— Что ты, просто Калерия. Мне же не сто лет! Они тихонько хихикают, и мама продолжает: — А это Ульяночка. Она собирается поступать в МГУ. Думаю, вы найдете общий язык. «Ульяночка», похоже, так и просидела все это время с кофейной чашкой у лица. При упоминании ее имени, она решает поставить чашку на стол. Наверное, у нее уже онемела рука. Она посылает мне быстрый зашуганный взгляд и снова хватается за спасительную чашку. Да уж, мне ее жаль. — Значит, Даниил, — говорит Калерия, перебирая пальцами жемчуга на шее, — как же так получилось, что такой красавец вечером в пятницу пишет рефераты вместо того, чтобы… Как это у вас называется? Оттягиваться на полную катушку? — Спроси что-то полегче, — отмахивается мама, как будто вопрос задали ей. — Он ходит только в школу и библиотеку. У нас скоро книжные полки закончатся! Иногда мне кажется, что он запирается в своей комнате и придумывает лекарство от рака! ­— Я не писал реферат, ­— вставляю я. До моих слов никому нет дела. — Моя точно такая же, — наклонившись вперед, сообщает Калерия. — Мне приходится выгонять ее из дома силой! Как-то раз я отвезла ее на вечеринку в честь дня рождения ее одноклассницы и сидела в машине два часа рядом с подъездом. И, не поверишь, дважды я ее ловила и отводила обратно! — Боже… — подает голос несчастная «Ульяночка». — Мы – подруги по несчастью, Лерочка. Мы просто обязаны сжечь их рефераты и отвести их за ручку в клуб! ­— Я НЕ ПИСАЛ РЕФЕРАТ! На этот раз мне удается привлечь их внимание. Все взгляды обращены на меня, и я перестаю контролировать свою речь. — Я не писал реферат, — повторяю я, — я разговаривал со своей девушкой. Никто не рискует прервать тишину, кроме колонок. Но и там Эд Ширан издает последний протяжный вопль и затихает. — Да, у меня есть девушка. Но не думаю, что это проблема для Ульяночки. Говорят, в МГУ полно красавцев-парней, которые обратят на нее внимание. ­— Да, это так, — растерянно произносит Калерия. Ее пальцы больше не теребят жемчуга. ­— Кто? Я робко поднимаю глаза на маму, она серьезно смотрит на меня, забыв о том, что иногда необходимо моргать. Если я скажу ей правду, она начнет приглашать сразу несколько подружек с дочками. Или даже с дочками-близняшками. И об антидепрессантах нельзя забывать. Она накинется на них, как собака на кость. Девушка сына – безликий аватар из интернета. А когда она узнает о том, что Сашка не из богатой семьи. О-о-о… — Венерина, — это раздражающее слух слово определенно выскакивает из моего рта. Невероятно. — Лена Венерина. Глава 7. Венера В субботу просыпаюсь около полудня и еще полчаса валяюсь на кровати и смотрю в потолок. В голове все еще не укладывается, каким козлом оказался Алмаз. Миша. Фу! Мысли о нем улетучиваются почти сразу же и на смену им приходят слова Краснова: Твой байкер оказался алкашом, и ты решила найти ему замену через секунду. То есть, вот как я выгляжу в его глазах? Он считает, что я из тех сопливых девчонок, которые и дня не могут прожить без парня? Вскакиваю с кровати и рывком срываю с себя шелковую ночную рубашку молочного цвета. Она летит в угол и обиженно сворачивается в клубок. Быстро надеваю домашний белый халат и направляюсь в ванную. Горячий душ всегда поднимает мне настроение, но не в этот раз. На кухне я оказываюсь в ужаснейшем расположении духа. Мама сидит в кресле и разговаривает по телефону. На меня она кидает заинтересованный долгий взгляд, прикрывает трубку рукой и спрашивает: — Во сколько ты вчера пришла? — В десять, мама, — хмуро отвечаю я и открываю холодильник. Вчера я заставила таксиста навернуть три круга вокруг дома. Мне хотелось подумать и хоть немного прийти в себя. Водитель пытался со мной заигрывать, и это здорово помогло. Мама удаляется в другую комнату, но задерживается рядом со мной и, улыбаясь, на секунду прижимает меня в себе. Ее глаза светятся какой-то безумной радостью, и мне от этого не по себе. Она выходит из кухни и продолжает свой разговор уже за дверью. Очень надеюсь, что это не очередной ее поклонник. Мой мобильник, который я положила