Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 14 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Меркушевка (рабочая слобода)» …Незаметно подрастали дети. Василий – косая сажень в плечах, кудреватый чуб, васильковые, как у отца глаза, правильные черты лица – предмет воздыханий всех сельских девчат. А вот присох он к Оксане – первой красавице в Черниговке, а на других девчат даже и не смотрел. Василий твердо решил стать военным, а потому спорт – первое дело. Был он первым физкультурником не только на селе, но и в районе. На застиранной футболке теснились значки, подвешенные к красной звездочке на цепочке «Ворошиловский стрелок», «Готов к труду и обороне»… В отличие от Василия Иван был тихим, скромным подростком, может быть, поэтому и дружил с сестрой-погодкой и аккуратисткой Октябриной. А та не могла жить в мире с другой сестрой – Леной, которую все в семье называли Лелей. Активная участница художественной самодеятельности, она и внешностью отличалась от всех Потопяков. У тех были синие, прозрачные глаза, а у этой черные с поволокой, да еще родинка на губе и легкая картавость. Иван Федорович, да и Ксения только руками разводили, когда знакомые ехидничали: – И в кого это ваша Леля удалась? А? Самая старшая дочь Александра – уже отрезанный ломоть. После окончания сельскохозяйственной академии она работала агрономом в Черниговке, там же вступила в партию и собиралась выйти замуж за того самого лейтенанта Дуюнова, который вел дело Потопяка. Ну а самый малый Володька – оторва из оторв. Там не только глаз да глаз нужен был, там бы и ремня не помешало. В семье Потопяков детей ни за какие провинности не наказывали. Иногда только Ксения охаживала нарушителя спокойствия свернутым вдвое полотенцем. Не больно, не обидно. Во время разбирательства партийными органами и НКВД «пособника врага народа» Потопяка Ксения строго-настрого наказала детям ни слова, ни полслова не рассказывать о том, о чем говорят дома. – Притворяйтесь, что не расслышали, – наставляла она детей, – если будут расспрашивать. А сами, тем более, не заводите разговоров. – А ведь батьку не только посадить могут, а то еще, что похуже, – всплакнула она. И оторопела от ужаса, услышав от родного сына Василия жестокий приговор: – Собаке – собачья смерть, – сквозь зубы выдавил Василий. С того самого времени словно кошка пробежала между отцом и сыном. Василий перестал разговаривать с отцом на интересующие его темы, демонстративно уходил из дома, когда Иван Федорович возвращался с работы. Василий был сыном своего времени и твердо верил, что партия и органы не могут ошибаться… А ведь правду говорят, что беда не приходит одна. Не прошло и года после партийного разбирательства, как Иван Федорович закрутил любовь с работницей финорганов из Ворошилова (как теперь называется Уссурийск). Во Франции устоял, а тут – на. Потопяк стал часто ездить в командировки в город, нередко не ночевал дома, и отводил глаза в сторону, когда Ксения с молчаливым укором смотрела на него, словно безмолвно спрашивала: – Что с тобой, Иван? Куда теперь-то вляпался? Однажды вечером, когда вся семья была в сборе, Иван Федорович решительно вышел на середину горницы и заявил: – В общем, так, Ксения Ивановна и дорогие дети! Я решил завести новую семью. А вас мы, – запнулся он, не решаясь назвать имя той, второй, – решили поделить. Троих младших – нам, а других тебе, Ксения Ивановна, – закончил он свою трудную речь. Ксенией Ивановной он называл свою жену только в ответственных случаях. В доме воцарилась тишина. Даже черный как смоль с огромными рыжими глазищами кот Васька забился куда-то в угол. Все словно оцепенели. – Знаешь что, – неожиданно подошел к отцу Василий. – Катись-ка ты к своей… – не нашел он подходящего слова. – А ты, мать, не кручинься, выживем. – Никто с тобой, – снова обратился он к отцу, – не пойдет, даже Вовка. Лицо Ивана Федоровича побагровело. Он странно задергал усами, руки судорожно стали расстегивать ремень… – Ах ты щенок недоношенный… Как ты с отцом разговариваешь? Не порол я тебя ни разу, а сейчас врежу, – пытался он расстегнуть непослушную пряжку ремня. Василий протянул руку, ухватил отцовский ремень, приподнял, словно тряпичную куклу, в общем-то нехилую фигуру Ивана Федоровича и держал его на весу, хрипло приговаривая: – Уходи от греха подальше… Отец смешно задергал ногами, кто-то из сестер не к месту прыснул в кулак. Подержав отца в нелепом положении несколько минут, Василий опустил отца на пол. Красный от натуги с выступившими от обиды и стыда слезами Иван Федорович прохрипел: – Выкормил на свою шею битюга… Нелепо подтягивая галифе, он вышел за дверь. Ксения, оцепенев и безвольно опустив руки, застыла у печи. Василий подошел к матери, приподнял за плечи и ободряюще произнес: – Ничего, мать, проживем! Остальные тоже подбежали, каждый со своими утешениями. Скупая на ласки Ксения не проронила ни слезинки. Да и из остальных никто не всплакнул, хотя расходились по своим местам с окаменевшими лицами.
