Эмили Пятница, 26-е апреля Лотерейная компания организовывает для нас машину, чтобы родители могли выпить шампанского на пресс-конференции и избежать предположений, будто они поведут в нетрезвом виде. Папа говорит, он мог бы выпить «один бокальчик» и сесть за руль, и что он хочет поехать туда на Ferrari. А мама говорит, что он не может, потому что даже если он технически не превысит законный лимит, это будет очень плохо выглядеть в прессе, если кто-то из журналистов заметит. Папа говорит, Джиллиан сказала, что мы совсем не сенсационная новость. Он звучит разочарованно. Мама говорит, что мы не хотим стать более громкой историей по плохим причинам и в любом случае мы все не поместимся в Ferrari. Логан говорит, если папа будет за рулем, то он хочет поехать с папой, потому что Ferrari – это суперкруто. Мама заталкивает всех нас в машину лотереи – не такой уж убогий лимузин. Она говорит, что больше не хочет ничего слышать. Финал! «Поместье Камберуэлл» по-старомодному величественное. Перед ним гравиевая подъездная дорожка, по краям усаженная деревьями. Внутри полно древних потрепанных ковров на деревянных полах и обшитых деревом стен. Богачам нравится и то и другое. Я бы свой загородный дом так не обставила – я бы выбрала современный стиль, склоняясь к чему-то более неожиданному, но я вижу, в чем привлекательность этого варианта. Нас проводят в зал с высокими потолками, с висящими на стенах картинами (лошади со странными пропорциями и скучные пейзажи) и с примерно двумя дюжинами стульев, обращенных к трибуне. Нам предлагают напитки, я прошу капучино, но кто-то приносит нам с Логаном колу (полную сахара, поэтому я не прикасаюсь к своей). Начинают прибывать журналисты. Они двух противоположных типов: либо торопливо входят, вспотевшие, поскольку, кажется, считают, что опоздали, и хотят дать всем понять, как они заняты (и, следовательно, востребованы, важны), либо неторопливо расхаживают, явно готовые задержаться у предлагаемых закусок и растянуть «работу» до обеда. Папа говорит, все зависит от того, штатные это сотрудники или фрилансеры. Некоторые из них с трудом тащат груду оборудования – штативы и камеры, – как будто iPhone еще не изобрели. Никто не ведет себя резко и саркастично, как я ожидала. Полагаю, они все слегка разочаровались, что был изобретен Интернет, а Флит-стрит больше нет. Я знаю, что Флит-стрит была оживленным центром журналистики в далеком прошлом, из какой-то книги Ивлина Во, которую читала в школе, а еще от папы, потому что он часто говорит о профессиях, вызывающих разочарование. Журналисты местные и, очевидно, все друг друга знают – они весело болтают между собой, справляясь о детях и партнерах. Это начинает смахивать на вечеринку. Не на такую, которые нравятся мне, а на одну из тех, что устраивают родители. Они улыбаются нам, а мы застенчиво улыбаемся в ответ, но Джиллиан (женщина из лотерейной компании, которая является чем-то вроде нашей няньки для богатых) ясно дала понять, что лучше много не говорить с прессой до тех пор, пока мы не сделаем заявление – после этого и настанет время для вопросов. Пока журналисты принимаются за пирожные, организованные Джиллиан, наша семья в основном держится позади, не считая Логана. Он съедает три эклера и пончик примерно за пять секунд. Я думаю, остальные просто немного нервничают, даже папа. Когда журналисты занимают большинство стульев, Джиллиан встает за трибуну. Я слушаю, как она говорит миру (ладно, всего лишь дюжине местных репортеров из газет, журналов и с радиостанций одного из графств Англии), что мы выиграли в лотерею, и от ее слов все внезапно кажется очень настоящим и прекрасным. В течение последней недели мы устраивали шоппинг, папа купил свою крутую машину, мы забронировали поездку в Нью-Йорк – все это было чертовски потрясающим. Но почему-то ненастоящим. Я думаю, мама в особенности переживала, что кто-то внезапно заберет все это у нас, и ее