– Туз. И… десятка. Очко. Скидывай «колёсики». Кривится проигравший, тянет с ног ботинки, шевелит голыми пальцами на ногах. – Всё. «Катать вату не буду», без интереса не играю. – Нет! Еще! – Чего ставишь? – «Балабас», который у того фраера найду. Он второго дня «деревянное письмо» с воли получил. Что найду – на кон. – Идёт. Тусуется колода самодельных засаленных карт, теснятся вкруг стола блатари. – Девять. И… девять. – Себе… Масть – не лошадь, к утру придёт… Эх!.. Перебор. Нет фарта! Откинулся, лыбится довольный выигрышем игрок. Проигравший, да не свое, чужое, полуголый зэк, пошел ступая голыми пятками по земляному полу. Остановился возле нар. – Слышь ты, на «пальме», айда сюда. Со второго яруса нар свесилось лицо. – Вы мне? – Тебе, фраер драный. Прыгай воробушком вниз. Спустился зэк, щурится, переминается с ноги на ногу. – «Деревянное письмо» получал? Жинка, поди, прислала? – Да, жена. – Тащи харч вниз. Мне платить надо. – Но это… это моя посылка. Для меня, – робко возражает зэк. – А мне по… Была ваша, стала наша. Тащи, пока я тебя на перо не поставил. Оглядывается блатной, лыбится, голыми пятками притоптывает – куражится перед дружками-приятелями, а те ржут, довольные спектаклям. Скучно им на зоне, потому что тепло и сытно. – Кончай, лупоглазый, «сиськи мять», некогда мне, ножки стынут… С нар из темноты зэки смотрят, зубы сжав – все сплошь фронтовики, которые пулям не кланялись, на штыки немецкие ходили… А тут молчат, словно воды в рот набрали. Встать бы, да припечатать этого урода, чтоб душа из него вон, но только блатные враз вскинутся на обидчика и на перья поставят, а того хуже, в параше утопят. Воровские законы на зоне – не человеческие. Молчат фронтовики, глаза отводят. Спустился «лупоглазый», протянул посылку. Блатной руку туда сунул, поворошил. – Тю… схавал жеванину, фраер? Жадный ты, дядя! – Оглядел зэка с ног до головы. Ботинки заметил. Справные. – Скидай «колеса», ни к чему они тебе, ты не сегодня-завтра ласты склеишь, а моим ножкам тепла хочется. Зэк испуганно замотал головой. Без ботинок здесь, в тундре – смерть. – Ну ты чего, не понял? – Сверкнула в руке заточка. «Лупоглазый» быстро присел, расшнуровал, скинул ботинки – без них, может, еще день-два прокантуешься, а коли перо в бок, так прямо теперь откинешься. Такая психология у зэков, что лучше завтра, чем сейчас. Минутой он жив… Блатной взял ботинки, но даже надевать их не стал, пошел к столу. – «Лопаря» на кон ставлю. Знатные «лопаря»… Пошла игра, застучали о стол вырезанные из картона карты. Перебор… – Эх, где мой фарт? Конец игре? Но, нет… – Ставлю… – осмотрелся «Фифа», по столу ладонью хлопнул: – «Деда» ставлю! И все притихли. И даже блатные. На нехорошее дело подписался «Фифа». «Дед» хоть и мужик, но уважаемый, самый старый в бараке, в бороде и очках, какой-то там профессор кислых щей, тихий – мухи не обидит. – Слово, «Фифа»? – В натуре. «Деда» ставлю! Век воли не видать. – Ну, смотри! Замер барак. Все взоры на стол, на карты – такая игра пошла… «Ржавый» сдаёт. Не спеша карты тасует, рисуется, знает – все на него сейчас смотрят, как на артиста на сцене. Девятка… Семёрка… Лыбится, подмигивает, пальчиками играет… – Еще? Секундная пауза. Сомнение. Но кто не рискует… – Мечи! – Король… Двадцать! Облегчённо вздохнул барак. – Себе. Тянет «Ржавый» карту. Десятка… Замер, держит паузу. Любят это дело блатные, любят нервы пощипать. Постукивает пальчиками по колоде. – Ну что, «Фифа», поглядим, есть у меня фарт или вышел весь? Тянет карту. Бросает на стол. Туз! – Очко. Вздох по бараку. Проиграл «Фифа» «Деда». Вчистую. И ведь все понимают, передёрнул «Ржавый», туза из рукава вынув или еще как, потому как известный он катала. И не пожалел «Деда», не дал «Фифе» отыграться. И «Фифа» всё понимает, только не схватить «Ржавого» за руку. – Когда должок отдавать станешь? – смеётся «Ржавый», поблёскивая зубами золотыми. – Теперь отдам! Встал «Фифа», к нарам пошел. Туда, где «Дед» кантуется. – Эй, «Дедок», слазь. Слез, встал «Дед», ничего со сна не понимая. Смотрит вопросительно, не понимает, что смерть к нему его пришла. Но кто-то еще спрыгнул, рядом встал. – Слышь, «Фифа», не трожь «Деда», не бери грех на душу. – Ой, – притворно удивился «Фифа». – Кто ж это такой сыскался? Защитник. Прямо – страху нет! А коли я не его, а тебя? Стоит зэк, не шелохнётся. Один. Капитан-летун, Герой Союза. И надо бы к нему, надо слезть, рядом встать. Ведь не испугался он… Но страшно, страшно на пере повиснуть, потому что «Фифа» – рожа кровь с молоком, сытый, быстрый, а ты почти доходяга. Дунь – упадешь. Не совладать с ним… Но надо слезть, потому что летун стоит. Надо!.. Спрыгнуть с нар, придвинуться, притиснуться к «Деду». Встать молча. Еле заметно кивнул летун благодарно – легче ему стало. Двое – не один. Хотя и вдвоем, но что они сделают? Но может, кто-то еще… Зыркнул «Фифа» вправо-влево – дурное дело, коли мужики вместе поднимутся. Весь барак не порезать. Но и долг отдавать надо, чтобы к параше тебя не приставили. Безвыходное у него положение. С верхних нар головы свесились, смотрят волками и глаз не отводят! Много их… И те двое придвинулись… А сзади дружки блатные глядят, интересно им, как «Фифа» выкрутится. Помогать ему не будут, на зоне каждый сам за себя. Сам проигрался – сам крутись… Усмехнулся «Фифа», фиксой сверкнув.