* * * После чая – это у них был такой ранний ужин, в шесть, – Джек вышел пройтись. Он двинулся вниз по холму, прочь от стеклянных домов, мимо затейливых, выходивших в поле ворот, где временами паслись коровы. Попетляв немного по узким улочкам, он вырулил на главную. На лужайке посреди деревни возвышался военный мемориал. Дальше, за нею, виднелась церковь с квадратной норманнской башней, а напротив среди громадных дубов и буков притулился паб. Странное у него было название, у этого паба. Там мельтешили листья, и шикарные бражники восседали на выставленных снаружи грубо сколоченных скамьях с бокалами вина и настоящего эля; Джек прищурился. На вывеске красовался зеленый холм, а на нем танцевали какие-то люди под изогнутым лунным серпом. «Дамы и господа», гласила вывеска. Один из гостей заметил Джека и скривился. Ну, вот, было написано у него на физиономии – Джек это ясно видел – опять какая-то несовершеннолетняя плебейская шпана мечтает надраться. Джек развернулся к ним спиной и зашагал через лужайку к церкви. Он искал того, кто разговаривал с Люс. На самом деле человек такого сорта уже давно сбежал бы из чванливого местечка вроде Брайдстоуна… если только у них тут нет штатного деревенского дурачка. Ну, ради поддержания аутентичного колорита. Что он хотел сказать этим своим «при таких волосах осторожно ходи»? Предупреждение? Или угроза? Джеку не терпелось отыскать этого странного дядьку, расспросить, что к чему. А если это все-таки была угроза, донести, что он, Джек, не потерпит, чтобы всякие старые бродяги пугали его сестру, ясно? После церкви Джек еще немного поколесил по улицам и даже по тесным проулкам между домами. Кто-то где-то играл Моцарта… Собаки глухо и сочно брехали в садах, где каждая ветка знала свое место. Когда он вышел обратно на лужайку, солнце уже клонилось к закату. Стрелка на башне ползла к половине девятого. Еще максимум час, и уже совсем стемнеет, и Сьюзи начнет волноваться, потому как он сказал, что всего лишь пойдет погулять. Церковь тоже портила Джеку настроение. Кладбище было битком набито покосившимися древними надгробиями с датами вроде 1701 и 1590. Старина такая глубокая, что хоть ведром вычерпывай. И, кстати, что тот ненормальный имел в виду, сказав, что римляне оставили камень, а норманнские рыцари – чего-то там еще? Кстати, про римлян он слышал впервые… может, это тоже были норманны? Холодало, ветерок нес запах цветов. Тьма сгущалась куда быстрее, чем он ожидал. Не успел Джек подойти к двери, как Сьюзи распахнула ее изнутри настежь. – Джек! Джек… слава богу! – Что случилось? Мама? – Люси пропала! Джек встал как вкопанный, вся кровь так и застыла у него в жилах. Будто он снова оказался там, в той их квартире, и Майкл… визгливый пьяный голос вопит в соседней комнате, обвиняя Сьюзи, что семья ей до лампочки, что она думает только о карьере – которую вообще-то бросила… а потом звук удара. – Сьюзи, ты уверена? – Конечно, я, к чертовой матери уверена, идиот! В отличие от Майкла ругалась она редко – видать, правда уже дошла до ручки. Джек понял, что дело нешуточное. – Так, хорошо, вижу, ты все проверила. Когда ты поняла, что ее нет? – Она была у себя в комнате, наверху, крутила диски – довольно громко. Что-то из этих ваших дымц-дымц, которые вы так любите. – Понятно, «U-2». – Проигрыватель играл все один и тот же трек, и я поднялась наверх, спросить, не может ли она сделать потише… и, Джек! Ее там не было! Окно широко открыто – и всё. Она же не могла вылезти из него наружу, правда? То есть я хочу сказать, зачем бы ей это делать? Ее не было в ванной, и по лестнице она не спускалась – я в это время гладила, и радио было включено, но я все равно бы увидела, если бы она прошла мимо двери в гостиную. – А в других комнатах ты смотрела? Хорошо. А в саду? – Да я везде смотрела! Я даже в стиральную машину заглянула, будь она неладна, – Сьюзи слабо хихикнула. – Я, наверное, дура, да? Все же наверняка в порядке? Она все время была