От тряски и натужного рёва движка Мэл замутило. На скорости мелкие камни ударяли джип в днище, наверно, звонко, но слышался только глухой стук – будто касания к замороженной ране. Ваас отдавал какие-то приказы, короткими, рублеными фразами, суть их терялась, только стало вдруг понятно: избегать столкновения никто не собирается. Да и оружие, кажется, тут никогда не снимали с боевого взвода – предохранителем пистолета-пулемёта невозмутимо щёлкнул один наёмник. Двинутые. Все они тут двинутые… Дорога перетекла в тропу, ведущую в гору, и до Мэл наконец дошло, что именно происходит. Кажется, кое-кто намеревался ввалиться на вершину обрыва прямо за спины устроившим засаду. Времени оценить манёвр не хватило – джип взвизгнул тормозами и наискось замер на неровностях скалы. На какой-то миг воцарилось молчание, только птицы пели многоголосо и оглушительно, да ревела вдалеке какая-то зверюга, похоже, ещё один медведь. – Не рыпайся, – предупредил главарь коротко, почему-то разом потеряв все глумливые и матерные слова. Зато явственней проступили в нём хищные черты – будто нюхал воздух зверь, крупный и опасный, перед тем, как сделать шаг в родные джунгли. С другой стороны, причиняя боль вывихнутому плечу, Мэл потянул наёмник и она послушно выбралась из джипа, на всякий случай пригибаясь. Люди из засады не ждали на прежнем месте, ох, не ждали, – это чувство взвинчивало до головокружения, а Ваас и не сомневался – уже вёл своих бандитов из двух машин в густую траву да тень деревьев. Мэл помнила, как сама смотрела в заросли с мыслью воспользоваться ситуацией – из охраны при ней теперь было всего двое. Вот только ломиться куда-то без оружия всё равно что выпрыгнуть голой в открытый космос – это стало яснее некуда, когда древесную поросль раскололи автоматные очереди. Потом ещё грохнуло гулко и коротко, пронёсся вихрь осколков, рассекая стебли, листья. Попавшиеся на пути человеческие тела угадывались по колющим восприятие вспышкам боли, поэтому наёмнику, что впихнул её в пространство между двумя валунами, Мэл снова подчинилась. На какое-то время стрельба отдалилась, и за спиной забилась пульсом тревожная тишина. Обострённым слухом можно было уловить, как в паре метров позади на кузове джипа поскрипывают крепления пулемёта. Скрипело будто прямо по нервам, мешая сконцентрироваться, но Мэл всё равно воспринимала. Устроивших засаду привела к дороге ненависть, это чувство закручивалось над головой невидимым вихрем, грозя смести любую помеху. Пираты узнавались тупым раздражением: неожиданно возникший враг оказался досадной помехой на пути. От настоящей злобы среди них дрожало только одно сознание. Злость главаря рассекала сам воздух, хлестала огненной плетью, будто потревожил кто чудище из магмовых недр, заставив его пробудиться. Наёмник молча пялился в зеркальный прицел, прижавшись к камню, когда пулемёт за спиной всё-таки заговорил. Вернее, простучал короткую очередь и тут же заглох, а стрелок уже грузно заваливался вбок, открывая доступ к оружию человеку с длинным широким лезвием в испещрённой узорами руке. Труп пулемётчика, будто не желая покидать своё место, зацепился, похоже, за ручку ствола, а человек с ножом уставился прямо на убежище в камнях. Замер на секунду – Мэл рассмотрела расширенные зрачки в тёмных глазах – потом схватился за свой автомат, до этого момента болтавшийся на ремне. – Осторожней! – вскрикнула Мэл, дёрнула за рукав наёмника, по сути, такого же врага. Тот уже разворачивался сам, перенося линию огня назад, посылая пулю за пулей в разрисованную дикарскими татуировками грудь, – только гильзы звенели