Смог ошарашить, каюсь. Сюрприз получился знатный. Я секундочку помолчал в раздумиях, потом ответил: – Наверное, потому, что вопрос там был семейный, вот я и не придал этому значения. – И напрасно. Важна каждая мелочь. Расскажите, что там. Вот же сволочина. Как бабка-сплетница возле подъезда. Ладно, попробуем поиметь пользу и для себя. – Михаил Андреевич, там приглашение на конференцию в Цюрих… – Что вы ко мне со всякой ерундой лезете? Чазов решит ваши вопросы с выездом. Вы что, до сих пор не поняли? Это теперь вопрос престижа! Естественно, вы с Морозовым будете представлять нашу страну. И хватит об этом. Если возникают какие-то вопросы, которые надо решить – есть Юрий Геннадьевич, в конце концов. Это в его компетенции. Давайте уже, докладывайте по Андропову. * * * Закончился июль, наступил жаркий август. Утром второго числа я мог по дороге на работу лицезреть парочку нетрезвых граждан в голубых беретах ВДВ. Массового размаха праздник еще не приобрел, всё впереди – разбитые головы, прочие утопления в фонтанах, расколоченные о собственные и чужие головы бутылки, избитые таджики с азербайджанцами и прочие неизменные атрибуты. А сейчас воины дяди Васи выглядят просто странноватыми пьяницами. Прямо перед началом смены Дыба решила провести летучку. Всех загнали в конференц-зал, Екатерина Тимофеевна проверила чистоту халатов, наличие галстуков у мужчин, длину юбок и глубину декольте у женщин. Пара врачей получили замечания за легкую небритость, еще тройку докториц отчитали за якобы фривольные наряды под халатами. Где там она узрела нарушение дресс-кода – одной главной врачихе только и известно. Вот прям старшина проводит осмотр вверенной роты. Подворотнички не подшиты, сапоги не начищены, бляхи на ремнях тусклые… – Первое, – главврач зашла за трибуну, раскрыла свой кондуит, куда записывала косячников. – Что за ранние уходы домой? Смена еще не закончилась, а в раздевалке уже битком! Народ заволновался, попросил озвучить фамилии «бегунков». И Дыба их зачитала. Социализм – это что? Правильно, учет и контроль. – Второе. Я сколько раз говорила приходить на смены пораньше, хотя бы за полчаса? – Нам их не оплачивают! – вылезла вперед фельдшерица, что пытала меня за «Черный квадрат». Ого, да тут фронда цветет! – Имейте совесть, товарищ Капитонова! – отрезала Дыба. – У вас отпуск сорок дней, дополнительные выплаты за вредность, каждый год повышение квалификации вам оплачивает государство. Трудно прийти на полчаса раньше, проверить укладку, приборы? А что это за внешний вид у вас? – главврач решила добить Капитонову: – Сережки с бриллиантами в ушах, духами за километр веет? Вы кем себя вообразили? Жительницей цэковских домов? Неоднократно вас инструктировали о недопустимости нарушения установленного… И поперла, гав-гав-гав с повторами. Сколько можно эту байду рассказывать? А все сидят, слушают. Вон, Капитонова возбухала, а серьги сняла, в карман спрятала. К моему огромному удивлению, Екатерина Тимофеевна попросила меня встать и на моем примере показала, как должен выглядеть образцовый советский врач. Халат наглажен, галстук не вызывающих тонов. Я стоял, мне было ужасно неловко, коллеги неодобрительно на меня косились. Друзей в коллективе это мне не прибавит. И чего только Дыба так меня рекламирует? Заглаживает вину? Или наоборот, подставить хочет? Скорее, второе. После того как тема внешнего вида и трудовой дисциплины была исчерпана, главврач подняла вопрос с детской хирургической патологией. Очень животрепещущий, ага. – На десятой подстанции случилась отвратительная история. Детская бригада приехала на боль в животе к ребенку четырех лет. Поставили аппендицит, попытались забрать мальчика для госпитализации. Мамашка-дура не дала, подписала отказ. После чего ребенок на следующий день умер от разрыва аппендикса и последующего перитонита. Коллеги! Если родители не дают забрать ребенка с острой хирургической патологией, вы никуда не уезжаете, звоните срочно мне! А я уже поднимаю всех – суды, советские органы, милицию. И мы забираем ребенка принудительно. Как, интересно, она у министров и кренделей со Старой площади планирует насильно изымать детей, нам не рассказали. А жаль, это было бы самое увлекательное место в сегодняшнем мероприятии. Закончив накачку, Екатерина Тимофеевна отпустила врачей и фельдшеров. А меня попросила задержаться. – Вот твоя характеристика и подписанный отчет о практике для института, – Дыбенко протянула мне две бумаги. Я их быстро просмотрел. Там были восторженные дефиниции. Прям бери и назначай меня главврачом всей Кремлевки. – За что такие подарки? – удивился я, разглядывая Екатерину Тимофеевну. И она покраснела! Прямо как я пять минут назад. Сначала вспыхнули уши, потом шея и щеки… – Ты очень… очень хороший специалист, Андрей… Это не только мое мнение! Геворкян отзывается о тебе как о готовом враче, советовал взять в штат после окончания института. – У меня другие планы в жизни, – я уклонился от предложения. – Но за характеристику спасибо! Ладно, считай, перемирие мы заключили. – А теперь расскажи мне, что за история с Андроповым, вашей поездкой с Крестовоздвиженским. Екатерину Тимофеевну аж напомаженный ротик приоткрыла – так хотела знать подробности. – Извините, товарищ Дыбенко, – официально ответил я. – Вы же знаете наши правила. Секретность, подписки… Она совсем поехала, что ли? С какой радости я ей докладывать буду, что говорил Андропов? Тут впору в первый отдел сообщать, что руководитель пытается узнать конфиденциальные подробности жизни первых лиц. Сто процентов, подставить меня хотела. Анидаг и асырк, как говорили в фильме «Королевство кривых зеркал». * * * Мы ехали с вызова. Опять кто-то на солнце перегрелся и решил, что у него болит голова. Тоска и рутина. Геворкян даже носом клевал, сидя в кресле. Я расслабленно смотрел на тротуар, по которому сновали вялые прохожие. И открытое окно не спасало ни фига. Вдруг взгляд зацепился за какую-то маленькую женскую фигурку. Она вроде как споткнулась, а потом снопом рухнула на асфальт, лицом вниз, и замерла без движения. Блин, центр города, Чистопрудный бульвар. – Александр Петрович, стойте! – крикнул я. – Что стряслось? – встрепенулся водила, а одновременно с ним и доктор поднял голову. – На тротуаре, смотрите! – я ткнул пальцем. – Человек только что упал! – Ох ты ж… А я и не увидел… Мы подъехали к лежащей женщине. Десяти секунд не прошло, а народ начал собираться. Одна сердобольная дама даже принялась размахивать руками перед лобовым стеклом, будто не видела, что машина тормозит. Хуже внезапных уличных вызовов для «скорой» нет ничего. Да, всё как в том анекдоте о покушении на Брежнева, когда депутат съезда не смог попасть с трех метров. Или о возможности секса на Красной площади. Слишком много свидетелей и советчиков. И ведь каждый мнит себя настоящим специалистом и требует, чтобы сделали именно так, как он сказал. Да, воспитание детей, выигрыш чемпионата, политика и лечение человека – ни одно из этих занятий не требует образования, каждый эксперт. Вот и мы влипли. И плевать на ведомственную принадлежность. Улица – равно экстренность, обслуживать надо в любом случае. Женщина лежала ничком, неловко подвернув под себя левую руку. Правая, наоборот, откинута в сторону. Чуть вдали лежит черная дамская сумочка, отлетевшая при падении. Синее платье, красивое, шелковое, подвернулось, обнажив трусики. