне удастся обнаружить галеон, – заметил Эраст Петрович. – Ну так и вы можете ничего полезного для нас не найти. А гонорар в любом случае ваш… Торнтон выждал еще немного и прибавил: – Подумайте еще и вот о чем. Если Кранк жив, он рано или поздно найдет себе новую жертву. Маньяки ведь не останавливаются. Эта кровь будет на вашей совести. Психолог, внутренне усмехнулся Фандорин. У англичан в моем досье, вероятно, написано что-нибудь вроде «придает сугубое значение нравственно-этическим мотивациям». – Ладно. Я п-подумаю. Борьба за мировое господство в двадцатом веке 13 октября 1903 года. Пуэрто-де-ла-Крус. Остров Тенерифе * * * – Почему вы добирались так долго? Почти полтора месяца! Такими словами встретил Сесил Торнтон сходящего по трапу Фандорина. Тон был не вкрадчивый и просительный, как на Арубе, а строгий, недовольный. Эрасту Петровичу напоминали, что он взялся исполнить работу и получил плату вперед. Но ведь старший инспектор и Британская империя, которую он представлял, действительно наняли команду «Лимона-2» на службу – как нанимают любую водолазную бригаду. Поэтому отвыкший давать кому-либо отчет в своих действиях Фандорин сначала сдвинул брови и сверкнул глазами, но затем взял себя в руки и кротко объяснил: – Видите ли, для скрытного плавания нужен перископ. У нас на лодке его не было, за ненадобностью. Пришлось менять к-конструкцию рубки. Мой инженер мистер Булль справился с этой технической задачей довольно быстро, но ведь нужно было еще проверить прибор в море… Небольшой английский пароход, переправивший лодку и ее экипаж через Атлантику, пришвартовался не в самом порту, а в уединенной бухте, зажатой между скал. Здесь, в полном соответствии с фандоринскими инструкциями, была оборудована небольшая база – с ангаром для субмарины и выводящим на глубокое место деревянным пирсом, на котором гостей и встретил Торнтон. Здесь же стоял небольшой кран, а по настилу были проложены рельсы, чтобы перемещать лодку в ангар, если понадобится сделать ремонт. Пит Булль, не признававший глупых ритуалов, уже соскочил на причал, не поприветствовав инспектора и даже на него не взглянув. Инженера занимало лишь одно: правильно ли всё подготовили англичане, которые, по его мнению, недалеко ушли от русских по части умственных способностей. (Впрочем, мистер Булль относился неодобрительно ко всем на свете нациям, включая еврейскую, и делал исключение только для американцев, да и то лишь потому, что они, собственно, нацией не являются). По пирсу инженер пробежал рысцой, пригнувшись к настилу, словно охотничий пес, идущий по следу. Исчез в ангаре. Тем временем Маса собственноручно стягивал с «Лимона» брезент. Вот субмарина залоснилась круглыми серебристыми боками под тенерифским солнцем, таким же ярким, как арубское. Японец сложил руки по швам, поклонился лодке в пояс. И только после этого подпустил к ней стропальщиков. – Ладно, не буду мешать, – сказал Торнтон, видя, что Фандорин смотрит не на него, а на кран. – Когда закончите, коляска доставит вас в отель. Там и поговорим. Провозились часа два. Булль, естественно, остался всем недоволен. Маса, естественно, расшипелся на грузчиков за то, что они проявили к «Лимону» недостаточно почтительности. А когда субмарина уже покачивалась на волнах, закрепленная тросами, оба помощника, естественно, переругались между собой. Во время плавания по океану Эраст Петрович заставил их подписать документ, согласно которому они клялись честью соблюдать во взаимоотношениях уважительность, поэтому пикировка между антагонистами теперь происходила своеобразно. – Со всей уважительностью должен сказать, сэр, что в следующей жизни вы родитесь глистом, который живет в брюхе у свиньи, – говорил японец. – А вы дурак, сэр, – презрительно парировал Пит Булль, придававший клятвам меньше значения, чем Маса. – Со всей уважительностью должен сказать, сэр, что ваша следующая жизнь наступит намного раньше, чем вы предполагаете, – багровел японец. – А вы дурак, сэр, – звучало в ответ. И так до бесконечности. – Ну вот что, – не выдержал Фандорин. – Пакт учтивости отменяется. Я запрещаю вам общаться между собой. Все контакты только через меня. И жить будете п-порознь. Вы, Булль, располагайтесь в ангаре. Я знаю, вы все равно не захотите разлучаться с «Лимоном». Ты, Маса, едешь со мной. – Он будет мне указывать, – пробурчал Булль. – Эрцгерцог выискался. Я и сам бы никуда отсюда не уехал. Моя складная койка при мне. Распорядитесь только, чтобы мне прислали мое диетическое питание. И проследите, чтобы ваша макака не подсыпала туда яду. – Маса, дамарэ[2]! – рявкнул Эраст Петрович, схватил японца за шиворот и уволок за собой. В коляске, катившейся по набережной маленького живописного городка, японец довольно быстро оттаял. Забыв про обидчика, он с интересом разглядывал местных сеньорит, а на некоторых, особенно понравившихся, даже оглядывался. – Возможно, первая категория, господин. Очень возможно! – взволнованно объявил он. – Мне нравится остров Тенерифе! У Масы, знатока и ценителя женской красоты, имелась своя система, по которой он оценивал обитательниц разных стран и местностей. Эта градация не вполне совпадала с общепринятой. Учитывались толщина, маслянистость кожи, затуманенность взгляда, доверчивость, пылкость, незлобивость