о камни. Результата увидеть не удалось – ещё один татуированный с автоматом возник почти над головой, на вершине валуна, на секунду перекрыв солнечный свет. Очевидно, расщелина была неплохим укрытием, и дикарь, пригибаясь, сделал шаг в попытке прицелиться. Потом ещё один, крохотный, но тут ногу свело болью, неожиданной и сильной. Нелепо взмахнув руками, человек заскользил по скале в попытке удержаться, но всё-таки покатился, зацепив по пути так мешавший ему выступ. Он не двигался, только пялился в небо, когда Мэл приблизилась, прижимаясь к серым камням. По пути у неё мелькнула мысль о какой-нибудь местной гранате, которую дикарь мог сжимать в кулаке, но руки мертвеца были пусты. Только автомат лежал рядом, и Мэл прошиб холодный пот, когда она, озираясь, вцепилась в оружие. За рукоятку и под цевьё – всё, несущее смерть, полагалось брать в руки примерно одинаково. Всё нормально, привычное импульсное оружие даже тяжелее – большая часть веса там приходилась на батарею. Наёмник был очень занят рядом, за краем скалы – его пистолет-пулемёт огрызался короткими, по три выстрела, очередями. Снова промелькнула мысль дать дёру, но тут же исчезла, когда над головой, царапнув шершавый камень, срикошетила пуля. Мэл помнила, как присела к подножию валуна и с какой-то чудесной быстротой, по эмоциональному следу первого дикаря с ножом, определила направление стрельбы. Потом ответила – непривычная отдача больно отзывалась почему-то по всему позвоночнику. Помнила взгляд наёмника – он как-то мимоходом и без слов умудрился понять, что спину ему прикрывают, а не собираются дырявить. Потом стало тихо, приумолкли даже перепуганные хаосом птицы, только насекомые и гады шуршали в траве. Мэл решила было, что без видимой причины немного оглохла. Почти не сообразила, как выбралась из укрытия, вцепившись в автомат, глядя не под ноги, а в прорезь целика. Перед глазами временами всё плыло, поэтому, когда на пути возник Ваас, Мэл только слегка вздрогнула. Хотя нет, сначала она всё-таки запнулась. Выпрямляясь, уловила какое-то движение, размазанное красное пятно, сходу наткнулась взглядом на ствол АК, направленный, кажется, точно в лоб. Автомат дёрнулся, изрыгнул облачко пороховых газов, – Мэл успела только подумать, что главарь решил под шумок избавиться от «ведьмы». Через мгновение обнаружила себя застывшей вполоборота, с невероятно тяжёлым оружием в слабеющих руках. Правую щёку почему-то пекло и саднило, но, в конце концов, такие мелочи могут беспокоить только живых, верно? Догадка обернуться явилась будто бы извне. Убитый дикарь обнаружился точно позади, с кровавой кашей вместо половины черепа, но даже сейчас сжимал мачете в занесённой над головой руке, кажется, только для того, чтобы рубануть по затылку любого, кто хоть немного похож на врага. Вокруг собирались пираты, нестройной толпой заполняли каменистую площадку на вершине обрыва. Кого-то, стонущего и матерящегося, мешком сгрузили в жёлтый пикап. Так же, с матом, доставали аптечку – Мэл ощутила слабый укол удивления, потому что была уверена: этот сброд не способен помогать друг другу. К Монтенегро вплотную приблизился наёмник и что-то проговорил тихо, указав на подопечную взглядом. Мэл вдруг вспомнила: её обещали «освежевать», если она «куда-то дёрнется». Подавилась ненормальным беззвучным смешком и разжав руки, бросила трофейное оружие к ногам Вааса. Главарь скривился с выражением, будто знал всё наперёд и оправдались все его ожидания. – Крепко тебя Хойт успел обработать. Автомат получила и не смылась… – протянул насмешливо вслух. Мэл поймала себя на непроизвольной