на стол, начинает жужжать, и я отрываюсь от кофе-машины и прижимаю трубку к уху. — Значит, как я добралась вчера до дома тебя ни капельки не волнует? — недовольство из Эльки так и прет. — Маленькая распутница! Рассказывай давай, как прошло свидание? — Гм. Нормально. Кофе-машина начинает тихо ворчать, и я иду к креслу, на котором только что сидела моя мама. Оно все еще теплое и пахнет мамиными едкими духами. — Мне долго ждать? — кричит мне в ухо Элька. — До финиша он не доехал, а значит, повез тебя развлекаться! Что вы делали? Какой он, этот мачо? Хорошо целуется? Откидываюсь на спину кресла и закрываю глаза. — Он… Напомнил мне кое-кого. Как насчет пробежки? Элька, как всегда, в кислотно-зеленом спортивном костюме, который облегает ее фигуру так, что прохожие пожирают ее глазами. Мужчины – с жадностью. Женщины – с завистью, плавно переходящей в злобу. Мы бежим трусцой по тротуару, пересекаем пешеходный переход и направляемся к парку. — Как ты думаешь, — говорю я, стараясь управлять собственным дыханием, — что пошло не так? Тогда, в детстве. С Даней. — С кем? — переспрашивает Элька. — С Красновым. Я знаю, что появились вы: Ты, Макс, Лешка. Но почему он не вписался в нашу компанию? Элька закатывает глаза и останавливается, тяжело дыша. Я бегу на месте, чтобы не выбиться из ритма и ожидаю ее ответа. Она утирает пол со лба и говорит: — Не знаю, что на тебя нашло. Я думала, тут все и так ясно. Он – зазнайка и домосед. Думает, что все мы ниже его, а он самый умный! Ваши дороги разошлись бы в любом случае. Зачем мы вообще об этом говорим? Мне вдруг кажется, что Элька как-то уж слишком разнервничалась, но я не придаю этому значения. Однако по какой-то причине я не говорю ей о том, что вчерашний мотоциклист – Краснов собственной персоной. — Он ненавидит меня, ­— выдыхаю я и делаю кружок вокруг Эльки, — хотя в том, что мы перестали дружить виноваты оба. Он просто пропал. Перестал отвечать на звонки. Да вообще перестал выходить на улицу. Я просто не могу понять… — Хватит уже, — огрызается Элька и хватает меня за плечо. Я замираю и внимательно смотрю на ее раскрасневшееся лицо. — У меня голова от тебя идет кругом. Краснов понял, что тебе с нами интереснее и отступил. Это было много лет назад, забудь. — Ты права, — киваю я, — если бы он хотел общаться, то ничто бы ему не помешало. Просто я… не знаю… думала об этом. Если он считает, что я променяла его на вас, это его проблемы! — Правильно! — с воодушевлением соглашается Элька. — А теперь расскажи мне про вчерашнего чувака. И с подробностями! Мы бегаем по парку, и я на ходу сочиняю красивую любовную байку. О том, как мы катались всю ночь, останавливались в темных уголках и любовались звездами, разговаривали о высоком, смеялись и держались за руки. — Как-то слащаво, — недоверчиво говорит Элька, когда мы останавливаемся на перекрестке, где обычно расходимся по домам. — Когда вы снова встречаетесь? — Вряд ли это повторится, — пожимаю плечами, — это была единичная встреча. — Что-то ты не договариваешь, подруга, — Элька грозит мне пальцем и тут же улыбается. — Ладно. Завтра идем в кино, помнишь? — Как я могу забыть? Я подхожу к своему подъезду и с раздражением замечаю припаркованный знакомый мотоцикл. Алмаз уже идет мне навстречу и растягивает губы в дружелюбной улыбке. — Хай, бэйби, — говорит он, — полетаем? — У тебя с головой все в порядке? — интересуюсь я. — Иди выпей пивка с корешами! Он обгоняет меня и преграждает мне дорогу к подъезду. — Долго еще будешь дуться? — Я не желаю больше тебя видеть, — терпеливо говорю я. — Как, доходчиво? Уйди с дороги. — Ты несерьезно, — произносит он, убежденный в своей правоте, но отступает в сторону. — Дам тебе несколько дней. Я качаю головой и захожу в подъезд. На лестничной клетке стоит паренек в капюшоне и ожидает лифта. Я присоединяюсь к нему, и мой взгляд невольно падает на его обувь. Я вздрагиваю и делаю маленький шаг назад. — Краснов? Он поворачивает голову ко мне и удивленно моргает. — О, — говорит он. — Очень вовремя. Нужно поговорить.