Почему так легко учится родной язык, а почему так тяжело другой? Потому что родной язык не учится как значения слов. Родной язык учится как навык и поведение. Первый свой язык дети учат, как способ воздействовать на мир с целью получить от него желаемое. Крекс-пекс-фекс, пожалуйста. Почему нет? Я же «пожалуйста» сказал? А если язык учить как перевод с другого языка, как сознательную информацию, вот это вываливается из головы, это не инструментально. Вот если вы учите любой другой язык тоже как навык, для того чтобы воздействовать таким способом на людей, которые это воздействие воспринимают и поддерживают, тогда это тоже становится навыком, тогда очень легко и быстро вы начинаете разговаривать на другом языке при условии, что вам есть на ком его практиковать. Потому как все достигается упражнением. Сильно приспичит— найдешь, объяснишься. Правильное отношение к словам — это шаманское отношение к словам. Слова — это заклинания. Обращения к миру чтобы он что-то дал. И вы продолжаете подбирать правильные заклинания до тех пор, пока не сработает. Как только вы начинаете думать, что в этом «Шалтай-болтай» есть смысл, вы начинаете теряться во всем этом. Люди, которые верят в слова, массами, сотнями тысяч, миллионами воспринимают команды и поведенческие изменения со стороны тех, кто в слова не верит, но умеет ими пользоваться. Посмотрите телевизор ради интереса. Человек ведет себя так или иначе, исходя из того, как он видит этот мир, как он себе все это представляет. А представляет он себе этот мир, во многом исходя из тех названий, которые у него есть. Наверняка, вам рассказывали, что в русском языке есть разница между словами «синий» и «голубой», а в английском нет. Таким образом, человек, который говорит по-русски, видит, то есть наблюдаете этом мире два цвета, в то время как англоязычный человек наблюдает только один. Ходят слухи, что есть такое американское племя (или было), у которого в языке есть только три цвета: красный, желтый и другой. В этом смысле синие брюки и зеленая рубашка для такого индейца одного цвета. Для эскимосов и чукчей существует, например, несколько десятков наименований для снега, разных его состояний. Для нас с вами — снег, наст, мокрый, рассыпчатый, что еще? А всех остальных градаций, которые есть, мы действительно не замечаем, потому что нет названий для этого. Нас не научили называть. Больше того, большая часть людей живет только в «названном» мире — в мире, для которого есть слова. С другой стороны, люди, живущие в «названном» мире, живут в мире, где есть слова даже для того, чего вроде бы нет: энергетические потоки, меридианы и барабашки. А писатель Набоков увидел девочек в возрасте от двенадцати до четырнадцати, обладающих особой привлекательностью, — и назвал: нимфетки. И теперь нимфетки есть. У него же сказано: «Все, что не названо, — не существует». И люди, исходя из этого, тоже предпринимают некоторые активные действия. Сидят, с космосом связываются. То есть большинство людей живете названном мире, а названия не обязательно называют то, что реально есть. Есть мир — есть названия. Названия объединяют не только реальный мир, они обогащают его за счет того, что слова есть, а реальности нет. Есть реальность, а есть названная реальность. Они накладываются друг на друга, но не полностью. Соответственно слова очень в большой мере влияют на то, как человек будет себя вести, какая у него карта. Мы будем разговаривать для одной единственной цели — чтобы вы умели нечто делать. Все, что говорится, это не важно. Это лишь строительные леса для того, чтобы у вас появился навык. Навык появился — можно смело выкинуть из головы все слова, которые этому предшествовали. Вопрос навыка. Вопрос обращения со словами для воздействия на окружающих. Не стоит верить, что в словах есть смысл, но имеет смысл обращать внимание на те значения, которые вкладывает ваш собеседник, чтобы понять, что он от вас хочет. Это может быть самое интересное в общении в коммуникациях — что он от меня хочет, что я от него хочу. Весь этот словесный флер — над реальностью. А наша задача — быть здесь и сейчас и смотреть на поведение. Сделать дымовое облако, которое висит метре над землей. Собеседник стоит — головой в облаке. Ваша задача — пригнуться. И наблюдать, что происходит на самом деле. Обращенная мета-модель, или Слова, слова, слова Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Тютчев Когда-то, когда в НЛП практически ничего не было, мета-модель считалась моделью для создания моделей — поэтому она и называется