концентрации – желание знать, что ещё замыслил непредсказуемый бандит, снова оказалось сильнее усталости. «Сука Хойт, всех за живое берет… И нихуя не отпускает. Круг безумия…» – потянулись вслед за словами мысли, мрачные и злые. Значит тогда, на катере, ей не показалось. Ваас ненавидел не только дикарей, но и «босса». Прямо как она сама ненавидела всё, что удерживало в рамках «семейного дела». – Будто у меня был выбор, – Мэл фыркнула и кивнула на застывшее у ног тело, которое в солнечном свете казалось восковым, ненастоящим. Если бы не облако насекомых, что слетелись в траву на месиво из крови и мозга. – Эти не слишком разбирали, в кого стрелять. – Тоже верно. Они все ебанутые со своей Цитрой, – почти удовлетворённо проговорил Ваас, и вдруг выкрикнул куда-то за спину: – Эй, парни! Тащите сюда этого мудака! – Тебе это понравится, да, понравится! – Мэл помнила своё желание отвернуться от этой усмешки. Запомнила и слово «Цитра» так, на всякий случай, будто важное – что бы это ни было, имя или название. Дальше в память главаря не полезла – всё равно что соваться в связку оголённых проводов, только нервы сожжёшь опять к чертям собачьим. «Мудаком» оказался живой дикарь, его приволокли двое пиратов, швырнули на камни и для верности пару раз пнули под рёбра. Пленный попытался гордо выпрямиться как есть, стоя на коленях, да ещё сплюнул на ботинки Ваасу. Тот молча двинул его в зубы, расквасив заодно и широкий нос. Мэл только морщилась, улавливая перекрёстную ненависть, взаимную и обжигающую, а в голове всё крутился и крутился вопрос, который так и не задал ей утром доктор Бен, жалуясь, что не умеет стрелять. «Ведьмы умеют исцелять?» – Давай, расскажи нам, чего этот придурок хотел. Или, может, испробуешь на нём свои штучки? Как на мне на станции? Ты ж нихуя больше не умеешь! Глава 17 — Давай, расскажи нам, чего этот придурок хотел. Или, может, испробуешь на нём свои штучки? Как на мне на станции? Ты ж нихуя больше не умеешь! – под конец тирады голос Вааса всё-таки сорвался в крик. Потом главарь замолчал, бешено поводя глазами, и было отчётливо слышно, как сквозь зубы он тянет в себя воздух. Так дышат, когда перехватило горло, от боли, обиды или ненависти. Хотя что он там может чувствовать, этот пират? Пленник всё так же стоял на коленях, с прямой спиной, только кровь из разбитого носа заливала татуированную грудь, дробными каплями падала на светло-серые камни. Дышал он тоже шумно, судорожно сглатывал и давился, но даже не пытался утереть лицо. Без движения сверлил взглядом одного единственного врага, не обращая внимания на остальных. Вокруг переговаривались, отходя от стычки, пираты, сплёвывали, закуривали «травку», заполняя каменную площадку приторным дымом. Мэл плохо слышала, о чём они говорят, запомнилось только, как кто-то пожелал дикарю «захлебнуться юшкой», прежде чем ему отрежут и засунут в рот его «достоинство воина». Потом сообразила: от неё ждут ответа и действий. Причём, кажется, вполне конкретных… минуту, в этой стае вооружённых обезьян решили, что она станет кого-то мучить? – Этот придурок ничего мне не сделал, – почему-то изо всех сил стараясь не смотреть главарю в глаза, процедила Мэл тихо. Откуда-то явилось гадкое чувство, такое же, как в секторе В, после вспышки ненужных эмоций, заставивших её опробовать свои способности в качестве пыточного инструмента. И этот жар, приливший вдруг к лицу – чтобы скрыть его, Мэл добавила громче, усмехаясь и задирая гордо подбородок: — По твою душу они явились. Подготовились. Кстати, взрывчатка, которую они заложили в ДОТ у дороги, ещё там. — Нихуя не