беспокойство висело над всеми нами. Она постоянно волнуется. Бабушка говорит, что она нервная до глубины души, папа говорит – до мозга костей, в общем, весь ее организм – оплот беспокойства. Я улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ. Внезапно и одновременно мы в это верим. Мы в порядке. Мы победители. Именно в этот момент в зал врываются Карла и Патрик Пирсоны с Дженнифер и Фредом Хиткотами. Раздается голос Карлы: громкий, дерзкий, уверенный и, честно говоря, немного раздражающий. – Мы их близкие друзья, мы пришли поздравить. Пустите нас. Это приказ, а не просьба. Парень за стойкой консьержа, которого мы встретили по прибытии в отель, явно не является серьезной охраной. Он вежливо отступает в сторону и пропускает Хиткотов и Пирсонов. Все взгляды обращены к ним. Джиллиан терпеливо ждет, пока новоприбывшие найдут себе места. Но они не садятся. Я оглядываюсь, ища Ридли и Меган. Их не видно. С тех пор, как мы в четверг поссорились, ни от одного из них я не слышала ни слова! Невероятно! Я не была в школе на этой неделе – не могу себя заставить. Совершенно бессмысленно ходить в школу, если у меня нет Ридли и Меган. Мама психовала каждый день, не веря моим оправданиям, что у меня болит живот, но папа поддерживал меня, поэтому в итоге она сдалась. До выигрыша она ни за что на свете не разрешила бы мне пойти по магазинам в день, когда я не пошла в школу из-за плохого самочувствия, но это произошло. Я бы хотела, чтобы Ридли был здесь. Я выгляжу очень даже привлекательно в моем новом платье до середины икр от Boss (наверноее, оно должно быть до колена, но на мне оно длиннее, потому что я ростом не удалась). Я оглядываюсь на маму с папой. Они не улыбаются. Они оба неподвижные, как камни, и бледные, как кости. Я знаю, мама пока не хотела, чтобы Хиткоты и Пирсоны узнали о выигрыше, она озвереет, когда обнаружит, что это я рассказала. Папа не так беспокоился. Наверное, он смирился с тем, что нам в какой-то момент придется столкнуться с их реакцией. Будут ли взрослые завидовать, как Ридли и Меган? Или они будут более рассудительными? Они сказали, что пришли с поздравлениями. Я надеюсь на это, потому что тогда, возможно, я смогу помириться с Меган и Ридсом. Дженнифер и Фред – родители Ридли. Ридли похож на своего отца, но у него мамина улыбка. Однако сейчас она не улыбается, ее сжатые челюсти выдают мрачную решительность. Хиткоты одеты как обычно – элегантно. Не модно, но определенно уместно. Классически. У Дженнифер выглядящее дорого карамельное мелирование, и я думаю, что она, наверное, недавно подстриглась, чтобы волосы смотрелись аккуратнее. Она всегда словно только что вышла из парикмахерской. Борода Фреда делает его похожим на какого-то старого герцога или типа того. Я не могу это описать, но они выглядят так, как, мне кажется, хотели выглядеть мама с папой, когда мы фланировали по Нью-Бонд-стрит с деньгами, прожигающими им карманы. Мама говорила мне прежде, что Дженнифер и Фред самые изысканные из всех наших друзей. Они оба учились в частных школах, а у Дженнифер в детстве был пони. Я думаю, на самом деле Карла и Патрик сейчас богаче, их дом точно больше, но, несмотря на это, Дженнифер и Фредом восхищаются сильнее. Потому что они такие приличные и не похожи на других. Они очень милые. Вежливые такие. Я смотрю на своих родителей. Они выглядят хорошо, моложе Хиткотов и Пирсонов, но смотрятся немного вычурно. По ним видно, что они в новой одежде, а это никогда не бывает хорошо. Разве что на отдыхе. Моя мама, в принципе, симпатичная, но она ничего с этим не делает, а так как ни Карла, ни Дженнифер не работают, у них много времени на походы в тренажерный зал и салоны красоты. Может, раз мы теперь миллионеры, мама немного поравняется с ними. Помню, я когда-то пошутила, что, когда мы с Ридли будем жениться, ей придется сильно постараться, чтобы мать жениха не затмила собой мать невесты. Она лишь ответила: «Ты