– Это точно! Знать бы ещё, как наводить этот миномёт. Илья доехал до позиции, заглушил мотор, спрыгнул на землю. А к позициям сам взводный бежит. – Что за пальба? Конечно, сразу из трёх пулемётов почти непрерывный огонь вели, шуму было много. – Немцы ворваться пытались, отбили мы приступ. Даже вон трофеи взяли – тягач и «ишака». А ещё грузовик стоит. – Молодец, старшина. Живы останемся, обязательно ротному доложу, пусть наградят. А немцев сколько уничтожили? – Не считали, товарищ лейтенант. Леонтьев не погнушался пройти к грузовику, к трупам, что во множестве валялись, посчитал. – Ёж твою, старшина! Трое в дрезине и восемнадцать у грузовика! Почти взвод! С одной стороны, лейтенант искренне рад, что его бойцы серьёзную атаку отбили, с другой – будет о чём отчитаться командованию. Будь ты хоть семи пядей во лбу, а любого командира начальство по результатам оценивает. Командира взвода по уничтоженным гитлеровцам, взятым в бою трофеям. И Леонтьеву хочется выглядеть по сравнению с другими взводами не хуже. Не успел взводный уйти, привезли хлеб из пекарни. Да не ржаной, а белый, из муки, которую немцы для себя берегли. Хлеб ещё горячий, духовитый. Белого хлеба бойцы всю войну не видели. Давали его только лётчикам и раненым в госпиталях. Для солдат – как деликатес, память о довоенных годах. Впрочем, не все и до войны белый хлебушек ели, перебивались ржаным да кукурузными лепёшками. Не богато и не сытно народ до войны жил. Часы наручные – редкость, велосипед – богатство, у женщин одно платье и на работу и в праздник. За мародёрство на фронте наказывали, но всё равно многие с убитых немцев часы снимали, сапоги. В ботинках с обмотками ни ручей или глубокую лужу не перейти, ноги замочишь, так и сушить негде. А если марш в десяток – два километров, ступни в кровь сотрёшь. А хуже того, в атаке обмотки разматывались, волочились за бойцом, пока он не падал. А сзади уже замполит набегает с пистолетом в руке. – А ну встать! Вперёд, в атаку, а то пристрелю труса. А боец не трус, обувка неподходящая для солдата. Немецкие же сапоги из натуральной кожи, не промокают, в отличие от наших кирзовых. Младшие командиры глаза закрывали на такие вольности. Им главное, чтобы солдат боеспособным оставался. Немцы напротив второго Белорусского фронта занимали позиции по реке Проня. Наши войска форсировали Днепр, прорвались севернее Могилёва. Немцы побоялись окружения, отступили. Город был освобождён 27 июня после короткого и ожесточённого боя. Был захвачен в плен командир 12-й пехотной дивизии Р. Бамлер и комендант Могилёва Г. Г. фон Эрмансдорф. В результате Оршанско-Могилёвской операции только убитыми вермахт потерял сорок тысяч и 17 тысяч ранеными, много военной техники. У Могилёва захватили двадцать танков из дивизии «Фельдхернхалле». Красная Армия с боями продолжила движение на запад. По плану операции «Багратион» сразу за освобождением Витебска, Орши и Могилёва следовало наступать на Бобруйск, Полоцк и Минск, не дав возможности отступающим немецким частям закрепиться в этих городах. Гарнизоны в них были, но отступающие части могли их значительно усилить как личным составом, так и техникой. Однако с техникой у немцев получилось не всё гладко. На шоссейных дорогах отступающие колонны штурмовали и бомбили наши Ил-2, а по грунтовкам не вся техника пройдёт, особенно тяжёлая, вязли в болотистой местности. Разведрота тоже снялась с места. Негоже разведчикам плестись в тылах. Транспортёр, на который рассчитывал Илья, забрали трофейщики вместе с миномётом. А грузовик разведчики отстояли. И в самом деле, лучше иметь грузовик, чем идти пешком. Бензин сливали из брошенной немецкой техники. В кузов поместили весь взвод, правда – тесновато, но не в