Часть 17 из 64 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Журнал посещений есть?
– Так точно, Лаврентий Павлович.
Рядом легла копия журнала посещений, всех тех людей и даже обслуживающего персонала, которые переступали порог кабинета «Хозяина» или приезжали на Ближнюю дачу. И если положить эти два документа рядом…
Берия быстро просматривал страницы, отчёркивая строки пальцем. Этот есть, и этот, и этот… Пока всё сходилось. И даже время, если не обращать внимания на минуты.
Дальше, дальше…
Стоп! А это как понять? Одной фамилии в журнале посещений не хватало. Хотя в рукописном листке она присутствовала. И можно было бы на это не обратить внимание, списав на разгильдяйство охраны, но… в журнале посещений в это время была отмечена пауза, то есть гостей у «Хозяина» не было. И в то же время – был!
– Информация от «Погона»?
– Так точно!
«Погон» был завербован людьми Берии три года назад, когда начались тёрки с доверенным охранником Сталина Власиком. Охранника подцепили через брата, который что-то там украл на оборонном заводе – ерунду какую-то для хозяйства, не то болт, не то скобу. Но ему вместо мелкого воровства стали паять пятьдесят восьмую статью, потому как завод был оборонный и хищение деталей могло быть на руку иностранным разведкам. Родственнику светил «четвертак» с конфискацией. И охраннику предложили альтернативу: хочешь, чтобы брат остался на свободе, – выполняй мелкие поручения. Тот подумал, да согласился. Благодаря этому в ведомстве Власика появился «крот». Таки просунул Лаврентий Павлович в охрану Сталина свои любопытные ушки и глазки!
– Чья была смена, когда приходил этот неизвестный?
– «Погона». Он сам его лично видел и в кабинет запустил.
– Запроси у него полную информацию: кто это такой, как выглядит, как долго был у «Хозяина» и видел ли он его раньше?
– Сделаем, Лаврентий Павлович.
– И вот что… Отложи-ка все другие дела – этим займись. Не нравятся мне люди, которые запросто к «Хозяину» в гости ходят, записей в книге регистрации не оставляя. Очень не нравятся…
* * *
– Стройся!
Стоят зэки – пятнадцать человек с лопатами, топорами, пилами, словно на «общие» собрались. Только еще торбы за спиной с харчами, чего там, на зоне, не было.
– Идти строго за мной и друг за другом, зигзагом, ломая направление через каждые четыреста – пятьсот метров.
– А чего не по тропе? Чего по кустам продираться? – спросил кто-то.
– Про тропы забудьте – мы туда-сюда два-три раза сходим и до земли их вытопчем. Любой охотник сообразит, что здесь не одна пара ног прошла. Пусть травой зарастают, пусть нехожеными выглядят. И впредь запомните: одним и тем же маршрутом мы два раза не ходим, хоть на сто метров, а в сторону сойди. Такое правило! Потопали…
Вытянулась колонна – впереди «Партизан», за ним зэки. Идут молча, только топоры с пилами звякают.
– А ну отставить демаскировку, вас же за версту слышно!
– Так нет вокруг никого!
– А коли будут? Вы же, мать вашу, боевые офицеры, фронтовики, к немцам в тыл ходили, а гремите, как бабы пустыми вёдрами!
– Так то война была.
– Вот и теперь считайте – война… Заправиться, убрать все звуки.
Заправились зэки, обмотали инструмент тряпками, растащили «железо» в стороны, чтобы не бренчало.
– Попрыгали.
Тишина… Помнят офицеры службу ратную, не вышибла из них зона фронтовые рефлексы.
– Шагом марш.
Шли долго, потому как петляя, как уходящий от лисы заяц.
Привал.
– Туда нам, – показал «Партизан». – Место доброе, потому что гиблое – кругом болота, да ручьи, как в белорусских лесах. Коли по ним, по воде, пойдём, ни одна собака след не возьмёт. На что немецкие овчарки натасканы были и то след, который по воде пошёл, теряли. Дальше по густолесью продираться будем. Через три версты, на холмике, встанем.
Двинулись.
– А ну, стой! Куда вы ломитесь!? Вы же не на бульваре, растуды вас в пень трухлявый! Кто так ходит?
