Красавчик удивился. И пожалуй, что растерялся. Оно и понятно, стерильное состояние его кухни не позволяло предположить, что тут кто-то кулинарил. — Ну или макарон, — сама смутилась Эдита. — Макароны-то у тебя есть? — Только дошираки. Это и суп и макароны. Вот так, гоняет он на «Феррари», а дома лопает невесть что. Ну это и понятно, машину видят многие, а «дошираки» никто. Одна вот Эдита на свое счастье сподобилась увидеть, как мегакрутой победитель многочисленных конкурсов ловко заваривает ей и себе в суповых чашках самый дешевый из всех имеющихся в продаже бомжпакетов. Впрочем, поели они дружно, хотя во время еды Эдита постоянно думала, а как же ее новый знакомый покупает себе эти супы? Не стесняется расплачиваться за них у кассы? Вдруг кто знакомый его в этот момент увидит? Или он просит об этой услуге доверенное лицо? За едой они познакомились получше. Красавчика звали Евгением — Женей. В конкурсах он участвовал с пяти лет, что и было запечатлено на многочисленных фотоснимках, тщательно оформленных в рамочках и расставленных и развешанных всюду, где это позволяло пространство. Пожалуй, только эти фотографии и были отличительной особенностью квартиры. — На моем первом конкурсе мне подарили игрушечную машинку и килограмм шоколадных конфет. — Неплохой гонорар. — Я съел их за один день, а потом тетя месяц лечила мой диатез. Как она была зла, тебе не передать! Лечила она меня лошадиными дозами хлористого кальция, который заставляла запивать теплым кипяченым молоком. С тех пор я на конфеты и смотреть не могу. После детских конкурсов пошли школьные, районные, городские. Эдита даже не знала, что в нашей стране проводится такое великое множество конкурсов, в которых может засветиться симпатичный мальчишка. Но его тетка явно знала толк в таких делах. И Женя неизменно возникал на фотографиях, то в одном танцевальном костюме, то в другом. — Тетя настояла, чтобы я развивал пластику. Я ей за это очень признателен. Когда я подрос и начал участвовать уже во взрослых конкурсах, то оказалось, что мало просто обладать красивым лицом и выразительной внешностью, нужно еще и уметь себя подать. Не сумеешь предъявить себя с лучшей стороны, тут же обойдут. Конкуренция там просто бешеная! Взрослые конкурсы выглядели куда как эффектно. Проводились они в конференц-залах, где на зрительских местах сидели преимущественно одни женщины, скажем так, постбальзаковского возраста. Их глаза жадно блестели из-под тяжелых набрякших век. Становилось даже как-то жалко тех стройных мальчиков, которых эти дамы буквально пожирали глазами. В жюри обязательно находилось несколько мужчин, настолько стильно и изысканно одетых, что сразу же возникал вопрос: «А судьи кто?» Эдите наскучило разглядывать фотографии, и она спросила: — А что насчет призов? Показывай, а то я уже пойду. Это ее «пойду» Жене почему-то очень сильно не понравилось. Не то чтобы он имел определенные виды на Эдиту, никаких намеков сексуального характера до сих пор он не делал. Но тут он занервничал и заторопился. Потом лицо его просветлело, словно бы он придумал, как может заставить девушку остаться. — Машину ты мою уже видела, — торопливо произнес он. — Всякие там брегеты, запонки, заколки для галстуков, кожгалантерею и купоны на одно или несколько посещений того или другого салона или бутика тебя тоже вряд ли заинтересуют. Судя по всему, одевают тебя мама или даже бабушка. Эдита покраснела. Шопинговаться они и впрямь предпочитали вместе с мамой. А потом еще и дома бабушка рассматривала их покупки и высказывала свое мнение, по результатам которого частенько купленные вещи на следующий день возвращались обратно в магазин. — Косметику и парфюм тебе подбирают они же. Эдита не выдержала: — Откуда ты все это знаешь? — А тут и знать нечего. Просто вижу. Все эти вещички, которые на тебе, стоят немало, но ни одна молодая девушка сама по доброй воле их не выберет. Это вкус пожилых дамочек, застрявших представлениями где-то в прошлом веке. — А мне нравится. — Это они тебя убедили, что тебе нравится. Но такое просто не может нравиться девчонке вроде тебя! — Мама говорит, что классика — это навсегда. — Могильный памятник тоже навсегда. И что? Теперь предлагаешь лечь в могилу? — Нет, зачем же. — А получается, что ты сама себя хоронишь заживо. Все эти светлые нейтральные свитерки и темных оттенков юбки-карандаш просто скучны. Тебе нужно что-то яркое, что-то привлекающее к тебе глаз. И волосы… — С ними-то что не так! — воскликнула Эдита. — Мне всегда говорили, что у меня очень хорошие волосы. Да я и сама это знаю. Они густые и шелковистые. — Густые! Шелковистые! — заломил руки Женя. — Да разве в этом дело? А цвет? Ты себя в зеркале видела? Это цвет побитой жизнью моли! — Вообще-то он называется светло-русый. — Он называется дико унылый! И длина волос самая неинтересная, до плеч. Нет уж, либо волосы должны струиться до пят, либо короткая стрижка. — Папе нравится именно такая стрижка. Он только на нее и согласился. — Еще одно стариковское мнение! Для девушки выглядеть так, как выглядишь ты, просто преступно! Ведь если бы ты сегодня сама не уцепилась за меня, я бы тебя в толпе и не