новость! — Ваас подался вперёд, словно намереваясь одним движением смести с площадки и пленника, и Мэл заодно. Такие нежданные всплески скорее всего пугали до полусмерти окружающих, а главарь только принимал чужой страх, смотрел в распахнутые глаза, жадно втягивал резко очерченными ноздрями неуловимый запах адреналина. Будто бы питался ужасом, который сам же и вызывал, в то же время раздражаясь непокорностью. Впрочем, покорность бесила его тоже, и Мэл не взялась бы искать золотую середину в поведении с ним. Да и не собиралась, только постаралась нацепить на лицо привычное ледяное выражение. Правда, маска удавалась почему-то всё труднее, будто в душном воздухе таяло само лицо, плавилась кожа, стекая на камни вслед за кровью пленного воина. – Давай, миноискатель, залезь в его мозги, – Ваас уже не орал — то ли шипел, то ли рычал, будто не человек вовсе, а причудливая помесь рептилии и крупной кошки. Потом, подобно кобре, которая вот-вот атакует, обогнул пленного полукругом и застыл рядом, покачиваясь. Мэл почему-то вспомнила, как чётко, без лишних движений, он убивал охранников в лаборатории. Тут было по-другому, будто существовали для главаря вещи, от которых его прорывало странными, ненормальными мыслями, жестами и словами: – Расскажи нам, что ещё задумала их обожаемая жрица. Когда и куда ещё пошлёт, а они полезут, как дрессированные крысы на убой? А? Мэл захотелось вдруг прикрыть глаза — в черепе зародилась боль, сначала короткой вспышкой, а потом тупо запульсировала так, что заныли лицевые кости. Причина? Чёртова ненависть. Один захлёбывался этим чувством, стоя на коленях, глотал его с кровью, проталкивал в бьющийся спазмами желудок. Второй… нет, касаться этих нервов, которые для восприятия были как дорожки раскалённой лавы, просто страшно. Абстрактного врага так ненавидеть невозможно, с желанием выжечь всё вокруг, разбрасывая уголья собственного сердца. Мэл тряхнула головой, чтобы помочь себе отключить восприятие: только бы не обжигаться, не хвататься за эти угли! В итоге поймалась картинка: дикарь, этот же самый, только весь в синяках и спёкшейся корке, давится чем-то, похожим то ли на внутренности, то ли на отрезанные гениталии. Пленника тошнит, он дёргается без звука, будто пытается оторвать себе руки, прикреплённые к чему-то вроде вертикального валуна, но кто-то снова и снова заталкивает кровавые ошмётки в его рот кровавыми же пальцами… Прервать все контакты стоило огромных усилий, но Мэл это сделала, попутно пожелав, чтобы пленного просто убили. Застрелили, зарубили, или он, в конце концов, рванулся бежать и свернул себе шею, скатившись со скалы. Но дикарь не бежал. Его останавливали стволы, направленные со всех сторон, и взгляд главаря — невидимые липкие нити – зрачки в зрачки. Не в силах удержаться, Мэл медленно обошла пленника, чтобы тоже заглянуть ему в лицо. Выпрямила плечи, наткнувшись на то презрение, какого и была достойна помогающая пиратам баба в бандитских обносках. Постаралась скривиться как можно пренебрежительней, улыбнулась. – Его мозги подсказывают мне, что нападение было отчаянной мерой. Тебя едва выследили, наскоро составили план. Дальше… никто не заглядывал. «Давай. Просто убей его! -- колотилось в мыслях. – Не тащи никуда, не мучай!» Ваас же кривил рот в усмешке, задирая уголки губ так, как задирает их рычащий зверь. И… не верил? Скорее всего, вообще никому и давно, но ей особенно. Только вглядывался внимательно в лицо, будто бы любой дрогнувший невзначай мускул говорил ему о том, что творится у человека внутри, гораздо больше, чем любому телепату грёбаные способности.