— Вот черт, а Ларин предупредил про штрафные санкции, — вспомнил я. — Какие еще санкции? — Если он задержит деньги, то с него десять процентов за каждый день просрочки, а если я замешкаюсь с переводом, аналогичный штраф с меня. — И вы подписались? — ужаснулся Лис. — Ничего я не подписывал! И словами не подтвердил, но Ларин заявил, что это обычная практика между деловыми людьми. — Он удваивает ставки, как в покере, собираясь сорвать куш. — Мы что-нибудь придумаем. — Что? Наши люди и так уже примелькались у банкоматов и торчат там по несколько минут при каждой операции. Я удивляюсь, что программисты «Юпитер-банк» до сих пор ушами хлопают. — Мы лишили их толковых разработчиков, сначала меня, потом Голикова, — напомнил я. — Пока новые специалисты разберутся, что к чему, мы разорим банк Радкевича. — Это так важно для вас? — спросил Лис. — Для меня важно вот это! — Я пнул сумку с деньгами, которую привез от Ларина. — И хватит ныть, давай думать, как повысить производительность труда. — Труда? Скажете тоже. — Лис усмехнулся. — Мы занимаемся мошенничеством, Док. — Я лично пашу тут круглые сутки, как раб на галерах. — Хорошая зарплата для раба, — продолжал острить Лис. — Не ерничай. Какое у нас самое узкое место? — Купюроприемник. Те банкоматы, которые хавают наши бубли с узкой щелью. Пока бубли туда впихнешь… — Купюроприемник, — задумался я. — Слушай, если существует купюроприемник, то должен быть купюроподатчик. — Нет такого устройства. — Значит, надо его придумать. Ты рассказывал, что вы когда-то утащили целый банкомат. — Апостолы на эвакуаторе увезли. — И где он? — Кассеты с деньгами вынули, остальное разобрали на части и спрятали, чтобы не нашли. — Купюроприемник там был? — А к чему вопрос? — заинтересовался Лис. — Купюроприемник — по сути зеркальная копия купюроподатчика. — А ведь точно! Если добавить элемент питания и немного доработать… — Вот этим и займись. Вскоре мы выполнили нашу задумку. Инженерный талант Волкова и умелые руки братьев Носковых довели мою идею до технического образца. Теперь у нас был компактный купюроподатчик, который с приятным шелестом передавал нужное количество бублей в банкомат. За техникой будущее. Мы могли прежними силами нарастить сбыт. Штрафные санкции Ларина меня уже не пугали. Поэтому, когда количество карт увеличилось до восьмисот, и он спросил: «Не надорвешься?», я нагло ответил, принимая деньги: «Сумка тяжелая, но вы приучили меня к постепенному увеличению веса». Наверное, я перегнул палку, повел себя неучтиво по отношению к звезде бизнеса. Будучи бесцеремонным с другими, Ларин не терпел наглость к себе. А скорее всего, в нем просто взыграла жадность. Я не знал, что именно после этого случая он приказал Виктору Мельнику: — Проследи за Доктором, и собери все сведения. Я хочу знать, кто за ним стоит, и откуда он берет деньги? А я, обуреваемый гордыней, за то, что, образно говоря, как любил выражаться Ларин, щелкнул его по носу, ничего не заметил. В тот день я встретился с Лисом в лаборатории, поделился с ним выручкой, а свою долю отвез домой и спрятал в тайнике. Мельник зафиксировал мои перемещения и сумел сфотографировать не только Лиса, но и мою беременную жену Катю. Навыки бывшего оперативника он не растерял. Но это было еще полбеды. Он сумел проследить и за Лисом. Тот вывел его к гаражу Апостолов, куда Лис переправил из лаборатории очередную партию фальшивок для сбыта. Засек Мельник и наших бегунков, одного из которых неожиданно обокрали. Однако вор, видимо с досады, тут же выбросил добычу, состоявшую из игрушечных денег. Пропала всего одна купюра, а мы от души посмеялись: как хорошо, что наших бегунков бесполезно грабить. 