Но это все еще причиняет боль. Я слышу слова, которые она не произносит, и это заставляет меня задуматься. Я никогда не думал, что у нас с Катериной такая связь, такая, которая позволяет слышать невысказанные слова, незаконченные предложения, предугадывать потребности другого человека. И все же я знаю, о чем она думает, так ясно, как если бы она написала это для меня черным по белому. Она поднимает взгляд и видит, что я все еще стою там. — Что ты делаешь? Думаешь о том, чтобы снова трахнуть меня? Меня подмывает сказать ей да, встать и наклонить. Мысль о том, что я обладаю такой властью, заставляет мой член пульсировать, немного напрягаясь. Но идея выбить ее из игры, отказавшись участвовать в ней, более заманчива. — Ложись спать как можно скорее, — говорю я ей, игнорируя вопрос и направляясь к кровати. — Самолет вылетает рано. * * * К моему удивлению, Катерина просыпается даже раньше меня, одевается и уже ест внизу, поставив сумки у двери. — Ты сказал рано встать, — говорит она, пожимая плечами, когда видит удивление на моем лице, и возвращается к своей тарелке с овсянкой и фруктами. — И вот я здесь. Я чувствую напряжение в воздухе между нами, когда мы заканчиваем завтракать и направляемся к машине, сумки уже загружены, а водитель готовится отвезти нас в ангар, где ждет мой самолет. Я уверен, что Катерина не в первый раз летает на частном самолете. Тем не менее, я ожидал увидеть некоторое удивление на ее лице, когда она заметила мой, даже если просто удивление от того, что у меня вообще есть такая роскошь. Но она просто садится в самолет, не говоря ни слова, молча занимает место, закутываясь в темно-клюквенный свитер, смотрит в окно с тем же ледяным молчанием, к которому я привык, когда мы куда-нибудь летим вместе. — Не может быть, чтобы все было так плохо, не так ли? — Спрашиваю я с ноткой юмора в голосе, пытаясь поднять настроение. — Поездка в Россию? — У меня явно не было выбора, — натянуто говорит Катерина. — Так что нет, я не особенно склонна радоваться этому. Я хмурюсь. — А если бы я дал тебе выбор? — Я бы не поехала. — Видишь? А ты нужна мне здесь, со мной. Таким образом… выбора нет. — Я вздыхаю. — Все было бы намного проще, Катерина, если бы ты перестала так сильно возмущаться своим долгом передо мной. — Я возмущена тем, что эта обязанность возложена на меня. — Она отказывается смотреть на меня. — Было достаточно плохо, когда ты был просто русским из Братвы, человеком, вся семья которого пропитана моей кровью и кровью тех, кто работал на меня. Но потом я узнаю, что ты мужчина, который покупает и продает женщин. И ты хочешь, чтобы я родила тебе сына, чтобы он занялся тем же бизнесом. — Ее голос слегка срывается в конце предложения, челюсть напрягается. — Так что да, я возмущена этим. Ах. Вот оно. Я не думал о больших последствиях того, что Катерина узнает о моем бизнесе, и о том, как она отнесется к тому, чтобы дать возможность следующему поколению продолжать его. — Я уважаю женщин, Катерина. Я всегда так делал. Я старался относиться к ним с добротой. Я люблю своих дочерей, я отношусь к Ольге и всему персоналу с уважением… — И все же ты продаешь женщин в сексуальное рабство. Они этого не выбирают. Что насчет Саши? — Она наконец смотрит на меня, ее темные глаза полны боли. — Что она делает в нашем доме? Ей тоже предназначалось стать секс-рабыней? Или ты привел ее домой, чтобы она была твоей после того, как положишь ребенка мне в живот? Я качаю головой. — Нет, Катерина, — твердо говорю я ей. Я задавался вопросом, может ли она подумать такое, но надеялся, что нет. — Нет, не для этого, то есть, она меня не интересует. — И, что она делает в доме? Я вздохнул. — Она была одной из женщин, выставленных на продажу. Девственница. Один из охранников изнасиловал ее. Вместо того, чтобы продать ее по более низкой цене и в менее желательном положении, я попытался загладить причиненное ей насилие, предоставив ей место в нашем доме, в штате, где ее разместят, накормят, о ней хорошо позаботятся и с ней будут хорошо обращаться. — Но бесплатно. — Катерина пристально смотрит на меня. — Или ты позволишь ей уйти, если она решит, что больше не хочет на тебя работать? Я делаю паузу. — По правде говоря, — признаюсь я, — я не рассматривал это. Мои сотрудники редко увольняются… именно потому, что к ним хорошо относятся, Катерина. Но если бы она захотела, — я пожимаю плечами. — Она не рабыня, что бы ты там ни думала. Если бы она захотела уйти в другое место, я не вижу причин, почему я стал бы ее останавливать. Катерина поджимает губы, но просто кивает, снова глядя в иллюминатор, когда самолет начинает выруливать на взлетно-посадочную полосу. — Ты все еще видишь во мне злого человека. — Я качаю головой. — Все, что я только что сказал тебе, и все еще… — Она