слишком молодая, чтобы говорить о браке». Мама не очень любит соревноваться. Ридли все еще мой парень?! От этой ворвавшейся мне в голову мысли по моему телу проносятся настоящие уколы боли, словно кто-то меня щиплет. Должно быть, это сигнал. Должно быть! Патрик, отец Меган, одет в свое будничное облачение – костюм и галстук. Я ненадолго задумываюсь, почему он не на работе. Патрик обычно неразлучен со своим телефоном и говорит только о работе. Чего нельзя сказать о моем папе. Действительно, разве и Патрик, и Фред не должны быть в офисе? Наверное, то, что они отпросились с работы, чтобы прийти на эту пресс-конференцию – хороший знак, не так ли? Они, вероятно, хотят нас поддержать. Или, по крайней мере, подлизаться к нам. Я уверена, что, узнав о нашем выигрыше в лотерею, они захотят урвать бесплатный отдых, когда мы будем арендовать где-то какое-нибудь шикарное шато. Все будет в порядке. Как только они увидят нашу щедрость. Я верну своего парня и лучшую подругу. Все наладится. Я никогда еще не видела Карлу такой красивой. На ней зеленое с голубым облегающее (но не вульгарно обтягивающее) платье до середины икры. Зеленый с голубым не должны сочетаться, но не в этом случае – в нынешнем сезоне в моде смелые цвета (мне это сказала женщина в Armani, когда мы были на шоппинге). Я должна признать, Карла превзошла маму. Честно? Она всегда всех превосходит. Карле нравится во всем быть лучше всех. Ей нужно быть самой худой, самой утонченной, самой быстрой, если они выходят на пробежку. Ее дети обязаны быть самыми умными. Слушайте, это просто мое мнение. Маме очень нравится Карла, но мне кажется, что она слишком все контролирует. Ну, знаете, она та самая мать, которая может точно сказать вам, сколько Меган набрала на еженедельном тесте по физике и кто был защитником в ее последнем хоккейном матче. У Меган есть два младших брата, двенадцатилетний Скотт и девятилетний Тедди. Карла следит за каждым их шагом. Она постоянно жалуется, как сложно быть матерью троих детей, но мне интересно, чем бы она занималась, если бы не жила ими? По крайней мере, я не могу пожаловаться, что моя мама живет мной. Джиллиан вежливо просит Хиткотов и Пирсонов сесть, два или три раза, но они все еще стоят. Вместо этого Патрик подходит к микрофону. – Дамы и господа журналисты, – говорит он, что звучит немного чересчур, но он таким бывает. Он знает, что медленная, напыщенная речь заставляет людей выпрямиться и слушать. – Мы счастливы, что вся группа победителей все же может сегодня присутствовать здесь для проведения фотосессии, а не только представители синдиката, мистер и миссис Гринвуд. Что?! Я не поняла! Я поворачиваюсь к родителям, которые выглядят так, словно их только что переехал автобус. Никто, кажется, не знает, что происходит, и по залу разносится растерянное бормотание. Журналисты повторяют слова «синдикат» и «группа» снова и снова, эти слова как камни, вздымающие рябь на поверхности пруда. О чем это он?! Это уже не синдикат. Они выбыли! Мама открывает рот, но слова не выходят, слышится только тихий выдох. Она берет меня за руку, а другой рукой обнимает Логана за плечи, но этот жест не успокаивает – он меня пугает. Она ведет себя так же, как когда ей нужно было сказать мне о смерти дедушки Гринвуда. И я тоже веду себя похоже. Мой мозг стал словно намокший хлопок – тяжелым и медленным. – Идите на хрен, – говорит папа. – Никакие вы не долбаные победители. Мы не синдикат. «Дамы и господа журналисты» внезапно превращаются из апатичных, пожирающих пончики ленивцев в дергающихся голодных зверей, вынюхивающих историю. Намного ближе к тому, как я представляла себе журналистов, но это слегка пугает. Они вскакивают на ноги и начинают осыпать нас вопросами. – Значит, это групповая победа? Вы победили вшестером? – громко вопит один из журналистов. Это по сути тот же вопрос, который задают все, поэтому народ затихает и ждет ответа. – Нет, победителей, мать