Проведя бессонную ночь, Ксения ранним утром по привычке побрела на кухню. Какое бы горе ни было, а детей кормить-то надо! Но все валилось у нее из рук. Она присела на табуретку, не хотелось ни думать ни о чем, ни что-либо делать. За входной дверью кто-то заскребся. Ксения с трудом поднялась с табуретки и пошла к двери, чтобы впустить кота Ваську. Открывая дверь, она проговорила потухшим голосом: – Ну, входи, шалавый. Но кота не было видно. А стоял перед нею Иван, какой-то обмягший, опустошенный, заросший щетиной, с жалкой улыбкой на лице. Ни слова не говоря, он бухнулся прямо в сенях на колени перед Ксенией, уткнулся лицом в подол платья, обнял ее за ноги и зашептал: – Прости меня, мать, прости… Нет у меня без вас жизни… Услышав шум, из комнат высыпали дети, застыли в дверях, увидев отца, стоящего на коленях перед матерью. – Простите меня, дети, – обратил Иван к ним мокрое то ли от пота, то ли заплаканное лицо. – Пусть мать простит, если сможет, – среди полной тишины выкрикнул Василий. Ксения стояла, словно окаменев, молча глотая катившиеся по щекам слезы. – Вставай, Иван, – наконец проговорила Ксения, – давайте, дети, за стол, завтракать пора. И тут женская половина не удержалась, раздались сначала короткие всхлипывания, а затем рев в полный голос. Слезы, словно очистительный дождик в грозу, разогнали сгустившиеся над семьей тучи. После примирения Ксения удивлялась чувствам Ивана, как будто бы наступил второй медовый месяц. Последствия не заставили себя ждать. Ксения забеременела. И это в пятьдесят-то с лишним лет! Она стыдилась своих взрослых детей, но решила выносить ребенка. – Ой, Ваня, что же мы сотворили с тобой на старости лет? – сокрушалась не раз Ксения Ивановна. – Не что, а кого, – поправлял ее Иван Федорович, – строителя коммунизма, в конце концов. Мы эту хорошую жизнь строили, а он или она в этой новой жизни будут жить. Ксения Ивановна родила девочку в самом начале 1940 года, в морозную зимнюю ночь. Для взрослых детей она была чем-то вроде игрушки. В отличие от черноволосых Потопяков была такая беленькая, светленькая, вот и назвали ее Светланой. Хотя уже к школе волосы потемнели, как у старших братьев и сестер. В конце лета 1940 г. Василия, по его заявлению, военкомат направил учиться в Тюменское военно-пехотное училище, которое было сформировано в декабре 1939 г. на базе мотострелково-пулеметной бригады, прибывшей в Тюмень после участия в боевых действиях на Халхин-Голе. Долгих проводов не было. Василий попросил родных на вокзал его не провожать. Все поняли, что последние минуты он хотел провести с Оксаной. Василий писал матери письма и даже успел прислать фотокарточку, с которой глядел бравый курсант в буденновке. В каждом письме он просил поцеловать младшую сестренку. А менее чем через год грянула Великая Отечественная. Василий написал, что в училище состоялся досрочный выпуск, ему присвоили звание лейтенанта, и он отправился на фронт, где обещал дать немцам жару. Письмо запоздало. Его опередила похоронка, присланная на имя Ксении Ивановны. На бланке с угловым штампом стрелкового полка значилось: «Извещение от 4 августа 1941 г. № 2/0308 Ваш сын Потопяк Василий Иванович, Уроженец Уссурийской области, г. Ворошилов В бою за социалистическую родину, верный воинской присяге, Проявив мужество и геройство, был убит 20.7.41 г. д. Долгая, Сланцевского района, Лен. обл. Похоронен на кл. у д. Ариновка Сланцевского р-на Ленинградской области. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии /Приказ НКО СССР№ (не заполнено. – Примеч. авт.) (печать прилагается».)
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!