– Ну ясное дело: видишь – белое, говори – черное! – выкрикнул кто-то. С этого момента все пошло вразнос. Все стали орать одновременно, перебивая друг друга. – А вы знаете, что делается в городе?! – А вы дольше пудрите людям мозги – еще не то будет! – Народ у них темный! Да этот народ еще нас с вами поучить может! – Вы что, погромов хотите?! – Нет, это вы хотите, с вашей страусиной политикой! Словом, кошмар. Вот тут как раз ведущая и обратилась к Юре, предварительно минут пять позвенев колокольчиком и с трудом добившись относительной тишины. Юрино выступление перестроило присутствующих на сентиментальный лад, и страсти немного поулеглись. Время передачи подошло к концу, к явному облегчению Лины Яковлевой, которая, несмотря на весь свой опыт руководства телебаталиями, выглядела немного растерянной. Министр культуры сказал напутственное слово о том, что наш долг – беречь российскую культуру, и передача закончилась. На мой взгляд, телевпечатлений на сегодняшний день было более чем достаточно. Но сестра, уже вставая, машинально нажала на кнопку переключателя. По другой программе выступал маленький, толстый и грустный раввин. – Не верьте провокаторам, – говорил он, – не верьте злобным наветам. Позор дела Бейлиса пал на головы тех, кто его затевал. Мы не совершаем ритуальных убийств. Эта ложь выгодна злым силам, которые хотят свалить на нас ответственность за все беды, которые происходят вокруг. На этой лжи можно нажиться, можно составить политический капитал... Не верьте! «Надо же, и этот про злые силы!» – подумала я, вставая и следуя за сестрой, которая решительно направилась на кухню – там можно было курить. Для меня этот массированный просмотр телепередач имел по крайней мере один положительный эффект: Маринкиного карнавального настроения как не бывало. Она сделалась серьезной и сосредоточенной. – Между прочим, – сказала я, – в твою замечательную «концепцию» не влезают кое-какие факты. Например, e-mail. – Да, e-mail...– задумчиво согласилась сестра. – E-mail, честно говоря, вообще никуда не влезает... Ни в какие ворота... Понимаешь, очень трудно рассуждать, не имея никакой информации. Может, они там чего-то уже нарыли, но мы-то узнаем только то, что нам скажут по телевизору. Следствие по телевизору – такого в мировой криминалистике еще не бывало... – А ты не можешь... через своих знакомых?.. – Нет-нет, Ириша, забудь. Не тот масштаб. – Давай все-таки порассуждаем, – жалобно взмолилась я. – Ну давай. Начнем хоть с этих, как их... с Алены и с Агнии. У обеих были к нему претензии. Но ты права – похоже, что они ушли одновременно... – Но ведь могли вернуться. – Могли. Как и ты... – Дура! – Ладно... Мог ли кто-нибудь из них налепить листовку? Сомневаюсь. Убийство из ревности с таким антуражем – это как-то уж очень не типично. Что касается Агнии, то у нее, как я понимаю, хватило бы денег нанять киллера-профессионала и не устраивать представлений. И вообще не влезать в это дело самой. Скорее всего, узнав об убийстве, они действительно сговорились покрывать друг дружку, чтоб их не впутали в это дело, если... если, конечно, все, что ты видела, не было спектаклем для одного зрителя, а именно – для тебя. Возможно, они заранее договорились обделать это дело на пару. Когда Никита выпускал свою бабу, их не было... Но это ничего не значит. Могли где-нибудь прятаться'... А в общем, все это совершенно не похоже на правду. Агния, повторяю, наверняка могла решить свои проблемы более легким путем. Кстати, ты не догадываешься, кто у него ночевал? – Нет, я же тебе говорила. Скорее всего, кто-то из наших, я почти уверена, но кто именно – понятия не имею. – Хорошо бы выяснить, Ирочка. Она может что-нибудь знать, могла, например, слышать, как он с кем-нибудь договаривался. Да мало