— Дай мне знать, дедушка Энхем, когда вернется милорд. — Непременно. Мне бы не хотелось без него опрашивать таинэ Орияр о ночном происшествии. Выспалась я отлично всего за три-четыре часа. Мне снился наш великолепный замок, даже те уголки, в которых еще не успела побывать, когда числилась экономкой. Он разворачивался перед взглядом, как дивный цветок, лепесток за лепестком. И его лики отличались от тех, которые я помнила, яркостью, свежестью и мощью — Лаори-Эрль показывал себя юным и сильным. Красовался. Тосковал о былой силе и славе. О какой-то непонятной мне цельности, словно он был всего лишь забытым осколком чего-то еще более прекрасного и величественного, что немыслимо даже представить. И страдал. Страшно страдал от одиночества, длящегося тысячелетия. И радовался, что может говорить со мной во сне, хотя бы вот так. С этой мыслью я и проснулась. Потянулась на мягком, пружинящем ложе и… чуть не закричала от испуга: на стульчике у дверей неподвижно сидела незнакомая пожилая женщина в чепце горничной, из-под которого выбивались седые пряди. Подбородок был опущен на грудь, ладони лежали на коленях. Глаза ее были стеклянными, вытаращенными, как у куклы, и не моргали. А кожа мертвенно-желтая, словно вымоченная в формалине. Это был труп. На мой сдавленный вопль, придушенный ладонями, женщина резко вскинула голову. Медленно поднялась со стула и так же медленно поклонилась, расправив юбки черного форменного платья горничной. Труп оказался говорящим. — Миледи… — Такой глухой, деревянный голос мог бы принадлежать треснувшей цветочной кадке, если бы она заговорила. — При жизни я носила имя мэйстрес Дженни Чесс и была женой мэйстра Энхема Чесса. Сейчас я охраняю и прибираю четвертый этаж Лаори-Эрля. Дворецкий велел помочь вам с платьем и прической. Позволить мертвым холодным рукам трупа касаться меня? Ни за что! Никогда! Я боюсь трупного яда! — А что мэйстрес Тимусия или ее дочь? — спросила я, невольно попятившись. — Заболели. Эпидемия, не иначе. Под названием «саботаж». Утро, если оно начинается с беседы с трупом, не назовешь добрым. Я взяла себя в руки. Аристократы даже перед мертвыми слугами должны показывать совершенное самообладание и выдержку. — Мэйстрес Дженни Чесс, благодарю вас. Но я не могу утруждать почтенную мэйстрес еще и посмертной работой, когда в замке есть живые руки. Передайте мэйстру Чессу, чтобы отправил ко мне Белинку. Мертвая не двинулась с места. — Простите, госпожа, но это невозможно. Здесь запрещено появляться живым слугам, кроме дворецкого и — в случае военной опасности — командира гарнизона. — Кем запрещено? — Еще первым графом Орияром. И отменить запрет может только его потомок. — А кто прислуживал королям, когда они здесь появлялись? Неужели… мертвые? — обескураженно спросила я. — Да. Но короли обычно приезжали со своими слугами. За время этой беседы я немного привыкла к ужасному виду бедняжки, которой и после смерти не было покоя. Но этот запах! Почему я раньше не замечала, что в Лаори-Эрле пахнет мертвечиной? Ведь я знала, что граф использует мертвых, но они не попадались мне на глаза и никаких следов некромантии я не встречала. — Ясно. — Если вы позволите, ваше сиятельство, я кое-что объясню. — Бесстрастные глаза не мигая следили за тем, как я взяла расческу и провела ею по волосам. — Что именно? — Я в некотором роде голем, миледи. Мой бывший муж похоронил мое прежнее тело и создал новое из глины и воска как вместилище для моего духа. Удивительно, но сладкий трупный запах мгновенно исчез после этих слов, а вместо него появился тонкий медовый аромат. Вот что значит самовнушение! Впрочем, големам я доверяла столько же, сколько поднятым трупам. Ни то, ни другое не имело своей воли. Я отложила расческу и строго посмотрела на отражение служанки в зеркале. — И все же, мэйстрес Дженни, я не буду повторять второй раз сказанное мной. До тех пор, пока милорд не решит проблему с моей горничной или не будут готовы мои покои, я освобождаю вас от обязанности помогать мне. — Как будет угодно миледи. — Голем жены дворецкого медленно поклонился и ушел на негнущихся ногах. Надо ли говорить, что через пять минут я уже проклинала свою брезгливость? С принесенным Дженни платьем оказалось невозможно справиться без подсказки и второй пары рук. Отшвырнув платье с немыслимым количеством юбок, шнурков и крючков, я принялась обшаривать покои. Может, в штору завернуться? В шелковую простыню? Впрочем, комнаты были настолько женскими — даже туалетный столик с пудреницами и духами имелся, — что я не сомневалась: где-то должна быть и гардеробная. Она обнаружилась за ширмой в углу. Небольшая дверца вела в просторную светлую комнату с зеркалами, вешалками и манекенами для особо нарядных платьев, давно вышедших из моды. Казалось, здесь собраны одеяния всех эпох. И главное — некоторые были совсем простого покроя, зато с роскошными вышитыми и инкрустированными драгоценностями поясами. Такое и я смогу надеть без посторонней помощи. Особенно мне понравилось перламутровое струящееся платье, словно сотканное из лучей нежного утреннего солнца. Никакой отделки, только драгоценная ткань и элегантный покрой. К эффектной внешности Тиррины оно бы очень подошло. Но я выбрала другое, почти в цветах графского герба Орияров — серебряное с фиолетовым лифом, которое подчеркнуло бы мой новый статус таинэ Орияр. А обязательный черный штрих добавила, повязав черный пояс. Символично. Черный пояс — высший в единоборстве — я, можно сказать, заслужила, выдержав три года борьбы в ином мире. Разве я не мастер по выживанию? Пока я мерила платья и переодевалась, поняла, наконец, что меня так сильно поразило в словах горничной-зомби, что даже естественный для любого живого и разумного человека страх почти прошел. На мой вопрос, кем запрещено появляться здесь живым слугам, Дженни ответила: «Еще первым графом Орияром. И отменить запрет может только его потомок». Потому что этот запрет попахивал скрытым бунтом. Или насмешкой. В любом случае его сложно оправдать мерами безопасности высочайшей персоны королевства. А что я знала из истории войны Верхнего и Нижнего мира? Что первый граф Орияр был демоном. И не простым, а чуть ли не повелителем своей сферы, граничившей то ли со всей Айэрой, то ли только с Риртоном. Он попал в плен и предал своих — перешел на сторону врага, получил унизительный графский титул. И пусть титул был дарован вместе с рукой королевской сестры, но не ответил ли бывший повелитель демонов на эту подачку своеобразным унижением риртонского короля? И то, что ни один потомок не отменил запрет на живых слуг, тоже о многом говорило. А озноб, пробежавший по позвоночнику, подсказал, что я догадалась о чем-то очень важном. Я давно заметила за собой такую особенность. И еще знала точно: мой отец точно так же ёжился, когда переживал озарение. Правда, у него это касалось только бизнеса. Наконец я справилась и с прической, и с одеянием, и с чувствами. Позвонила в колокольчик. Явившейся на зов бедняжке Дженни велела сообщить мэйстру Чессу, что я готова принять приветствия всех жителей замка, и выразила надежду, что мэйстрес Тимусия с дочерью уже поправились. Ведь крепость Орияр-Дерт всегда славилась своими лекарями, способными и мертвых поставить на ноги. Жаль, что мой парадный выход как будущей хозяйки Орияр-Дерта состоится без поддержки Ворона. За неделю, проведенную во дворце, я привыкла к его постоянному — за исключением ночей — присутствию в пределах видимости. Сразу за дверями меня встречал дедушка Энхем, нарядившийся в праздничную ливрею с гербами Ворона, и командир гарнизона Гринд, тоже в парадном мундире с генеральскими и магическими нашивками. — Миледи, мы рады приветствовать вас в крепости Орияр-Дерт. Никакой радости на лице вояки я не заметила, равно как и на мрачных физиономиях всех без исключения магов, рыцарей и слуг, толпившихся внизу лестницы. Маги, за исключением лекаря и архивариуса, смотрели кто опасливо, как на ядовитую букашку, кто презрительно. А лекарь с товарищем — подчеркнуто равнодушно. Кухарка, полудемоница Шой, и вовсе отвернулась, сверкнув ненавидящим оком. Мымра Тимусия с дочерью стояли картинно-белые — наверняка мешок муки на себя вытряхнули, подделывая болезненную бледность — и делали вид, что с трудом держатся на ногах. Белинка так низко опустила голову, что ее лица и не разглядеть под пенными кружевами чепца. И только искренняя улыбка зеленоглазого Кенза светилась, как одинокая свечка среди надгробий на ночном кладбище. Я сделала попытку улыбнуться, но мышцы лица вдруг воспротивились как чужие, и, похоже, ухмылка вышла несколько зловещей. — Я потрясена вашей радостью и приветливостью, — с легким удивлением услышала я свой звонкий и весьма ехидный голос. И ничего не могла поделать: мне до жути хотелось бросить камень в эту молчаливую неприязненную стену. И никакое благоразумие и мысленный пинок, что графине не пристало такое поведение, не помогли. Меня завела эта демонстративная неприязнь и даже нескрываемая ненависть. Как бы ни насолила им Тиррина, она была лишь жестоким ребенком, а эти взрослые и даже старые люди и маги собрались ей мстить? Благо Ворон далеко и не видит, а Тиррина, как уже всем известно, лишилась магии? Сколько чужого зла мне придется исправить! — вздохнула я. Но сначала нужно поставить себя так, чтобы никто не смел даже помыслить о мщении или неповиновении. — Сэр Гринд, вы осведомлены о моем новом статусе в этом доме? — Так точно. — Тогда почему вы не объявили об этом во всеуслышание? Вы, как первый после лорда Орияра в его отсутствие обязаны сделать это по всем правилам. Предоставляю вам второй и последний шанс. Стервами не рождаются. Их бережно выращивает окружение. — Простите. — На щеках сэра рыцаря вспыхнули алые пятна. Аллергия на Тиррину, не иначе. — Леди Барренс, таинэ Орияр, мы рады приветствовать вас в замке Лаори-Эрль. Отныне это и ваш дом, как и вся крепость Орияр-Дерт. — Принимаю, сэр рыцарь. — Я протянула ему затянутую в перчатку руку, подхватила юбку и, поддерживаемая рыцарем, двинулась к ступенькам. — Вы, наверное, уже извещены, что я потеряла память. Я, увы, не помню ничего и никого, и ваше имя знаю лишь из-за ночного происшествия. Прошу вас представить мне остальных присутствующих. — Слышали? Она называет смерть Лин всего лишь происшествием! — прошипел кто-то из слуг. Я постаралась запомнить имя, когда мне его представил сэр Гринд: Кайо Брис, помощник конюха, сирота. Серые волосы, на удивление серокожее лицо, какое бывает у затворников, но никак не у помощников конюхов, серая мешковатая одежда на нескладной тощей фигуре. Ничего особенного внешне: отвел глаза и забыл. Может, ему нравилась Лин как женщина? Может, он мечтал о ней?