мета-моделью. Основывалась она на том, что слова — не более чем пустые оболочки, который можно наполнить любым смыслом. Мета-модель — детище Гриндера. Один вредный последователь Бэндлера сказал, что вся мета-модель исчерпывается одним вопросом: «What do you mean?» Согласно историческому анекдоту, когда другой последователь Бэндлера спросил Гриндера «What do you mean?», Гриндер ответил: «What do you mean by "What do you mean"?» Возможности мета-модели для ее исконного применения очень ограничены. Если вам кто-нибудь скажет, что это инструмент для сбора информации, имейте в виду, что это не абсолютный инструмент для сбора информации. Иллюзия понимания, или Счастье — это когда тебя не понимают — Ты в баню? — Нет, я в баню. — А-а. А я в баню. Анекдот про двух глухих На словах мы все стремимся к пониманию. Разводимся потому что «не нашли общего языка», смотрим передачу «Пойми меня», поднимаем бокал «за понимание» и вовсю сочувствуем Генке Шестопалу из черно-белого фильма «Доживем до понедельника». Но зачастую понимание людям только мешает. Однако, мы, шесть (того и гляди — семь) миллиардов, как-то ухитряемся находить общий язык. Выручает иллюзия понимания. Она возможна за счет того, что никто из нас (из тех, о ком известно) с достоверностью не передает мысли и образы прямо, точно во всех деталях. А только через слова. Слова же суть ничто. Сотрясение воздуха. Сочетание звуков. Содержанием наши слова наполняет… кто? И если вы думаете, что говорящий — это заблуждение. Смысл в сотрясения воздуха вкладывает реципиент— приемник, слушатель, собеседник, партнер. Смысл, заметьте, вкладывает свой. Потому что вашего он не знает в принципе. Он в вашу голову не влезал. Он слушает ваши слова, а смысл у него и свой есть. «Вы пообедать предлагаете? Замечательная мысль. Конечно, пора перекусить. Вот сейчас пойдем червяков накопаем, они под тем кактусом такие жирные обычно, сочные бывают». Но людям (нам) кажется, что мы понимаем друг друга. Потому что мы слова — слышим, и смысл в них вкладываем. Свой, но вкладываем. Из нашего собственного опыта. И тогда «важный для тебя человек» превращается в «брата Колю», «некоторое недомогание» в «температуру с поносом», «приятная неожиданность» в «подаренную шоколадку», а «непредвиденные обстоятельства» — в «провал на экзамене». И все понятно! Точно это и сказано было!!! Важный для тебя человек в ближайшее время может почувствовать некоторое недомогание. И если ты вовремя окажешься рядом, то сможешь повлиять на его судьбу. Тогда тебя ждет приятная неожиданность. Иначе произойдут непредвиденные события. Так понимание пропадает, а иллюзия — возникает. И чем более пустые слова вы произносите, тем легче слушателю их понять. А вот обильно засоренная пониманием действительности речь мешает слушателю втиснуть в нее свой мир. И чем лучше он ВАС понимает, тем он вас «понимает» — меньше. — Давай отдохнем в эти выходные? — Давай! — С парашютом прыгнем! — !!! Зачем??? Слова еще называют пустыми рамками. Они ограничивают область, но не говорят, что внутри. «Симпатичный» — это о чем-то приятном, но о чем? «Мерзость» — это что-то нехорошее, но что? «Он мудр» — это как понимать? Но ясно, что отзыв хороший. Конечно, слово «кирпич» поконкретней будет, но многого ли мы добьемся такими словами? Шаблон неопределенности, или Что-то я тебя, корова, толком не пойму «До, но это получится автобиография, с массовыми казнями добрых знакомых». «Ну, положим, — я это все так перетасую, перекручу, смешаю, разжую, отрыгну… таких своих специй добавлю, так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, — но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо». Набоков Лингвистический комментарий Вообще-то понимание все-таки есть. В силу того, что языку присуща кумулятивная функция. Накопительная то есть. Если бы ее не было, значение каждого слова пришлось бы придумывать — и обсуждать! — заново. Тогда вообще всякой коммуникации пришел бы полный конец. Другое дело, что есть языковые значения и речевые смыслы. Языковые значения в словарях зафиксированы. Открыл себе словарь — и читай: «Школа — среднее учебное заведение». Это все знают. А вот если у меня в речевом смысле этого слова — любимая учительница и теплая булочка на завтрак в уютной столовой, а у тебя — двадцать девять ненавистных приседаний на одной ноге (физкультура) и линейкой по рукам (математика) — тут с пониманием будет тяжковато. А если ты еще и американец, для которого школа — это еще и двухчасовой обеденный перерыв с чизбургером и валянием на травке?..