обиде. И сама рота обзавелась в Шклове двумя трофейными грузовиками. Так что двигались с комфортом. Ротный настоял, чтобы на дверцах и тентах грузовиков закрасили немецкие кресты. Только где краску взять. Раздобыли на складе немецкой ветеринарной службы известь, водой развели, забелили, но получилось – до первого дождя. Извёстку смыло, кресты вновь показались. И это едва не сыграло роковую роль. Подъезжали к городу Белыничи, за ним леса начинались густые, почти до самой советско-польской границы. Остановились на перекрёстке, поджидая свою дивизию. Бойцам небольшой отдых. Кто сухпай грызёт, другой в кусты отправился. Вдруг рёв моторов, на небольшой высоте четвёрка ИЛ-2. Увидев грузовики с крестами, сделали разворот. Бойцы, увидев такое дело, разбегаться стали. Хорошо, у командира роты сигнальный пистолет поблизости оказался, выпустил две ракеты, обозначающие приказ – огня не открывать. Передний штурмовик снизился почти до бреющего, пытаясь разглядеть форму на солдатах. Бойцы и командиры приветствовали руками, размахивали пилотками. Ротный сразу сделал выводы. Когда к Белыничам подтянулись тылы дивизии, у помпотеха вытребовал банку краски, была только чёрная и кресты закрасили. Попасть под удар своих было бы глупо и непростительно. А такие случаи бывали, сколько лётчиков в штрафбате за такое находились, искупая вину. Судя по направлению движения, наши части продвигались на Березино – Червень – Минск. Всё шоссе было забито, по правой стороне дороги – пешие колонны пехоты, гужевой транспорт, которого хватало, по левой стороне – машины, танки, самоходки, тягачи. Пылища жуткая! Встречного движения не было, да и появился бы кто, проехать не смог. А над шоссе барражировали наши истребители, прикрывая от удара немецкой авиации. Люфтваффе соваться сюда откровенно боялись. Это не сорок первый год, когда наши бомбардировщики осуществляли штурмовку наступающего вермахта, вовсе не свойственную бомбардировщикам функцию, да ещё без истребительного прикрытия. «Мессеры» сбивали наших целыми эскадрильями. Зато сейчас, куда ни посмотри, на разных эшелонах наши истребители видны. Для пехотинца подобное зрелище внушает уверенность. От пулемётного и артиллерийского огня пехотинец укрытие найдёт – ямку, воронку от снаряда, окоп выроет. А как от самолёта укрыться, если лётчику сверху видно всё? Коли своя авиация над головой висит, да танки или самоходки поддерживают и солдат не побежит, вцепится в свой окоп или траншею и будет насмерть стоять. Поэтому уверенность солдата в бою не последнее обстоятельство. Под вечер, когда солнце к горизонту опускаться начало, штаб дивизии и разведрота свернули на ночёвку в деревушку Кукорево, её с шоссе видно. В голом поле или лесу тоже остановиться на ночлег можно, но в деревне колодцы, вода. Самим попить, умыться, в радиаторы автомобилей долить, лошадей напоить. Но только лошадей в их конкретно колонне не было. Селяне встречали воинов с радостью. Угостили бы, да нечем, немцы выгребли всё. Только лук зелёный и редиска. А с хлебом армейским и они пошли на ура. Что видит солдат? Каша, суп, макароны, мясо не каждый день, хотя по норме должно быть. А фруктов и свежих овощей нет, даже по картофельному пюре соскучились. А витамины для нормального функционирования нужны. После марша все в пыли, по пояс разделись, омылись. Вода из колодцев, несмотря на конец июня – ледяная. Илья плеснул из ведра на Жигарева, так тот заорал как резаный. Поужинали сухарями и консервами, спать улеглись. Кто в избе хозяина, другие на сеновале, а некоторые в кузовах грузовиков. Охрану выставили, как положено, всё же воинская часть, не пионерлагерь. Ночью стрельба, трассирующие пули летят, бьют по избам, по машинам. Стрельба, судя