где-то здесь… Она резко развернулась и кинулась через коридор к лестнице и дальше, на второй этаж, словно тощий слоник в приступе паники. Джек двинулся следом. Нет, и наверху Люси не было и в помине. Они вывесились из окна спальни, пожирая глазами дворик внизу. Да и падать отсюда не то чтобы высоко… Воздух уже просто благоухал: цветы, сено, все такое чистое, живое, растущее… и ночь. Сама ночь. – Мам, слушай. Я думаю… – Вон! Вон она! Господи боже, да что она там делает? Люси! Люс! Через несколько полей спеющей пшеницы… или ржи, или еще чего-нибудь, среди высоких колосьев неподвижно стояла маленькая тонкая фигурка, сияя почти снежной белизной – наверное, свет доставал туда с задних дворов. Люси с ее светлыми-светлыми волосами… Осторожно ходи при таких волосах. Сьюзи уже мчалась по лестнице вниз. С грохотом распахнулась задняя дверь. Джек догнал ее только в саду. Мама стояла, вцепившись в выходивший на поля забор, и чуть не плакала, будто перепуганный ребенок. – Она исчезла! – Ее просто за колосьями не видно. – Нет! Когда я сюда выбежала, ее было видно там, в поле. А потом – раз! и нету. Внезапно Джек ощутил, что ночь очень холодная. И, к тому же, безлунная. – Пойду поищу ее. Он вскочил на забор и спрыгнул вниз, в поле. – Только будь осторожен! Джек только проворчал что-то в ответ и нырнул вперед, в кусачую жесткую полосу пшеницы, или ржи, или что это там было. С ненавистью круша колосья направо и налево, он думал, что ни в жизнь больше не станет есть ни хлеба, ни хлопьев. Где-то через четверть мили он услыхал, как Сьюзи зовет его. Сквозь колосья уже маячила темная тень леса, довольно зловещая с виду. Джек так и встал. Сзади несся голос матери, снова живой от радости и облегчения. – Джек, все в порядке! Она здесь! И сразу следом – голос Люси: – Джеки-и-и! А прямо перед ним на фоне лесного занавеса, недвижная, как нетронутый ветром колос, стояла фигура, белокожая, бледноволосая – стояла и улыбалась, спокойно и чуть удивленно глядя раскосыми, кошачье-зелеными глазами. Всего секунду, наверное. А потом растаяла – в тенях, в ночи. В земле? Джек потряс головой. Ничего. Ничего там не было. Просто адреналин и обман зрения. Он повернулся и побежал обратно, к дому. – Она говорит, что была везде, где я только что посмотрела. Занималась чем-то, не понимала, что я ее ищу. Мы просто как-то разминулись. Джек нахмурился. – Чушь какая. Мы повсюду смотрели. Невозможно пропустить человека в таком маленьком доме. – Ее собственные слова. Я сказала, что так просто не может быть, а она рассердилась, потом расплакалась – говорит, что не врет. Но она врет. Я посмотрела с фонариком: на столе во дворе есть царапины. Она наверняка вылезла на подоконник, перепрыгнула на крышу сарая… – я даже думать об этом не могу. А если бы она оступилась? – Да уж. Хочешь, я с ней поговорю? – Утром. На сегодня с нас хватит. Ладно, а как Люс обратно-то влезла, подумал он? Наверное, прокралась внутрь, пока он рыскал по полям, а Сьюзи висела на заборе в слезах, чуть с ума не сошла. Сошла с ума… как тот зеленоглазый дядька. Всю ночь Джеку снилось, что он куда-то бежит. Что-то гналось за ним – собака, кажется… белая собака. Проснулся он весь в поту, потому что запер окно на ночь. И с мыслью: а что, если та, другая тварь – белая фигура, которую они вроде как видели – была такой специальной приманкой, чтобы Люси могла проскользнуть в дом незамеченной? Женщина за кафедрой в библиотеке оказалась с виду довольно мила, но нравом – та еще злюка. – Мне жаль, но у нас компьютер завис. Невооруженным глазом было видно, что на самом деле нисколечко ей не жаль. Джек сказал, что он изучает Брайдстоун. Она непонимающе выгнула бровь. – Вы наверняка о нем слышали – в одной остановке отсюда. – Я из Лондона, – надменно отрезала она. Впрочем, ничего полезного он в библиотеке не нашел. Даты по замку, план римских руин и какой-то алтарь языческой богини. Когда Джек уже выходил за порог, сзади раздался мужской голос.