– Скоро всё это закончится. – Боб… – Мой оклик останавливает его на полпути к выходу. – Да? – Мне жаль. – Чего? – Шериф Стивенс. Его линия допроса. Я понятия не имела, что именно он собирается сделать, и это было совершенно неуместно. Мой телефон звонит, прерывая наш разговор. – Все… хорошо. Ты должна это понять. Он поворачивается и выходит из моего кабинета. Я беру трубку с кофейного столика. – Сара Морган. – Это шериф Стивенс. Я хотел сообщить, что ваш клиент сбежал из участка вчера вечером. Мы нашли его. Нам нужно, чтобы вы приехали. Связь обрывается – Стивенс дает отбой. – Ублюдок! – Я бросаю телефон и хватаю со стола кофейную кружку, швыряя ее о стену. Она разлетается на миллион осколков. 58 Адам Морган В участке передо мной разворачивается знакомая сцена – крики и тычки пальцами; слюна бесчисленных полицейских, отдающих приказы, льется на меня дождем. В их обращении со мной нет никакой мягкости, но именно такого обращения и заслуживает сбежавший и пойманный подозреваемый в убийстве, поэтому я не жалуюсь. Раньше у меня был своего рода статус: наручниками были скованы только мои руки, и только во время транспортировки. Это в прошлом. Теперь мои руки и ноги скованы наручниками и прикреплены друг к другу. Меня ни на секунду не оставляют без присмотра и едва позволяют говорить. Из того, что мне кричали, в памяти остались лишь несколько фраз: «перевод на строгий режим», «облажался по полной программе» и «ваш адвокат прибудет незадолго до вашего перевода». Последнее особенно разочаровывает, поскольку мне снова придется разыгрывать перед Сарой дурака. После того, как мне кажется, что я очень, очень долго терпел оскорбления, хотя и заслуженные, мне сообщают, что приехал адвокат. Меня переводят в комнату для допросов и приковывают наручниками к столу. Вскоре после этого входят Сара и шериф Стивенс. Первые слова Сары: – Это действительно необходимо? – Она указывает на мои руки, прикованные наручниками к столу. – Даже не начинайте, – говорит шериф Стивенс. Его гнев слишком очевиден. – Отлично, – фыркает Сара. – Послушайте, единственная причина, по которой вы здесь, – исключение каких-либо проблем в обращении с вашим клиентом и соблюдении его прав. Он будет переведен в изолятор строгого режима, и против него будет выдвинуто дополнительное обвинение в попытке избежать правосудия путем побега. – Я понимаю. Поведение моего клиента непростительно. И хотя мы настаиваем на его невиновности в связи с убийством Келли Саммерс, нельзя отрицать его неподобающее поведение в течение последних сорока восьми часов. Они оба говорят так, будто меня нет в комнате. Но, учитывая ситуацию, это, вероятно, к лучшему. – Прекрасно. Это будет учтено должным образом. Сейчас я оставлю вас наедине. У вас есть десять минут, а затем мы переводим его в государственную тюрьму Сассекс. Вы сможете запланировать все последующие встречи. Шериф Стивенс уходит, но не раньше, чем бросает на меня взгляд, который говорит: «Ты идешь ко дну, придурок». Сара поворачивается ко мне, как только закрывается дверь. – О чем, черт возьми, ты думал? – Сара, я могу объяснить… Она поднимает палец, чтобы остановить меня, и начинает тереть виски, закрыв глаза и склонив голову. Я могу только представить, что происходит у нее в мозгу. – Ты хоть представляешь, как сильно всё испортил? Даже если я каким-то чудом сниму с тебя обвинение в убийстве, ты всё равно отсидишь тюремный срок за побег. Речь идет о годах тюремного заключения. – Сара, ты не понимаешь… – Нет, Адам! Это ты не понимаешь! Давай хоть раз рассмотрим факты. Факт: ты сбежал из тюрьмы. Факт: тебя судят за убийство. Факт: ты ходил в дом репортера, которую даже не знаешь… – Но я знаю ее. Она помогает мне, – возражаю я. Сара ставит свою сумку на землю, достает из нее папку и двигает ее через стол. – Нет, не знаешь. Я смотрю на папку, но с моими руками, прикованными наручниками к столу, моя попытка открыть ее проваливается. Сара делает это за меня. С левой стороны прикреплена фотография Ребекки, а с правой стороны – какой-то отчет. – Что это? – Это Ребекка Сэнфорд. Только она не репортер. Она – частный детектив, и ее нанял Скотт Саммерс. – Что?.. Это просто смешно! Зачем ему это делать? – Я пытаюсь вскинуть руки, забыв, что на мне наручники. Сара стучит кулаком по столу. – Послушай меня, Адам. На самом деле она никогда тебе не помогала. Скотт не доверял тебе. Что тут неясного? – Не знаю… Просто думал, что она на моей стороне… – Я опускаю голову. – Единственный человек на твоей стороне – это я. – Она складывает руки на груди и постукивает каблуком по полу. – Я знаю. – Твои выходки дали обвинению кучу боеприпасов. Ты выставил себя идиотом, диким животным, которое готово на всё – даже на убийство, – чтобы добиться своего. – Сара качает головой. – Что я могу сделать, чтобы всё исправить? – Мои глаза наполняются слезами. Как я мог быть таким глупым? – Ты можешь отправляться в тюрьму. Ты можешь, черт возьми, оставаться там, пока не закончится твой суд! Сара берет сумку и перекидывает ее через плечо. Я ничего не говорю – просто киваю. Она идет к двери и, прежде чем выйти, поворачивается ко мне: – Адам… Я смотрю на Сару, надеясь, что ее слова будут добрыми. Надеясь, что она простит меня и поймет, откуда я пришел и что делал, как бы глупо это ни было. – Я думаю, кто-то другой мог бы посоветовать тебе начать молиться, потому что тебе понадобится чудо, чтобы выбраться из всего этого. Но ты знаешь, что я не верю в Бога, так что пока ты сам по себе. И она уходит, позволяя двери закрыться за ней. 59 Сара Морган Не могу больше заниматься этим дерьмом. Всё продолжает складываться против меня. Я закрываю дверцу машины и вхожу в тускло освещенное офисное здание. Уже поздно, но Энн сказала, что Мэтью попросил курьера доставить посылку пораньше: результаты ДНК ждут меня на моем столе. Слышу жужжание пылесоса. Единственные, кто находится здесь так поздно, – это уборщицы. Уже больше девяти вечера. Судебное разбирательство начинается в понедельник. Я поднимаюсь на лифте на четырнадцатый этаж. Когда я иду, загораются огоньки датчиков движения. Прежде чем я добираюсь до офиса, звонит телефон. Я откапываю его в сумочке и, не глядя, быстро отвечаю, просто чтобы заставить его замолчать. – Что это такое? Мать не может навестить своего собственного сына в тюрьме! – Элеонора кипит от возмущения. Я сразу же жалею, что не посмотрела на имя абонента, прежде чем ответить на звонок. – Его право на посещение аннулировано из-за побега. – Чушь! Когда я смогу его увидеть?