его, не шесть, – орет в ответ мой папа. Обычно он так много не ругается. То есть если он ударяет по большому пальцу молотком, у нас вянут уши, но в основном при мне и Логане он старается не употреблять слова, которые мы постоянно слышим в школе. Мне не нравится видеть, как он выходит из себя. Я не думаю, что это поможет, а у меня есть ощущение, что нам нужна помощь. Часть журналистов что-то записывают у себя в блокнотах. Не думаю, что это хорошо. – Мы вместе участвовали в лотерее пятнадцать лет и четыре месяца, – громко говорит Патрик, хоть никто его не спрашивал. Он звучит спокойно и взвешенно. Властно. – Мы группой покупали билет каждую неделю все эти годы, – он держит Карлу за руку, она улыбается в камеры (она очень фотогеничная). – Это неправда, – настаивает папа. – Что неправда? – спрашивает Патрик. Он с улыбкой поворачивается к моему отцу. Но это лживая, очевидно неискренняя улыбка. Как на это может кто-то купиться? – Разве мы не были синдикатом пятнадцать лет подряд? О нет. Я уже вижу приближающуюся катастрофу. Это такой классический ход. Я наблюдаю его в школе все время. Но я не могу предупредить папу. Он попадается прямо в капкан, признавая: – Ну, да. – И разве мы не всегда выбирали одни и те же номера? Папа кивает и пытается сказать что-то еще. Он запинается. Через зал летит его слюна, но не слова, потому что Патрик плавно поворачивается обратно к журналистам, победно улыбаясь, будто все доказав. – Но вы вышли из синдиката за неделю до выигрыша, – возражает папа. Лица Хиткотов и Пирсонов приобретают образцовые выражения непонимания и удивления. Карла цокает языком, качая головой. Дженнифер опускает глаза в пол, как будто ей стыдно за моего отца, и скромно склоняет голову на бок. Затем Фред довольно сильно хлопает моего отца по спине: – Хорошая шутка, старик, но уже хватит. – Я, нахер, не шучу, – кричит папа. – Перестань ругаться, Джейк, – мама дотрагивается до его руки. Он смеряет ее убийственным взглядом. – Это все, что ты можешь сказать? Ты переживаешь, что я матерюсь, пока эти ублюдки стоят здесь и пытаются нас обокрасть? – Так, так, достаточно, – Джиллиан поднялась на ноги. Она жестом подает сигнал, и менеджер отеля быстро выводит нас с пресс-конференции в другую комнату. Хиткоты и Пирсоны следуют за нами, как и несколько работников отеля, предвкушающих приближающийся скандал. У них, наверное, еще не было такого отличного рабочего дня. Охрана выводит журналистов в фойе. Джиллиан будто бы разговаривает со всеми сразу. – Мы сделаем полное заявление, прежде чем кто-либо пообщается с прессой. Я хотела бы попросить вас воздержаться от публикаций чего-либо онлайн или в печати, пока вы не получите это заявление, это очень бы нам помогло. Вероятно, она обращается к лучшей стороне их натуры, надеясь, что, полакомившись пончиками, местная пресса проявит великодушие, но я задумываюсь, что в этом случае предусмотрено законом. Все сказанное было в рамках пресс-конференции, поэтому они, наверное, могут публиковать что хотят, и минимум один из них, скорее всего, так и сделает. Как только мы оказываемся вне зоны видимости журналистов, Патрик набрасывается на папу. Это очень страшно. – Что это за гребаная игра, Джейк? – спрашивает он. Он толкает папу к стене, держа его за шею. Лицо Патрика побагровело. Он очень хороший актер. Он постоянно оглядывается, убеждаясь, что работники отеля наблюдают за этим представлением. Они кажутся напуганными. Я ищу глазами двух охранников, но они выводят журналистов с территории. Патрик выглядит по-настоящему взбешенным, я никогда не видела такой незамутненной жестокости и злости на человеческом лице. Папа намного спортивнее Патрика, и я жду, что он его оттолкнет, но он просто презрительно смотрит на него. Это, кажется, злит Патрика еще сильнее. Он усиливает хватку на папином горле. – Отпусти его! – кричит мама, бросаясь вперед. Я обхватываю руками Логана, чтобы он не вмешивался, а