ли что... Это как раз тот кусок информации, который мы могли бы добыть сами, понимаешь? – Понимать-то я понимаю, –- ответила я. – Только как ты это себе представляешь? Мне что, подходить ко всем подряд или объявление дать? – Н-не знаю. Надо подумать. Как-нибудь наверняка можно... Теперь – гадалка. Откуда она взялась? С чего это ей вздумалось ловить клиентов не на улице, где полно народу, а в пустынном дворе? Предсказала она вам с Аленой, как я понимаю, одно и то же: не ходите сюда – хуже будет. Специально отваживала людей от Никитиного дома? Зачем? Расчищала для кого-то территорию? Странный способ! И довольно бессмысленный. Вот что интересно: почему тебе померещилось в ней что-то знакомое? Никак не можешь понять – что? – Никак, хоть ты тресни. Теперь еще меньше, чем раньше. Тогда мне казалось: вот-вот поймаю – а сейчас и этого нет. – Одно из трех, – предположила сестра. – Либо ты ее где-то видела, либо она была на кого-то похожа, либо она сказала что-то такое, что ты уже где-то слышала, или что-то, что вызвало у тебя определенную ассоциацию... – Да нет же! Не видела, не похожа, а говорила она только то, что я тебе пересказывала. «Не ходи сюда, беда будет» и так далее. Ничего я такого никогда не слышала... Погоди, погоди, вот опять, – я сжала руками виски, пытаясь не выпустить что-то проскользнувшее в сознании. Не мысль даже, а так, ощущение. – Вот она говорит: «Беда будет»... Сейчас поймаю... Черт, нет, не могу! Опять упустила... – Ладно, Ирка, не напрягайся, – сказала сестра. – Все равно сегодня мы уже ничего не придумаем. Сегодня наша задача – собрать как можно больше информации к размышлению. Например – листовка. Отличный материал, чтобы поразмыслить. Какому убийце могло понадобиться ее вешать? Тут мы имеем три варианта. Первый: убийца – масон, и все сказанное в листовке – правда. Второй: убийца провокатор, условно – антисемит. И, наконец, третий: убийство носит, так сказать, «частный» характер; листовка повешена для отвода глаз. Так? – Так, – согласилась я. – Поехали дальше. Мы бы, чего греха таить, предпочли третий вариант. Это, конечно, не очень прилично – рассуждать о предпочтениях в такой ситуации... ну да ладно. Так вот, беда в том, Ирка, что этот вариант наименее вероятен. – Почему-у? – разочарованно протянула я и тут же подумала, что капризничаю, как ребенок, оттого что убийца – не тот, что мне надо. Полный абсурд! – Против третьего варианта свидетельствует само наличие листовки, – изрекла сестра. – Пардон, дорогая, – перебила я. – Это что-то уж слишком изысканно. Мой слабый ум не выдерживает... – А ты слушай! Что значит: для отвода глаз? Это значит: для обеспечения личной безопасности. Но для личной безопасности ему должно было быть гораздо важнее как можно скорее оттуда смыться, а не возиться со скотчем, понимаешь? «А ведь Чекалин говорил то же самое...» – подумала я. – Больше того. Встает вопрос: не из-за листовки ли он вошел в квартиру, – словно прочитав мои мысли, продолжала она, почти в точности повторяя рассуждения заместителя прокурора. – Конечно, ее можно было пристроить и другим способом: например, сунуть убитому в карман, приколоть к одежде и т. п. То есть теоретически это можно было сделать, не входя в квартиру. Но только теоретически. Убийца, стреляющий где-нибудь в подъезде, ни в коем случае не станет задерживаться, да еще возиться с трупом. Ведь в любую минуту может кто-нибудь появиться. В этом смысле в квартире он был в большей безопасности. Но, повторяю, только в этом смысле. Если бы он мог позволить себе не связываться с листовкой, гораздо безопаснее было бы в квартиру не входить. А он, видимо, не мог. Похоже, что без листовки все мероприятие теряло смысл. Уф-ф! Поняла? – Угу, – грустно кивнула я. – Значит, что же? – Встает