бы вообще не оказалась в такой ситуации, если бы ты ее не похитил! — Катерина сердито смотрит на меня. — Я застрелил человека, который надругался над ней. Он мертв. — Я стискиваю зубы, глядя Катерине прямо в глаза. — Я убил его в тот момент, когда она опознала в нем своего насильника и освободила себя. Чего еще ты хочешь? — В первую очередь, тебе следует не похищать женщин, не желающих этого, и не продавать их. Я выдыхаю сквозь стиснутые зубы. — Ты ничего не знаешь о темной стороне этого мира, Катерина. Ты родилась в этой жизни, но ты защищенная принцесса мафии, избалованная и изнеженная, воспитанная для того, чтобы согревать постель такого мужчины, как я. Никто никогда не рассказывал тебе о темных и порочных уголках мира, потому что тебе не нужно было знать. — Я прищуриваюсь, глядя на нее в ответ. — Саша была приемным ребенком, постепенно выбивающимся из системы. Они еще не исключили ее, но скоро должны были это сделать. Прошло уже несколько недель после ее восемнадцатилетия. Знаешь ли ты, что происходит с очень красивыми, очень бедными девственницами без семей в России? Катерина ничего не говорит, но я вижу зарождающийся ужас в ее глазах. — Кто-нибудь другой подобрал бы ее вскоре после того, как она вышла на улицу без гроша в кармане. Они бы продали ее в бордель или сами стали сутенерами. Накачали ее наркотиками, чтобы она могла трахаться с десятью, пятнадцатью мужчинами за ночь, по одному в каждую дырочку, пока она не выдохлась настолько, что они едва могли выжать из нее пенни. Когда она бы достигла той точки, когда никто больше не хотел ее трахать, они бы вывели ее на задний двор и пристрелили, как собаку или скаковую лошадь, которая изжила себя. — И это лучше, чем то, что ты собирался с ней сделать, как? — Катерина все еще дерзка, но я вижу, что она колеблется. — Саша была девственницей и необычайно красивой. Я договорился о продаже ее принцу маленькой ближневосточной страны, где она была бы частью его гарема, избалованная и лелеемая до конца своей жизни. Возможно, он обучил ее танцевать или, возможно, возвел в ранг одной из своих наложниц, чтобы она родила ему детей и пользовалась еще большей роскошью. Он был готов заплатить за нее миллионы. Он бы обращался с ней как с чем-то, что стоит миллионы. Она бы жила в роскоши до конца своей жизни, вместо того чтобы умереть в холодном русском переулке, где воняет мочой, а ее тело использовали бы черствые, грязные мужчины. — И ты потерял миллионы из-за этого человека. — Голос Катерины очень тих. — Так почему ты ее не убил? На мгновение я настолько ошеломлен, что все, что я могу сделать, это уставиться на нее. Я знал, что она считала меня жестоким, но я не знал, что это так глубоко. Что она будет думать обо мне такие ужасные вещи. — Это была не ее вина, — говорю я Катерине, не в силах скрыть удивление в своем голосе. — Она не сделала ничего плохого. Я бы никогда не причинил вреда такой женщине. Я убил того, кто был ответствен за кражу у меня, и дал ей кое-что в качестве компенсации за то, что она потеряла. — А если бы он не изнасиловал ее? — Тихо спрашивает Катерина. — Если бы вместо этого она соблазнила его, чтобы выбрать, кому отдать свою девственность? Что бы ты тогда с ними сделал? Я стискиваю зубы от разочарования, испуская долгий вздох. — Катерина, в нашем мире существуют наказания за нарушение правил. Ты это знаешь. Для тебя в этом нет ничего странного. Как ты думаешь, Лука повел бы себя иначе, если бы женщина украла у него? Это стоило ему денег и репутации? — Он бы не стал ее убивать. — Может быть, Лука и не стал бы, — признаю я. — Временами он слишком мягок для занимаемой им должности. Но твой отец? Он бы сделал. Черт возьми, он бы убил Софию, если бы она не согласилась выйти замуж за Луку. Просто чтобы уберечь ее от рук Братвы. Ты ненавидела своего отца? — Нет, — тихо говорит Катерина, отводя взгляд. Я замечаю боль в ее глазах, и мне неприятно быть причиной этого. Но этому упорному нежеланию смотреть фактам в лицо нашей жизни должен быть положен конец. — Я любила своего отца. Но я знаю, что во многих отношениях он был злым человеком. — Ты можешь простить его грехи и любить его, но не мои. Катерина оглядывается на меня. — Между нами никогда не было никаких разговоров о любви. — Ее руки сцеплены на коленях, и она смотрит на проплывающее небо, на облака, пухлые под нами. — Мне не нужно было ложиться в постель с моим отцом, Виктор. Мне не нужно было рожать ему сына, чтобы он продолжал те же зверства. Моя любовь к нему и моя ненависть к некоторым вещам, которые он делал, могли бы жить бок о бок. Но ты мой муж, Виктор. Это другое. — А Франко? — Я копаю глубже, хотя знаю, что это как соль на рану. — После Аны? Софии? Смогла бы ты с этим жить? Родила бы ему детей? — Я возненавидела Франко до того, как узнала обо всем этом, — тихо говорит Катерина. — Он причинил мне боль так, как, я знаю, ты не причинишь, Виктор, и я благодарна за это. Но ты не можешь ожидать, что я буду довольна всем этим. Ты не можешь ожидать, что я с радостью рожу тебе сына, зная, что ты научишь его эксплуатировать женщин, покупать и продавать их, отдавать их другим мужчинам, чтобы они выбирали, как сложится их жизнь. — Твоя жизнь всегда определялась мужчинами, — подчеркиваю я. — И благодаря этому ты прожила щедрую, комфортную жизнь. Это все, что я делаю для этих женщин. Говорить, что твои удобства появились не из-за мужчин, которые предоставили их тебе, это ложь, Катерина, а утверждать, что этих женщин эксплуатируют, а тебя нет, лицемерно. — Я знаю, что я такая же, — говорит Катерина, снова отводя взгляд. — И я знаю, что мне это пошло на пользу. На мгновение я подумала, что избавлюсь от этого после смерти Франко. Но потом ты потребовал моей руки, и я поняла, что это была глупая мечта о свободе. — И что это за свобода? — Я качаю головой. — Ее могли бы дать деньги, которые оставил тебе твой отец, дом, который он тебе подарил, деньги, которые дал тебе твой покойный муж. Ничего из этого не было бы твоей собственной работой, Катерина. Ты не можешь этого изменить. Она прикусывает нижнюю губу, отказываясь снова смотреть на меня. Я глубоко вздыхаю, откидывая голову на спинку сиденья и закрывая глаза. Я не собирался с ней ссориться. Но ее упрямый отказ открыть глаза и признать, что ее жизнь не так уж сильно изменилась, что то, что я делаю, не черно-белое, расстраивает меня настолько, что я не в состоянии молчать. Бывшая жена тоже не смогла с этим смириться. И, в конце концов, именно по этой причине она умерла. Я не хочу, чтобы то же самое случилось с Катериной, как бы сильно она меня ни расстраивала. Каким бы трудным ни был наш брак с самого начала. Я надеюсь, что эта поездка может изменить ситуацию. Возможно, она сможет открыть глаза и увидеть некоторые истины, которые я пытаюсь ей объяснить. Но упрямо сжатая челюсть, даже после всего этого, говорит мне, что это будет нелегко. По крайней мере, я никогда не уклонялся от сложных задач. * * * — У тебя есть квартира в Москве? Это первый сюрприз, для нее, и я позволяю себе немного насладиться им, показывая ей квартиру, которую я снимаю здесь для деловых поездок. — Это не так роскошно, как наш дом в Нью-Йорке, но достаточно удобно. — Она прекрасна, — говорит Катерина, когда мы заходим внутрь, оглядываясь широко раскрытыми глазами, и я с удовольствием улыбаюсь ее тону. Я сам нанял декоратора для этой квартиры. Она оформлена просто, в холодных тонах и наполнена растениями и деревянными светильниками, а также импортными коврами и мебелью, с обилием произведений искусства на стенах. В гостиной есть большие двери, которые ведут на балкон, и Катерина направляется прямо к ним, открывает их и выходит, чтобы полюбоваться видом на Москву. Это напоминает мне ночь нашей свадьбы, когда я увидел ее на балконе нашего отеля. Тогда я волновался, что она прыгнет, и сейчас я чувствую небольшой укол страха, но я не думаю, что она бы это сделала, не передо мной. Все, чего я хочу, это найти какой-нибудь способ убедить ее, что у нас может быть нормальная, даже приятная совместная жизнь, что так не должно быть все время, когда мы двое постоянно сражаемся, всегда вцепляемся друг другу в глотки. Я хочу, чтобы эта поездка показала ей лучшую сторону того, какой может быть наша жизнь. * * * Она выглядит настолько великолепно, насколько я мог надеяться, нарядившись для сегодняшнего гала-ужина. В Москве прохладнее, даже поздней весной, и Катерина одета в темно-зеленое бархатное платье с открытыми плечами и вырезом, красиво подчеркивающим ее грудь. Оно облегает ее талию и струятся по стройным бедрам, останавливаясь чуть выше черных туфель на каблуках, которые на ней надеты. В ее ушах, на шее и запястьях бриллианты, и я не могу удержаться, чтобы не наклониться, когда провожаю ее до машины, мой рот очень близко к ее уху. — Сегодня вечером ты выглядела бы еще лучше, если бы была усыпана изумрудами. — У меня их нет, — говорит Катерина, ее голос холодный и ровный, когда она бросает взгляд в мою сторону, проскальзывая в тусклый кожаный салон автомобиля. — Возможно, мне придется дать тебе немного. — Подшучивание удивляет даже меня, после первой жены я сказал себе, что больше не буду баловать другую жену так, как баловал ее. Но что-то в том, что сегодня вечером Катерина выглядит такой красивой, ее волосы зачесаны наверх и заколоты золотыми булавками с жемчужными наконечниками, ее лицо такое милое, что я не могу не думать, что каждый присутствующий мужчина будет мне завидовать, вызывает у меня желание подарить ей то, чего у нее никогда раньше не было.