Кажется, телефон так и остался в шкафу. Я с трудом поднялась и побрела к полоске света в конце узкого коридора. Каждый шаг отзывался острой болью в ступнях. По кухне уже разливалось белесое марево рассвета. Я открыла шкаф, тяжело оперлась на полку с макаронами и набрала «03». В трубке зазвучали гудки. – Служба «Скорой помощи», что у вас случилось? – Ахм… – выдохнула я, с ужасом поняв, что не могу произнести ни звука. Там, где раньше рождались звуки, зияла пустота. – Алло, говорите. Что у вас случилось? Я громко задышала в трубку. Может, они решат, что тут человек при смерти? Вроде бы телефоны на станции «Скорой» определяют адрес. Или это только в кино? – Говорите, вас не слышно! Я тяжело опустилась на корточки, физически ощущая, как циркулирует кровь в ногах. Пожалуйста. Лестер единственный умеет обращать фантазии явью. Он такой же, как я. Он единственный помнит, что со мной случилось. – Вас не слышно, – снова сказал голос. В трубке послышались гудки. Я вернулась в комнату – мне казалось, что я спешила, но тело двигалось едва-едва. Наум так и не объявился. Я заглянула под кровать, под старое полосатое кресло – может, он забился туда и ждет? Но кроме пыли там ничего не было. Лестер все еще дышал. Поборов брезгливость, я проверила пульс у старухи – мертва. Что бы она со мной ни сотворила, ничего хорошего это не сулило. Я замерла посреди комнаты. Мысли разбегались. Почему она пришла именно ко мне? Где ко всем чертям Наум – не мог же он исчезнуть? И что мне делать с трупом в квартире? За окном взвыла сирена. Я подскочила – точнее, подумала, что подскочила, а на деле лишь слегка повернула голову. Из окна я видела, как машина с белыми и синими мигалками пыталась приткнуться в углу крошечного дворика. Это не «скорая». Это полиция. Думай, Вера. Думай. У меня в квартире труп и смертельно раненый мужчина. Я только что потеряла голос и не смогу объяснить, откуда они взялись. Отличный повод наконец познакомиться с системой правопорядка родной страны. Когда водитель припарковался, я уже приняла решение. Оглядела себя – ночнушка пропиталась кровью старухи и моим по́том. На улицу в таком виде нельзя. Минута мне понадобилась, чтобы доковылять до ванной и смыть кровь, тридцать секунд, чтобы скинуть ночнушку и запихнуть непослушное тело в джинсы и футболку. Мгновение – застегнуть стоптанные босоножки и бросить взгляд на старинные часы. Пять минут восьмого. Прости меня, Лестер. Я выскользнула в коридор, нарочно оставив дверь открытой. Шагать по ступеням было все равно что по гвоздям, я цеплялась за перила, как пьяная. На втором лестничном пролете столкнулась с мужчиной в форме. Он оглядел меня и задал самый бесполезный вопрос из возможных: – С вами все в порядке? Рука сама дернулась к горлу. Может, он знает, как помочь с голосом? А вдруг он решит, что я убийца? – Девушка? Махнув рукой себе за спину, я скатилась вниз по лестнице. На улице после грозы было прохладно. Сонный двор спального района казался необитаемым. Поймав на себе вопросительный взгляд водителя газели с выключенными мигалками, я поспешила в сторону автобусной остановки. Пустая дорога, пара машин. Где нахожусь, я представляла смутно, зато хорошо помнила карту городского метро. Уж там я точно сориентируюсь – и наконец доеду до мамы. Надо было раньше к ней съездить… С рук и ног постепенно спадало онемение, иглы исчезли. Я пристроилась позади женщины в брючном костюме, решив, что та направляется к метро. И правда: за очередным поворотом замаячила красная буква «М». В подземку я спускалась уже не одна. Людей вокруг заметно прибавилось – видимо, я попала в час пик. Интересно, что сделает Лестер, когда очнется? Как он объяснит, почему в квартире труп? Куда все-таки делся Наум? Не мог он просто исчезнуть. Это же кот, а не спичечный коробок. Очередной вопрос застал меня у турникетов. Остальные не глядя прикладывали к мигающему датчику карточки, а я застопорилась, силясь вспомнить, где достать такую же. Кажется, в кассе, но без голоса мне в жизни не объяснить, что нужно. Да и последние сто рублей остались в сахарнице. Под возмущенный окрик контролера я прошмыгнула через турникет, сбежала по ступенькам и запрыгнула в вагон, удивляясь собственной наглости. Прежняя Вера ни за что бы не сориентировалась так быстро. Впрочем, прежняя Вера не переживала ничего ужаснее ночи в старинной полуразрушенной усадьбе. * * * В вагоне я протиснулась к схеме метро. До мамы путь был неблизкий: проехать две остановки, пересесть на другую ветку и пилить до конечной. Внутри вагона было душно, как в банке. Передо мной, кряхтя и пошатываясь, устроилась бабулька в вязаной кофте и домашних тапочках, рядом завтракал мужчина в форме рабочего, разложив бутерброд с вяленой колбасой прямо на коленях. Я отвернулась, изо всех сил борясь с приступом тошноты. Поезд остановился. Двери разъехались со звуком, похожим на тот, с каким в фильмах перезаряжают автомат. Мужской голос объявил станцию. Ничего, кроме слова «пересадка», я не разобрала. По-моему, выходить мне нужно было только на следующей, но поток людей вынес меня на перрон. Судя по навязчивому запаху, бутерброд вышел следом. Я пыталась выбиться из потока, но безрезультатно – толпа несла меня и подталкивала, омывая запахами мужского пота и женских духов. Остановиться удалось только у эскалатора. Я прислонилась к стене, с трудом переводя дыхание. Тут кто-то схватил меня за руку выше локтя, да так крепко, как никогда не схватит незнакомый человек. Бритый мужчина в потертой кожаной куртке возвышался надо мной и внимательно разглядывал, будто сравнивая с кем-то. – Здесь сейчас произойдет несчастье. Надо уходить, – наконец выдал он, перекрикивая шум поезда. Я попыталась выдернуть руку, но не тут-то было. Хватка у него была стальная. – Я друг, – с нажимом произнес он и заглянул мне в глаза. Радужка у него была такая темная, что у зрачка казалась почти черной. Нос, кажется, когда-то был сломан, на щеках темнела щетина, на подбородке проступало несколько старых шрамов. Доверия это лицо не вызывало. – Станция заминирована. Через четыре минуты рванет. Да сегодня, что, объявили марафон: «Кто быстрее прикончит Веру»? Я беспомощно пялилась на него, пытаясь понять, может ли это быть розыгрышем. Чьей-то очень плохой шуткой. Лестер вполне мог бы подстроить подобное – раньше он постоянно устраивал забаву из разряда «бег с препятствиями» – забавно было, правда, только ему. Но Лестера чуть не убили. А этого мужчину я видела впервые в жизни. Не дождавшись ответа, бритоголовый крепче перехватил меня за предплечье и со словами «Просто иди за мной» потащил к эскалатору. Это было так неожиданно, что я споткнулась – и точно упала бы, не удержи он меня. А если он и заложил бомбу? Иначе откуда ему о ней известно? Нужно сказать остальным. Нужно… Как плохо, что я не могу вообразить собственный голос! Или плакат? Да кто его увидит. Может, объявление в громкоговорителе? Но аудиоиллюзии мне создавать еще не приходилось. У подножия эскалатора я столкнулась с бабулькой из вагона. Накрыло ощущение старческого, до невозможности мягкого тела и запаха ветоши. Кажется, я на долю секунды потеряла сознание. – Не отставай! – рявкнул мужчина и дернул меня, как мамы дергают непослушных детей. Сустав в плече пронзила резкая боль. Инстинкт самосохранения сработал раньше сознания – мужчина пошатнулся от невидимого напора воздуха. Ничего более угрожающего в тот момент я не придумала. – А ну. – Когда эскалатор закончился, он крепче перехватил меня за обе руки и поволок к выходу. – Молодой человек, что вы делаете?! – не то воскликнула, не то спросила сонная мамаша у нас на пути. В каждой руке у нее висело по такому же сонному ребенку. – Девушка явно не хочет с вами никуда идти! Я отчаянно закивала. Люди вокруг начали оборачиваться. Наконец-то. «Отпусти!» – Я уперлась пятками в пол и потянула на себя. Мужчина нетерпеливо обернулся. – Хельга, – бросил он на ходу, и на нас оглянулось еще больше народу. – Она ведь уже мертва? Ты, видимо, хочешь повторить ее судьбу? Я отшатнулась. Если он знает про Хельгу, значит, он с ней заодно? Я не успела додумать эту мысль – мужчина потащил меня дальше, мир крутанулся перед глазами, и я упала. Потолок мигнул белыми лампочками, вздрогнул и погас. * * * Я открыла глаза – небо. Ясное, бело-розовое, с молочными разводами и слепящим солнцем. Резкий, разъедающий глаза и ноздри запах расплавленного железа. Потом появился крик, тут же расщепившийся на множество других. Я вдохнула гари и этого крика – и ожила. Мир постепенно обретал очертания. Я лежала на чем-то твердом, чуть выше уровня земли. Мужчина в кожаной куртке стоял надо мной и смотрел вдаль. Я повернула голову вслед за его взглядом – там, где раньше был вход в вестибюль метро, теперь царил ад. Стеклянные двери разнесло на осколки, рамы выбило и покорежило. Асфальт у входа потемнел от крови. Меня замутило. Мужчина несильно сжал мое плечо. – Ты им уже не поможешь. Будто в противовес ему детский голос воскликнул: – Мамочка! Мама!!! Та женщина держала за руки двоих детей. – Больно! Воды!