заметил. Эдита не знала, плакать ей или смеяться. До сих пор ей все говорили, что выглядит она превосходно. Никому и в голову не приходило критиковать ее внешность, разве что совсем уж по мелочам. Но чтобы ей вот так заявили, что весь ее образ просто совсем никуда не годится, такого она припомнить не могла. Женя задумчиво смотрел на девушку, а потом сказал: — Если бы ты не была такой упрямой и так сильно не боялась свою мамочку с папочкой, то я мог бы сделать из тебя что-то стоящее. — Это как? — Причесать я тебя могу и сам. Придать оттенок волосам можно с помощью цветного геля. А в моем гардеробе полно вещей унисекс. Не волнуйся, все они новые, еще с ценниками и в упаковках. Женя распахнул створку шкафа и, словно в подтверждение серьезности его намерений, оттуда немедленно плавно скользнули на пол один за другим несколько пакетов. Ничего удивительного в этом не было, полка была забита так плотно, что места там просто не оставалось. — Тоже призы? — Своего рода. Просто их не удалось вернуть в магазин. Скупердяи организаторы покупали их по акции, а такие вещи возврату во многих магазинах не подлежат. Ну, да что там говорить! Чем выбросить или продать за копейки, лучше сделаю доброе дело и отдам эти шмотки тебе. Как тебе такое мое предложение? Эдита внимательно посмотрела на своего знакомого. — Зачем тебе все это? — Я уже сказал, ради доброго дела. Девушка не знала, что ей и ответить. С одной стороны, менять свой образ, да еще так кардинально, она была и не готова и не хотела этого. А с другой — мало ли что нам приходится делать без особого на то желания. Нынешние обстоятельства сами диктовали ей новые правила игры. И девушка быстренько прикинула. Чем она рискует? Да ничем. Но зато, если Женя сделает, что обещал, то из его квартиры выйдет совсем другая Эдита, на саму себя совершенно не похожая. И это значит, что ни Игорь, ни другие враги ее не узнают, даже если пройдут совсем рядом с ней. — Хорошо! — воскликнула девушка. — Я решилась! Причесывай! Одевай! Украшай! Женя в явном восторге захлопал в ладоши. А потом он захлопотал вокруг нее. — Сначала подберем тебе гардеробчик! Вот! Примерь! И он протянул Эдите узенькую кишку, которую она сначала приняла за колготки, но выяснилось, что это надо натянуть на торс. Девушка решила не спорить и натянула. Оказалось, что это кусок трикотажа, сшитый наподобие трубы. На теле он сам разместился удобным для себя образом. Пупок и плечи остались обнаженными, зато груди и ребрам было тепло от вплетенных в ткань нитей шерсти, как заверил Женя, кашмирских коз. Брюки же Эдита получила напротив широкие. Да еще в промежности они были украшены вышивкой. Чем-то эти брюки напоминали казацкие шаровары. К ним полагались широкие сапоги. Сапоги эти были ей великоваты, но Женя заявил, что для нового образа — это самое оно. — Плечам холодно, — пожаловалась девушка. — От ветра я дам тебе накидку. К счастью, накидка оказалась достаточно длинной, чтобы прикрыть собой весь новый образ Эдиты. Девушку это полностью устраивало. Пока что хорошая девочка в ней была в панике, она даже и помыслить не могла о том, чтобы в таком виде выйти на улицу. Но Женя заверил, что теперь она в тренде и показаться с ней рядом будет никому не стыдно. Когда с выбором одежды было покончено, Женька усадил Эдиту перед огромным зеркалом и установил несколько светильников таким образом, чтобы ни один кусочек не остался в тени. И после этого вооружился щетками, кисточками, брызгалками и красками. И над Эдитой запорхали две проворные руки. — Молодец, что решилась. Мы придадим тебе форму пирамиды. Острая вверху, плавно расширяющаяся книзу. — А сапоги? — Сапоги — это акцент. На их фоне вся прочая конструкция будет выглядеть еще более эффектно. Эдита чувствовала, как ее волосы то тянут кверху, то накручивают в букли. Смотреть на себя в зеркало она избегала, поэтому зажмурилась и предоставила Жене колдовать над ней в одиночестве. Наконец он провозгласил: — Готово! Эдита открыла глаза и не без трепета взглянула на свое отражение в зеркале. Ну что тут сказать? В принципе чего-то похожего она и ожидала. И если исходить из того, что все это преображение было затеяно ею для того, чтобы перестать быть похожей на себя прежнюю, то успех был практически стопроцентный. Даже сама девушка, точно зная, что видит сейчас саму себя, не могла поверить в то, что отражение в зеркале принадлежит ей. — Ты что наделал? — выдавила она из себя. — Стиль футуризм. Нравится? Эдита молча покачала головой. Как и кому могут нравиться темно-фиолетовые пятна на месте щек? А губы черного цвета? А белые веки? И как Жене удалось удлинить ее ресницы до такой степени, что каждый раз, открывая или закрывая глаза, ей казалось, что у нее на лице сидят две огромных бабочки. — Обалдеть! Женя понял ее возглас по-своему, решил, что Эдита одобряет выбранный образ, и запорхал с удвоенной силой. — Я же говорил, что тебя можно подать! — А что это у меня на голове торчит? — Это антенна. Ее волосы Женя стянул вверх, заплел из них косу, которую так густо намазал гелем, что он, застыв, покрыл косичку твердой коркой, придав ей сходство то ли с рапирой, то ли с антенной.