– А как прикажешь?
– Как по минному полю! Идём медленно, цепочкой, ступая след в след. В грязь не наступать, мох не топтать – на нем след долго держится, сухие сучья обходить, чтобы они под ногой не переломились, ветки отводить рукой и передавать идущему сзади, листья не обрывать, капли воды с них не стряхивать. Если в лужу вляпались – обувь на месте чистить, чтобы комья за собой, которые путь укажут, не тащить, и грязь после разровнять.
– Ладно, не учи учёных. Знаем, хаживали.
Идёт отряд, как один организм, как сороконожка, в один след, так что не скажешь сколько здесь бойцов прошло. Один ветку приподнимет, другому передаст, тот следующему. Шагают зэки, дивятся, зачем такая маскировка, ведь не в разведку идут, не в тыл к немцам, по своей территории топают! Но молчат, приучены лишних вопросов не задавать.
– Привал десять минут.
Сели, где посуше. Дышат. От телогреек пар поднимается. Тяжко… А все ж на «общих» хуже было. Спросил кто-то:
– Слышь, «Партизан», кто тебя натаскивал?
– Жизнь. И немцы. Кто экзамен выдержал – жив, кто нет – в овраге лежит или обглодан зверьём и по косточкам растащен. Такие университеты. Ладно, пошли дальше…
Густолесье. Склон каменный, мелким кустарником поросший.
– Пригнись! Камни придерживай, мох подошвой не сдирай.
– Есть.
Перемахнули гряду. За ней ручей.
– Входи в воду.
Пошли, черпая ботинками, намокая по самые колени. Ледяная водичка, до костей пробирает. Зачем такие измывательства, когда никто вслед не идёт?..
А что бы привыкали, чтобы рефлексы появились. Девять раз нагнёшься просто так, на десятый – когда надо! Не должен боец думать, что и зачем делать, где и как идти – ноги его должны за него думать и руки, а не голова. Только так можно уберечься.
– Выходим.
Пошли серпантином по лесу.
– Здесь!
Холмик небольшой, сухой, поросший елями и соснами на берегу ручья. В ручье – вода, в лесу – дрова, что еще бойцу нужно!
– Деревья валим в пятистах метрах, да не кучей, а вразнобой, по одному, чтобы проплешин не было. Стволы, лапник таскаем сюда. Здесь и здесь, под деревьями, роем ямы на четыре штыка вглубь, по периметру поднимаем стены, прорубаем окна, сверху нагребаем землю и укладываем дёрн, чтобы с воздуха ничего заметить было нельзя. Там – выгребная яма, под той елью костровище и кухня. Троп в лагере не натаптываем, веток не ломаем, дёрн не снимаем. У тех елей срубить снизу на два метра вверх ветки и вкрутить в ствол дополнительные лапы, чтобы крона гуще стала. Все хозработы и посиделки строго под ними. Перемещения – в вечернее и ночное время, если днём, то только под прикрытием деревьев. На той сосне на холме оборудовать НП, для наблюдения за местностью в четыре стороны. Вопросы?..
Ну, какие тут могут быть вопросы?
– На оборудование лагеря четверо суток! Три человека в дозоре, один – на кухне и подхвате, остальные работают. Деревья валить ночью, лучше во время дождя или сильного ветра, чтобы естественными шумами прикрыться. Начало работ… прямо сейчас.
* * *
– Ефремов, в штаб. Одна нога здесь, другой не вижу!
Зачем в штаб? Кому он там понадобился? Или «Кум» под него копает?..
Тревожно зэку, когда чего-то не понимает. Сразу вину за собой начинает искать, думать, кому он дорожку перебежал. Может, это «Сивый» мутит?
Штаб. Офицеры бегают. Не бравые, помятые все какие-то, с мешками под глазами, потому что глухомань, куда большое начальство не заглядывает, вот они и пьянствуют, о службе забывая.
– Лицом к стене… Теперь шагай.
Кабинет. В кабинете стол. За столом какой-то штатский. Кепочку скинуть, к бедру прижать, пятки вместе, мысочки врозь!
– Разрешите доложить, гражданин начальник. Заключённый Ефремов по вашему приказанию явился!