по вспышкам с опушки леса ведётся. С двух сторон. И стволов двадцать-тридцать задействовано. То ли выходящая немецкая часть, то ли националисты, были и такие. Рота охраны штаба и рота разведчиков ответный огонь открыли. Илья спал не раздеваясь, как и все, только ремень с подсумками с себя снял и сапоги стянул. При первых же выстрелах обулся, ремень на себе застегнул, с сеновала спрыгнул. Опасно на нём находиться, крыт тонкими дощатыми плашками, пули их насквозь пробивают. Пополз к грузовику, в кузове пулемёты. За ним ещё двое – Жигарев и Сейфулин. Пулемёты вытащили, выбрали позицию. Сейфулин за углом сеновала. Илья за бревенчатым срубом колодца, а Жигарев за углом избы. Как только вспышка в лесу, открывали по ней огонь. Ни мушки, ни прицела не видно, вспышки из своего ствола слепят. Чужаки постреляли из леса, но атаковать не стали, на пулемёты бежать дураков мало. Через полчаса перестрелка стихла, но до утра уже никто не спал. Как светать начало, командир взвода приказал лес прочесать. Понятно – не весь, только опушку, откуда стрельба велась. Чтобы лес прочесать, дивизия нужна, а может, и не одна. Сразу обнаружили несколько убитых. Вермахт, судя по форме и жетонам на шее. У некоторых были старые, перевязанные раны. Униформа грязная, лица обросшие, небритые. И чего им спокойно не шагалось к своим? Или не думали встретить активное сопротивление? В их положении наверняка не мстить русским хотели или исполнить свой долг, как эсэсманы, а в деревню войти, попить – поесть. Главное – еда. А тут ещё Сейфулин докладывает, что следы в лес идут, как минимум восемь человек, все в солдатских сапогах, направление на северо-запад. Отпечатки солдатских и офицерских сапог отличались. Раненых среди ушедших не наблюдалось, потому как капель крови не видно. Доложили командиру взвода, тот по инстанции командиру роты. Отделение Ильи получило приказ немцев уничтожить, а потом на грузовике догнать роту. Кирьянов, слышавший приказ командира взвода, зло посмотрел на Сейфулина. – Следопыт хренов! Фенимор Купер! Сейчас бы кашу поели, да грузовиком за штабом ехали. – Кирьянов, разговорчики! – оборвал его Илья. Преследовать немцев не хотелось никому, но приказы не обсуждают. По следу первым Сейфулин пошёл, остальные цепью за ним. Сейфулин под ноги смотрел, немцы вполне могли мину поставить или растяжку с гранатой. Но немцы просто уходили, причём по компасу, ровно. В лесу человек, не имея видимого ориентира или компаса, всегда кружить будет. Стало быть, есть среди них человек опытный – егерь, бывший охотник, а может – разведчик. Сначала шаги немцев размашистые были, судя по отпечаткам. Потом всё меньше. Устала группа, видимо, из-под Орши или Могилёва шли, да не по дорогам, хоронились по лесам. Фора в несколько часов у немцев есть. Наткнулись на следы бивака. Отдыхали, окурки свежие видны, а следов от еды нет, например обёрток от галет, пустых консервных банок. С голодного солдата вояка плохой, все мысли о еде и сил мало, длительных переходов не выдержать. А ещё двое из группы были ранены, потому что старые, заскорузлые от крови бинты в траве валялись и прорезиненная обёртка от двух индивидуальных перевязочных пакетов. Тогда немцам не уйти, раненые темп сбивать будут. Судя по направлению, к Борисову стремятся немцы, видимо, не знают, что под этим городом уже наши войска собираются обойти, окружить и штурмовать. Окружение чем хорошо? Как только немцы видят угрозу окружения, боятся попасть в котёл и сразу отходят. Опыт Сталинграда немцев многому научил. В принципе только отрицательный опыт чему-то учит. Илья с бойцами быстро осмотрел место привала и снова по следу. Преимущество по времени у немцев уменьшилось. О чём жалел Илья – поторопились с выходом, надо было побольше гранат набрать. «Карманная артиллерия» здорово выручает при боестолкновении в лесу, в городе, где бои накоротке идут, практически на расстоянии пистолетного выстрела. Километров через пять-шесть ещё привал немцы устроили, трава примята, окурки. Что-то быстро немцы выдохлись. Пять-шесть километров – это час пешего хода, не бега. Отсюда вывод – надо поднажать, иначе выйдут фашисты к какому-нибудь селу, устроят бойню. – Отделение – бегом! Впереди Сейфулин, за ним с дистанции в десяток метров Илья, следом остальные. На дозорного большая ответственность ложится – растяжку усмотреть, мину, другие ловушки. На бегу не каждый способен опасность различить. А ещё – первый в цепочке рискует больше всех. Случись засада – первая пуля ему. И зимой след пробивать приходится. Зимой, когда глубокий снег, дозорного менять приходится каждые четверть часа. Немцы себя обнаружили дымом. Им бы забрать у селян еду и в лес, да привыкли нагло всё забирать, силой, да ещё ненависть к русским. Гитлер внушил своим солдатам – русские – недочеловеки, убивайте их всех. Разведчики увидели дым километрах в трёх. Дым серый, значит, изба горит. – Парни, поддадим ходу! Бегать разведчикам не привыкать, втянулись в ритм. И быстрее бежать можно, но уже тяжело, долго не получится. Но дым, видимый уже всем, подстёгивал. Неосторожно себя немцы ведут. Им бы тише воды, ниже травы, пока до своих не добрались. Хорошо бежать по ровной дорожке, в спортивном костюме и кроссовках, а не по лесу, в тяжёлых сапожищах, с оружием, сидорами. Выскочили на опушку, и тут же выстрел от деревни, с Сейфулина пилотку пулей сбило. Разведчики сразу залегли, начали высматривать, откуда выстрел, причём довольно меткий. Чуть на пару сантиметров ниже, и Сейфулин был бы убит. В небольшой деревне крики, одна изба в центре горит. Потом хлопнул выстрел. Илья бинокль к глазам поднёс. Ага, вот он, стрелок, за поленницей дров прячется. Самого не видно, а ствол карабина торчит. Пулемёт бы сюда, да остался он в грузовике. Выстрел немца услышали, к стрелявшему перебежками побежали пехотинцы. Явно фронтовики, бежали короткими перебежками, да ещё зигзагом чтобы прицелиться невозможно было. Немцев собралась группа в пять человек. Вот-вот рванутся вперёд. – Парни, приготовились? Как немцы поднимутся, огонь из всех стволов. До околицы – сотня метров, до группы – немногим дальше. Для «папаши» вполне эффективная дистанция огня. Немцы полагали – броском достигнут крайней избы, займут позиции – и прогадали. Вскочили разом, вероятно, по команде, и отделение в восемь стволов ударило. «Папаша» восемьсот выстрелов в минуту делал, магазин в семьдесят патронов опорожнял в секунды. Шансов уцелеть у немцев не было. Каждый фронтовик по тому, как упал солдат, сразу понимает – ранен или убит. Эти – наповал. Немец за поленницей попытался увидеть, что с его камрадами произошло. Осторожно голову в шлеме высунул, Илья и рядовой Шерстюк одновременно очереди дали. Было слышно, как звякнула каска от попадания. На такой дистанции пистолетная пуля патрона ТТ вполне могла не пробить, отрикошетить. – Шерстюк, граната есть? – Есть одна. – Ползи к поленнице, перебрось гранату за неё, мы прикроем. Высунуться ему не дадим. Боец автомат за спину закинул, пополз. Остальные разведчики держали поленницу под прицелом. Немец выжидал, потом не выдержал, приподнялся, совсем не на много, а Сейфулин дал короткую, в три патрона очередь. Немец пропал. Шерстюк подполз на дистанцию броска, да грамотно, не на линии огня, чуть в стороне, приподнялся, гранату бросил. Взрыв, чёрный дым, Шерстюк вперёд рванулся, а стрелять не стал, рукой махнул. Разведчики перебежками бросились к деревне. Пока одни бегут, другие прикрывают. Толково, как он учил солдат. Солдат за поленницей убит, как и те пятеро. И на этих повязок не видно. – Обыскиваем избы и все постройки. Только осторожнее, остались двое раненых, но напакостить могут. – Разведчики разбились на две группы. Пока одна группа занималась одним хозяйством, другая другим. Избу надо осмотреть, сарай, коровник, дровяник, даже туалет на задах надела проверить. И вдруг пистолетный выстрел, потом очередь. Илья бросился к месту стрельбы. Кирьянов за сараем пытается сам себе перевязку сделать, зубами индивидуальный пакет рвёт. – Куда тебя? – В плечо. – Дай пакет, я помогу. Прямо поверх гимнастёрки туго перевязал. – Сиди здесь. Где он? – В избе у окна через стекло стрелял, сука! За сараем очередь, рядом совсем. Илья на сарай взобрался по каким-то ящикам, на крыше лёг, автомат приготовил, пополз к краю. Немец осторожно выглядывает в окно из-за занавески. Высунется и сразу назад. Илья автомат навёл, палец на спуске. Немец на секунду показался, Илья очередь дал. Фриц упал, оторвав ситцевую занавеску. Из-за угла избы Луценко показался. – Старшина, прикрой! А сам к двери метнулся, распахнул рывком и в сторону, чтобы на пулю не нарваться. Никто не стреляет. Луценко в избе исчез, через несколько минут выглянул в окно. – Двое наповал. – У них повязки есть? – Есть. У одного голова забинтована, у другого рука. Похоже – всех уничтожили. Илья с сарая спрыгнул. А уже к избе разведчики идут. – Хлопцы, у убитых оружие собрать и документы. Потом по деревне пройти, вдруг остался кто? Немцев больше не оказалось. Жители вылезли из подвалов. – Всё, громадяне! Красная Армия пришла! Убитых фашистов вытащите за деревню, да сбросьте в какую-нибудь яму или овраг. Удачи вам! Селяне смотрят недоверчиво. Формы такой, да чтобы с погонами не видели ещё, как и автоматов советских. Раньше-то красноармейцы с трёхлинейками воевали, селяне их представляли по довоенным времени. Разведчики ушли за немецким отрядом без провизии, налегке. После перехода и бега проголодались все, да ещё при возвращении пришлось нести трофейное оружие. Разведчики матерились сквозь зубы, потом Емельянов не выдержал. – Старшина, ну мы же не ослы тяжести таскать! Давай оружие в болоте утопим? Болотистых мест по пути следования хватало. Но если вернуться в роту без трофейного оружия, начальство может усомниться, что немцы уничтожены или их количество не точное. Да и не дело бросаться боевым оружием. Если его найдут националисты, оно повернётся против Красной Армии. Из истории он знал, что по весне 1945 года сформированная из белорусов тридцать четвёртая дивизия начала бунтовать, требовать, чтобы их передали в польскую армию, начали заниматься грабежами мирного населения. Их раскидали малыми группами по воинским частям в Сибири, на Дальнем Востоке, на Северах. В основном не принимали Советскую власть белорусы из западных областей, какое-то время жившие под польской властью. Да, такого массового партизанского движения, как в Белоруссии, не было в других республиках. И помощь партизаны оказывали существенную. Однако была обратная сторона медали – националисты. Такого размаха, как в Украине имели бандеровцы, не было, но ухо приходилось держать востро, чтобы не получить нож в спину. И так было во всех районах западнее Минска. Топить в болоте оружие Илья запретил, несмотря на недовольство отделения. Так и несли железо до расположения роты. Вышли к Кукорево, а роты след простыл. Что порадовало – полевая кухня осталась. Из труб дымок идёт, пахнет аппетитно – дразняще. Не сговариваясь, разведчики к кухне направились. Уже почти сутки не ели, с поваром нуждой поделились. – Только каша, парни, готова. Ещё чай. А суп будет через полчаса. – Давай кашу.