еще потому что мне очень нужно обнять его. Потом Фред приходит в движение. Он грубо хватает Патрика за плечи и оттаскивает от папы. Думаю, у него это получается потому, что никто из нас не ожидал, что Фред вмешается, он очень скромный человек. Я расслабляюсь, чувствуя огромное облегчение и благодарность. Фред все уладил. Но затем – шок – Фред ударяет папу в живот! – Козел, – рычит он. Папа падает, как мешок картошки. Мама бежит к нему и загораживает его собой. – Господи, Фред, что ты себе думаешь? Прекрати! – вопит она. Ни Дженнифер, ни Карла ничего не говорят своим мужьям. Дженнифер спокойно подходит к столу с охлажденной водой и стаканами, аккуратно наполняет один и протягивает моему папе. Взрослые просто чертовски странные. Мама встает и отступает от папы. Наверное, она думает, что все кончено и он теперь в безопасности, но Патрик хватает папу за воротник пиджака и поднимает его на ноги. Папа не может нормально дышать после удара, но он пытается выглядеть крутым. – Полегче, полегче, друг, – говорит он, успокаивающе поднимая руки и показывая, что он сдается. Что он благоразумен и с ним поступили неправильно. Я отчаянно оглядываюсь. Почему никто не помогает?! Патрик усиливает хватку, яростно тряся папу, как терьер – крысу. – Мы не друзья, – твердо говорит он. Когда он отводит кулак, я думаю, что он тоже ударит папу. Удар Фреда был шокирующим, он повалил папу, потому что тот его не ожидал. Я боюсь, что удар Патрика будет намного хуже и болезненнее. Он коренастый мужчина. Сейчас он похож на жестокую маленькую бочку, которая может перекатиться через что угодно на своем пути и уничтожить это. Его лицо искривлено жуткой яростью. Я начинаю кричать, и все поворачиваются ко мне. Они, похоже, удивлены, что мы с Логаном здесь. Я думаю, они забыли о нас. Я словно привела всех в чувство, и менеджер отеля выбегает из комнаты – надеюсь, за помощью. – Прекратите, пожалуйста. Отпустите его, – умоляет Логан, теперь заливающийся слезами. – Вот что получается, когда переходишь дорогу большим парням, – рычит Патрик. – Тебе нужно это знать. Мне кажется, Патрик обращается к Логану, но смотрит он на папу. В этот момент в комнату входит Джиллиан. Менеджер отеля маячит возде нее, не зная, что делать. Меня тошнит. – Отпустите его немедленно, или я вызову полицию, – приказывает Джиллиан. – Почему бы вам этого не сделать? – блефует Патрик, но тут же отступает от папы. Мы с Логаном бросаемся к нему, обнимая. – Лекси, Джейк. Я позвонила вашему адвокату, она будет здесь через двадцать минут, – говорит Джиллиан. – О, я не думаю, что нам нужны адвокаты, – подает голос Дженнифер. – Мы все здесь друзья, не так ли? – Да ну? – огрызается мама. – Как вы съездили к сестре Фреда на прошлых выходных? Дженнифер выдерживает мамин взгляд, но не отвечает. Мама поворачивается к Фреду. – Твоя жена сказала мне, что вы уезжаете, но это неправда, не так ли? Вы не уехали. Фред выглядит растерянным и не знает, что сказать. – Поэтому вы лжете про синдикат? – спрашивает Карла. Судя по всему, ее не смутило, что муж только что повел себя как какой-то отморозок. Это же было ужасно, отвратительно! Почему ее это не задело? Она просто продолжает допрашивать маму. – Твои чувства задело, что они не пригласили вас на ужин однажды вечером, и теперь вы пытаетесь выгнать нас из синдиката. Лжете. Крадете у нас миллионы. – Нет! – горячо говорит мама. – Ну, да. – Да, вы лжете! – Патрик бросает победный взгляд на Джиллиан. – Хорошо, что ты призналась, Лекси, теперь давайте решим все по-честному. – Нет, нет, я не вру. Я просто говорю, что да, меня это задело. Вы ушли из синдиката. Вы нам не друзья. Я знаю, что вы за люди, – мама не кричит, она выглядит разбитой, и я почти уверена, что она вот-вот заплачет. Джиллиан кладет свою ладонь на мамину руку: – Так, Лекси, Джейк, я советую вам перестать разговаривать, пока не приедет ваш адвокат, и тогда мы сможем докопаться до сути.