классический вопрос: cui bono? – важно сказала сестра. – Масонам – bono? Bono. Это все в листовке сказано. Патриотам – bono? Bono. Ажиотаж, митинги эти бесконечные, популярность возрастает во сто крат, вообще под эту марочку много чего провернуть можно. Так? Так. Но я тебе больше скажу. Патриоты – это только один вариант, а есть и другие. – Например? – Например... Шахтеры бастуют, учителя – тоже, зарплату не платят, рубль падает, кризис... ну и так далее... – Ты хочешь сказать?.. – Я хочу сказать, что иногда Джек-потрошитель бывает власти очень кстати. Все отвлекаются... И вообще... Вдруг это он ворует зарплату? В кухню вошла мама и остановилась у окна, слушая наш разговор. – Ну и, кроме того, – продолжала сестра, – это могло быть bono ревнивым бабам, конкурентам, мафиози, маньякам и так далее и тому подобное. – Знаешь, Мариша, – мрачно сказала я, – чего я никак не могу понять... Живет себе человек, живет... Ничего особенно плохого не делает. И вдруг выясняется, что убить его выгодно чуть ли не всем на свете. Получается, что он всем мешал... – Нет, – неожиданно вмешалась мама. – Ты неправильно рассуждаешь. У убийства может быть два мотива... – То есть как? – изумилась я. – Не два, а двадцать два. Жадность, ревность, зависть, месть... Маринка, помогай! – Я не так выразилась, – отмахнулась мама. – Не два мотива, а два... не знаю, как назвать... два типа мотивов, что ли. Человека могут убить, чтобы устранить помеху, – это раз. А еще могут убить, если кому-то он нужен мертвым, а не живым. – Стой, стой! Это здорово! – воскликнула сестра. – Ну, знаете! – возмутилась я. – Послал мне бог семейку! Ты, – я ткнула пальцем в маму, – мисс Марпл, а ты – Ниро Вульф! – Ты намекаешь на мой вес? – осведомилась сестра, которая ужасно боялась растолстеть. – И на мой возраст? – подбросила жару мама, которая в свой полтинник выглядела нашей старшей сестрой. – Я еще не так намекну, – бушевала я. – Хватит с меня ваших премудростей! Я ничего не понимаю! Если вы такие умные, то скажите – что мне делать?! – Всему свое время, – авторитетно заявила сестра. – Перескажи мне еще раз ваш с Никитой телефонный разговор. – Он спрашивал про записную книжку, – добросовестно начала я, – говорил про акростих, про гастроли... Тьфу! Я же забыла про Антона! – Какого Антона? – удивилась сестра. Я забыла не только позвонить в Будапешт, но и рассказать сестре про Антона и пропавших агентов. А мне-то казалось, что я не упустила ни малейшей детали! – Балда! – сказала я вслух. – Вот балда! Не ты, не ты, а я! Сейчас объясню... Я поспешно изложила Маринке еще и этот сюжет. – Ну так что же ты? – спросила она. – Иди звони. – Поздно, наверное... – засомневалась я. – Не поздно. У них на два часа меньше, чем у нас. Я пошла звонить. Довольно долго никто не подходил, потом включился автоответчик. Приятный мужской голос сообщил, что я позвонила по такому-то номеру, и предложил оставить сообщение. Я назвала свое имя, сказала, что звоню из Москвы, и попросила Ласло Лендела – точнее Лендела Ласло – перезвонить мне, если будет возможность. Потом я продиктовала свой телефон и положила трубку. Почему я оставила свой номер, а не Антона – убейте, не знаю! Возможно, подсознательно мне хотелось получать информацию из первых рук. Во всяком случае, Маринка меня не осудила, а даже похвалила. Уходя спать, она сказала задумчиво: – Ты подумай, я уже две недели не в курсе твоей личной жизни – и даже не спросила тебя, как Костя. Вот до чего доводят преступления! – Об этом потом, – быстро проговорила я. У меня не было настроения рассказывать о Костином звонке. – Хорошо, потом, – кротко сказала сестра. – Спокойной ночи. Пойду спать и думать. – А о чем ты будешь думать в первую очередь? – В первую? В первую – о «шантаже». – Почему?