и еще два десятка параметров, в том числе совсем гурманских вроде округлости мочки уха. По этой взыскательной шкале немки стояли много выше француженок, а первой категории Маса до сих пор удостаивал только красавиц русского Севера и Гавайских островов. – Очень рад, – рассеянно ответил Фандорин, разглядывая город, который ему не нравился. Обыкновенный курорт: вывески на английском, повсюду реклама больших фирм, толпы туристов. «Гранд Отель», к которому повернула коляска, был тоже самый заурядный, будто перенесенный сюда из Биаррица или Брайтона, разве что тропическая растительность несколько оживляла ординарную европейскую архитектуру. «Гранд-Отель» Но над всей этой маленькой квази-Европой царила громада вулкана, словно задавая истинный масштаб мироустройства. Эраст Петрович задрал голову, но верхушки пика не увидел – она пряталась в облаках. Вдруг сжалось сердце, будто пронзенное ледяной иглой. Такое с Фандориным случалось лишь в преддверии очень большой опасности. Странно. Предстоящая работа не выглядела рискованной. Мудрец сказал: «Благородный муж, если он не дурак, слушается предчувствий, ибо их посылает благосклонная Высшая Сила». Впрочем, по иному случаю, Мудрец сказал и другое: «Дурное предзнаменование для благородного мужа не повод, чтобы сойти с дороги». У любого настоящего мудреца всегда можно отыскать изречения взаимоисключающего свойства. * * * – Ну? Что скажете? Терпение у Сесила Торнтона было истинно британское. За час, в течение которого Фандорин изучал криминальное досье, инспектор почти не шевелился. Но стоило Эрасту Петровичу отложить папку, прищуриться на крутящийся под потолком вентилятор и потянуться за нефритовыми четками, как сразу же прозвучал нетерпеливый вопрос. – Ч-чахотка, – пощелкав гладкими шариками, сказал Эраст Петрович. – На Арубе вы об этом не упомянули. Все три жертвы «Лилиевого маньяка» были не только однотипной внешности, но еще и болели чахоткой. Прозрачная кожа с голубоватым оттенком, тени в подглазьях, ощущение эфемерной хрупкости. Это раз… Теперь второе. Я взял с собой в плавание всё, что можно прочитать об острове Сен-Константен. Информации немного. Однако в газетах несколько статей о туберкулезном санатории, куда берут только девочек. Пишут, что тамошний курс лечения для мальчиков неэффективен… Торнтон подался вперед: – Вы полагаете, что санаторий стал для Кранка приманкой? Покосившись на инспектора (взгляд означал: «Странно, что вы сами не обратили на это внимание»), Эраст Петрович не стал отвечать на этот риторический вопрос. – Не было ли с прошлого апреля в санатории каких-нибудь инцидентов? Подозрительных смертей? Исчезновений? – Нет, я бы знал. То есть больные иногда умирают, там ведь есть и тяжелые. Но ничего, что привлекло бы внимание полиции. На остров попасть без разрешения концерна «Океания» нельзя, однако по испанскому законодательству обо всех преступлениях и правонарушениях администрация обязана сообщать в полицию Санта-Круса-де-Тенерифе. Этот ответ удовлетворил Фандорина не вполне. – Вы сами-то бывали на Сен-Константене? – Нет. Пробовал, но не получилось. Здесь в Санта-Крусе есть контора концерна. Разрешения выдает она – и только тем, кого принимает на работу. Обычно это кто-то из местных рыбаков и ныряльщиков, но приезжают и издалека. Жалованье высокое, условия жизни хорошие. Все желающие проходят собеседование. Я попытался, даже дважды. Сначала попробовал выдать себя за механика – в свое время я, как и вы, закончил инженерный факультет. – Торнтон невесело усмехнулся. – Однако, в отличие от вас, отошел от техники. Меня срезали. Второй раз, как следует загримировавшись, чтобы не узнали, предложил свои услуги в качестве охранника (они охотно берут ветеранов армии, военно-морского флота, полиции). Тут-то я был в своих знаниях и навыках вполне уверен. Но все равно срезали. Поговорили о том, о сем, я ответил на все вопросы. Сказал, что ушел со службы, потому что мало платят. Нет, говорят, вы нам не подходите. Без объяснений. Может быть, и к лучшему, что не приняли… Инспектор поежился, словно от озноба. – П-почему «лучше»? – Потому что в разное время я сумел отправить на остров трех своих людей. Один устроился электриком, другой водолазом. Третий – охранником… – Лицо Торнтона сделалось похоронным. – Первый упал со скалы и переломил себе основание черепа. Несчастный случай. Второй утонул на подводной плантации. Тоже несчастный случай. Третьим был тот самый Финч, о котором я рассказывал. Я внедрил Финча уже после нашей с вами встречи, месяц назад. Он прислал одно письмо, сообщил кодом, что с ним все в порядке. И с тех пор, вот уже три недели, не выходит на связь… – Интере-есный островок, – протянул Эраст Петрович. – Послушайте, а может быть, чем б-бороздить глубины, лучше и я испытаю удачу, завербуюсь в конторе? Фотокарточки Кранка я видел, приметы изучил. Посмотрю, там он или нет. Заодно вашего пропавшего третьего поищу. У вас есть его снимок? – Да, у меня при себе служебное удостоверение Финча. Вот. Здесь не видно, но волосы темно-рыжие. И особая примета: под правым глазом звездчатый шрам. – Это след от пули. Странно, что он выжил, – заметил Фандорин, рассмотрев фотографию. – Да, Финч был тяжело ранен, но выполнил задание.