40 На столе перед врачом Гелашвили лежала история моей болезни, дополненная новыми данными. — Та-акс, — протянул Давид Шотаевич, просматривая результаты, затем поднял взор на меня. — Отрицательной динамики нет — уже хорошо. — А положительная возможна? — осторожно спросил я. — Мы удерживаем ВИЧ под контролем. Вирус несколько ослабил иммунную систему, но защитные функции вашего организма пока в норме. — Пока в норме, — повторил я. — Сколько у меня времени? — Не думайте об этом, — строгим голосом осек меня врач. — Пагубные мысли ослабляют иммунную систему. Оптимисты живут дольше. — Даже, если у них СПИД? — У вас ВИЧ, а не СПИД. Вирус проник в клетки вашего организма, но он находится в спящей, неактивной фазе. Так может продолжаться долгие годы. — Успокаиваете, — кисло улыбнулся я. — А в чем заключается активная фаза? Гелашвили откинулся на спинку кресла, оправил очки. Его речь стала академически бесстрастной: — Периодически вирус проникает в кровяное русло, находит там лимфоциты, разрушает их и размножается. А лимфоциты — это важная часть иммунной системы, которая защищает нас от бактерий, вирусов, грибков. В результате развивается иммунодефицит, и организм не в состоянии бороться с инфекциями. — Понятно, — промямлил я, с трудом представляя сказанное. Мне хотелось большей конкретики: — Как быстро это может случиться? — Я с вами предельно честен. Иногда СПИД надвигается стремительно. Но вероятность негативного сценария можно существенно снизить, если принимать хорошие препараты. Правда, они дорогостоящие. — Это не проблема, — заверил я. — Вот и прекрасно. Анализы показывают, что мы подобрали для вас оптимальный комплекс препаратов, который удерживает вирус в спящем состоянии. У вас есть какие-нибудь замечания? — Я быстро устаю, иногда чувствую тошноту. — Это побочные эффекты. Нужен хороший сон, свежий воздух. Сколько вы спите? Вопрос, как говорится, в «яблочко». Последнюю неделю я печатал бубли до глубокой ночи, а воздух в лаборатории с неистребимым запахом типографской краски никак не соответствовал определению «свежий». — Мне хватает, — ушел от честного ответа я. — Ну что ж, тогда мои рекомендации остаются прежними, а через две недели жду вас снова на анализы. Я стал прощаться, но Гелашвили остановил меня. — Остался последний вопрос. Вы думали, от кого вы заразились? Еще бы! Я постоянно ломал над этим голову. Если случайная связь отпадает, остаются бытовые причины. Я вспоминал свои травмы, порезы, посещения врачей, парикмахеров, саун, бассейнов за последний год и в результате мои подозрения сконцентрировались на автомобильной аварии. — Был один случай, — начал рассказ я. — У меня как-то сломался «пежо», и я воспользовался маршруткой. В нашем районе из-за строительства метро изменили схему движения, сузили дорогу, поставили бетонные блоки. Нормальные водители смотрят на знаки, а кто-то привык, что можно гонять, и пер, как раньше. Маршрутку, в которой я ехал, задел грузовик — мы опрокинулись на бок. Началась паника, крики, мы выбирались через разбитые стекла. Тогда я сильно порезал руки, а еще помог выбраться окровавленной девушке. Ее увезла скорая, а мне оказали помощь на месте. Гелашвили пригладил кончики усов и задал уточняющий вопрос: — Кровоточащими руками, вы трогали ее окровавленное тело? — Тянул изо всех сил, боялся, что маршрутка взорвется. Было лето, тепло, все с коротким рукавом, я перемазался, думал, на мне живого места не осталось, но оказалось, что в основном это была ее кровь. — Та-акс, вы знаете, кто она? — Откуда. Она сильно пострадала, ее увезла «скорая», а я от госпитализации отказался. — Нужно найти эту девушку. У вас брат работает в полиции, он бы мог подключиться к поиску? Я замялся: