На секунду Азиз замолк, а после продолжил: – Как ты, Эгор, думыэшь, эты, Азиз рукой показал на двух сокамерников, нэ выдадут нас? Турков самоуверенно усмехнулся. – Нет. Не выдадут. Они меня боятся. Что я им скажу, то и будут делать. Азиз облегчённо вздохнул и довольным тоном, проговорил: – Харашо. А, тэпэр, давайте покурым, а после отдыхат. Отдых, то с разговорами, то с дремотой продлился до двенадцати часов ночи. С полночи началась работа. Через каждые тридцать минут делали перерыв. Не все камни свободно вытаскивались, с крупными приходилось возиться намного дольше. Для работы у беглецов не было никаких инструментов. За четыре часа стену разобрали вглубь на тридцать сантиметров, а в ширину – на семьдесят. Посовещавшись, решили в эту ночь больше не работать. К тому же приближался рассвет. Во время обеда постараться незаметно от постового, украсть пару алюминиевых ложек и после сделать из них инструменты для работы. Прикрыв образовавшую дыру подушкой, легли отдыхать. Днём решили не работать. Навели в камере порядок. Тщательно вычистили пол от песка и мелких кус ков камней. За день никто из сотрудников милиции с проверкой не посетил. За весь день, к счастью, даже постовой не соизволил взглянуть в глазок. Такая халатность постовых и дежурного по отделу была только на руку беглецам. Они из спрятанных ложек сделали острые инструменты для выковыривания камней. С наступлением ночи в камере закипела работа. Имея в руках инструменты, работники трудились быстрее и производительнее. По мнению беглецов, в эту ночь они должны были разобрать стену и где-то за полночь оказаться за пределами этой камеры. Выбранный мелкий камень складывали в парашу. Туда же помещали мелкую штукатурку и песок. Наружные стены камер предварительного заключения имели толщину шестьдесят сантиметров и сложены были из камня-пластушки без раствора. Снаружи и внутри стены оштукатурены и побелены извёсткой. Здание, где располагались камеры для содержания арестованных и подозреваемых, по имеющимся данным, было построено в конце девятнадцатого столетия как подсобное помещение для слуг инженера Сулинского металлургического завода, который жил рядом, но только в другом здании. В данный момент в этом здании, где жил инженер, располагался наш отдел внутренних дел. Работа беглецов шла теперь без особых задержек. Более быстрому движению иногда мешали крупные камни, и их выемка задерживала движение вперёд. Но беглецы не унывали. Работали дружно, упорно. Уже за полночь работа была завершена. В стене зияла большая дыра, в которую свободно мог пролезть человек, такой же крупный, как Турков или Азиз. Первым в образовавшийся проём полез Турков. Оказавшись за пределами душной камеры, Турков на радостях чуть не вскрикнул: – Я на свободе! Видите, я на свободе! Но вовремя опомнился, прислушался. Вокруг всё было тихо. Он бесшумно, оглядываясь по сторонам, подошёл к входной двери здания КПЗ, легонько толкнул дверь. Она не поддалась, была закрыта изнутри. Убедившись, что дверь заперта, Турков вернулся к дыре. Голову до плеч засунул в проём и тихо позвал товарищей. Друг за другом вылезли кавказцы. – Эгор! – тихо сказал Азиз, – тэ двоэ наотрэз отказалысь бэжать. – Что будэм дэлать? Турков на секунду задумался. – Ты их предупредил, чтобы они молчали? – Да. Я ым сказал, если оны выдадут нас, то на зонэ ым будыт очэн плохо. – Что они ответили? – Оны сказалы, что будут молчат. – Отлично, Азиз! – тихо воскликнул Турков. А теперь, давайте быстро выберемся отсюда, пока нас не… – Эгор, а ты знаэш, как отсыда выбраться? – прошептал Азиз в ухо Туркову. – Я нэ знаю куда ыдти. – Да, – тихо ответил Турков. – Идите за мной. За туалетом, над стеной, нет колючей проволоки. Я это заметил, когда меня водили в туалет в первый день задержания. * * * Не было шести часов утра, когда у меня в квартире раздался телефонный звонок. Я за десять с хвостиком лет работы в милиции привык ранним, поздним звонкам, но почему-то этот звонок показался мне особенным или тревожным. Даже мысленно выругался, что так рано разбудил меня. Почему-то именно в это утро так хотелось спать. Просто глаза слипались. Даже вначале решил не вставать. Подумал, пусть тарахтит, надоест – перестанет. Как будто, читая мои мысли, звонок точно перестал звенеть. «Значит, ошиблись номером», – подумал я и успокоился. Не успел как следует заснуть, можно сказать, почти засыпал, снова затарахтел звонок. Волей-неволей пришлось вставать. Я недовольный, полусонный подошёл к телефону. – Слушаю! – Срочно явитесь в отдел, у нас ЧП! – прогудел встревоженный голос помощника дежурного по отделу Зорина. – Какое ещё ЧП? – успел произнести я, тут же в трубке послышались гудки. – Что за ЧП? Какое ЧП? – с такими вопросами в голове я пошёл в ванную умываться. Быстро побрился и умылся. Пока я умывался, жена приготовила чай. Также быстро оделся и, выпив на ходу стакан чая, вышел из квартиры. Утро было великолепное. На небе ни облачка. Огненный диск солнца наполовину выглядывал из-за горизонта. Утренняя свежесть взбодрила меня и совсем прогнала сон. – Пешком идти минут пятнадцать ходьбы. Долговато, – подумал я, наслаждаясь прекрасным утром. Нет. Надо спешить. Раз ЧП, значит, что-то случилось? Выйду-ка на дорогу. Авось, какая машина подберёт! К моему счастью, как только вышел на дорогу, со стороны центральной больницы показалась машина скорой помощи. Водитель, увидев меня, притормозил. – В отдел или…? – В отдел, в отдел! – поспешно ответил я и быстро сел к нему в кабину. – Рановато вы сегодня на работу, – заговорил водитель, как только я сел. – Что-то, наверное, случилось? – Пока не знаю, – уклончиво ответил я, а сам думал, что же всё-таки произошло в отделе, да ещё Чрезвычайное? – У нас с вами почти схожая работа, – продолжал разговаривать водитель. – Видать, чтобы спать не хотелось за рулём, вот и старается вести разговор, – подумал я, глядя на него. – Вот за своё дежурство сегодня уже трижды выезжал к больным. Только начнёшь дремать, вставай, ехать надо. Что делать, ехать надо. Ведь там человек больной. И вы точно такие же, как и мы. То где-то кражу совершили, то кого-то убили, надо ехать… * * * Возле отдела я попросил остановить машину. К моему удивлению, тут уже собралось много сотрудников. Одни заходили в здание отдела, другие стояли, разговаривали, курили. – По-видимому, что-то серьёзное? – отметил про себя. Я поздоровался с ребятами и зашёл в отдел. Увидев меня, дежурный по отделу Ищенко Иван Михайлович позвал в дежурку и сказал, чтобы я срочно явился к начальнику отдела. Я вопросительно посмотрел на дежурного: – Иван Михайлович, ты можешь мне сказать, почему такая срочность? Я ответа от него не дождался, так как в это время зазвонил телефон, и дежурный поднял трубку. Разговаривая по телефону, Иван Михайлович указал мне рукой в сторону кабинета начальника. Я понял его и покинул дежурку. Через минуту открыл дверь кабинета начальника. Перед моим взором предстала такая картина: за своим столом сидел наш начальник полковник Пашков. Весь его вид говорил о гневе и ярости, а перед его столом стояли по стойке «смирно»: начальник камер предварительного заключения старший лейтенант милиции Герасимов и четверо постовых… Голос полковника гремел, как гром, над их головами: – Разгильдяи! Бессовестные! Позор! Позор на всю область! – и мне послышался или, может быть, даже услышал и хороший мат. Честно признаюсь, не запомнил названия матерщинных слов. Вероятно, полковник был так зол и яростен, что прилепил пару неприличных слов. Моё появление, как мне показалось, полковник даже не заметил. Ему не до меня было. – Под суд пойдёте все за халатность! А ты, – весь гнев полковник обрушил на начальника КПЗ, – куда ты смотрел! Для чего я поставил тебя начальником, для галочки. Я поискал глазами свободное место. Возле оперативника Дмитриченко был свободный стул, туда я и сел. – Джек Фёдорович, – шёпотом спросил я, – Что так грозно разбушевался полковник, его беспощадный меч сечёт бедные головы капзшников? Глянь, в один миг волосы у них посеребрились, а сами стали ниже на несколько сантиметров ростом. Натворили что? Велика ли их вина? Дмитриченко повернул голову в мою сторону и, опустив удивлённые, красные от недосыпания глаза, шепнул: – Разве ты ничего не знаешь? Дежурный тебе ничего не рассказал? – О чём это ты? Что я должен знать? Дежурный мне ничего не говорил. Может, ты пояснишь? Джек Фёдорович вплотную приблизился ко мне и прошептал: – Ночью, да, да, именно этой ночью, разобрав стену в камере, сбежали трое арестованных. От удивления я, кажется, даже рот открыл и чуть было не крикнул: – Не может быть! – но вовремя опомнился и моментально зажал рот рукой. Немного успокоившись, пролепетал шёпотом: – Как разобрали стену, постой, я не ослышался, Джек? Я сверлил глазами лицо Дмитриченко. Что, за ночь разобрали стену? Не может быть? Это нереально! Там ведь стены толстые, больше полуметра. Разве голыми руками бетонный раствор разберёшь? Ты шути, Джек, но не так нагло. Если серьёзно…? Джек Фёдорович с недовольным видом посмотрел на меня. – Ты, видимо, хочешь сказать, что я просто решил пошутить над тобой. Так? Что это несерьёзно! Что это нереально! Тогда посмотри на них, – Джек взглядом показал на стоящих перед полковником постовых и начальника КПЗ, – ты думаешь, что они так вытянулись в струнку перед начальником, чтобы получить награду за отличную службу? Кабы не так! Глянь, как начальник свирепствует? Не ровен час, что потолок обвалится. И нас собрали сюда чуть свет для праздного любопытства, что ли?