Татьяна решила, что работа у меня так себе, и поспешила успокоить: — Семья в сто раз важнее любой работы. — В семье у меня тоже проблемы, — вырвалось у меня. — Жена узнала о твоей болезни? — Узнала, — ответил я, не уточняя детали. — И выгнала. — Я спохватился. — Не то чтобы выгнала, попросила, чтобы я жил отдельно. — И где же ты устроился? — Ну, — я неопределенно шевельнул руками. Не рассказывать же о чужих домах и подпольной лаборатории. Нам принесли по бокалу вина. Мы чокнулись и выпили. Мне показалось, что в отблеске бокала Татьяны промелькнул знакомый женский силуэт. Я обернулся, не понимая, кого ищу. Татьяна снова накрыла ладошками мои руки, на этот раз обе, и мой взгляд вернулся к ней. — А знаешь, что, — промолвила она, взглянув из-под опущенных ресниц, — ты можешь переехать ко мне. Я потерял дар речи. Мысленно я причислил себя к клану изгоев. Я смирился с мыслью, что у меня никогда не будет женщины. Мне претило рисковать чужим здоровьем ради удовольствия, без которого можно обойтись. Я достаточно вкусил сладкого плода телесных утех. Теперь мое предназначение — заработать деньги для семьи и исчезнуть. Достигнув заветной цели, мой жизненный путь закончится. Вирус возьмет свое, меня не станет. Деньги — вот мой маяк, к которому я стремился. Ни о чем другом я не думал. А сейчас красивая успешная женщина приглашает жить с ней. — Но, ты же знаешь, — выдавил я. — Я не тяну тебя в постель. Я предлагаю жить вместе. А там, как получится. — Ты рискуешь. — Что за глупости! Представь, что у тебя простуда. Элементарная гигиена, и можно делать все. Абсолютно все. Она потянулась ко мне через стол и поцеловала в губы. Поцелуй был сухим, коротким, но для меня он стал вспышкой молнии. Боже, я нормальный человек, я могу жить, как все. Я даже более свободный чем остальные, потому что вправе рисковать. Зачем ограничивать свои помыслы, я способен на большее, чем просто обеспечить семью на долгие годы вперед. Татьяна верит в меня. Я не ответил ей прямо. Мы вышли из кафе вместе, и я признался: — Сегодня у меня дела. — Несмотря на вечер, это было правдой, требовалось срочно печатать новые бубли. Она протянула мне ключи от квартиры. — Я буду ждать. Адрес ты знаешь. И снова поцеловала. Обычная сцена у кафе произвела впечатление не только на меня, но и на женщину, притаившуюся в автомобиле. Это ее отражение я заметил в бокале, но не узнал. А зря. Уже через минуту Наталья Громова названивала моей жене. — Катя, ты не представляешь, кого я сейчас видела! Твоего мужа. Он в кафе с какой-то стервой. Они целуются. В открытую! Моя супруга потеряла дар речи. — Ты не веришь? Я пришлю тебе фотку. — И она отправила наши объятия на фоне «лексуса». — Пусть заразит распутную девку. В голосе Кати слышалось отчаяние, и Наталья тут же завела автомобиль: — Я приеду, подруга. Ничего не предпринимай. Вскоре женщины сидели на нашей кухне и обличали гнусного представителя мужского рода: — Какой же козел, твой Серов. Может, он соврал про болезнь? — предположила Наталья. — Юля слышала от врачей, — подтвердила Катя. — И ты будешь терпеть? — Я уже выгнала его. Что еще? — Какие же мужики сволочи. Отвадили от одной постели, сразу в другую прыгают. — А как ты увидела их? Следила? — заинтересовалась Катя. — Ну, у меня муж полицейский. — И ты, значит, тоже? — Ради тебя, — повысила голос Наталья. — Надо же докопаться до истины. — Даже не знаю. Катя потрясла головой, испортив и без того неопрятную прическу, и заплакала. Наталья бросилась ее утешать: — Ну хватит, хватит, подруга. Ты не должна расстраиваться, твое настроение сказывается на ребенке. Вспомнив про малыша, Наталья вскочила и сбегала в машину за большим пакетом. — Чуть не забыла. Я тебе кое-что захватила. Вкусное и полезное. Да, так бывает, — тараторила она, доставая маленькие баночки. — Это детское питание, самое дорогое, покупают плохо. Срок истек, и мы сразу списали. Я буду тебе приносить. — Просроченное? — скривилась Катя. — На один-два дня. Это же не для малыша, для тебя. — А ты думаешь, он там чем-то отдельным питается? — На детское питание специально ставят короткие сроки. Страхуются. Ну вот, смотри. Слышала звук? Крышка чпокнула, значит, не испортилось. — Наталья открыла банчку овощного пюре и зачерпнула ложкой. — Совершенно нормальное. Только несоленое и без сахара. Зато полезное! По лицу вечно бестолкового, но исполнительного Петухова, невозможно было понять, достиг он успеха или нет. Как только лейтенант появился в кабинете, Громов потребовал отчет: — Тебе отдали видеозапись? — Ваша бумага помогла. Следственные действия, пятое-десятое. Скинули мне запись на флешку. — Давай сюда. Громов вставил флешку в ноутбук. Петухов вернулся из больницы, где их проверяли на венерические болезни. На флешке была запись с наружных камер медучреждения в тот самый день. Стоянка тоже попадала в кадр. Громов впился взглядом в монитор. Вот он с Петуховым покинули «форд» и направились в больницу. А вот к машине подходят двое полицейских в форме. Изображение маленькое, съемка со спины, лиц не видно, но главное ясно — подставили свои! Кто-то из коллег воспользовался его машиной, чтобы запустить руку в кормушку полковника Корнеева. Какая подлость и наглость! Кто же они? 36 — Ты опаздываешь, — упрекнул я Лиса, когда он появился в лаборатории. — По уважительной причине, — проворчал напарник, остановившись у стола с новенькими бублями. Он приподнял пачку купюр, подготовленную для сбыта, задумчиво взвесил в ладони и швырнул обратно. В его взгляде не было прежней радости и нетерпеливого азарта. — Что-то случилось? — обеспокоился я. — Зато у вас полный порядок. К жене вернулись? Эту ночь я провел у Татьяны Климовой, просто приехал и открыл дверь подаренными ключами. Она восприняла это как должное. Мы сидели за бутылкой вина и вспоминали то хорошее и неприличное, чтобы было между нами. В какой-то момент мы почти сблизились. Татьяна смело целовала меня, а я позволил вольность рукам. И тут позвонила Катя. — Ну ты и сволочь. — И больше ни слова. Отбой. Родной голос стал ледяным душем. Как она узнала? Почувствовала? Любовная связь не состоялась. Мы спали с Татьяной в разных комнатах, а утром вместе завтракали. И снова разговаривали, теперь уже о чем-то другом не о прошлом. И я заметил, насколько же легче общаться, когда не нужно скрывать свою болезнь. Я не ответил Лису, чтобы не врать, и услышал упрек напарника: — Были бы с нами, знали, что случилось. Я отложил дела и требовательно посмотрел на Лиса: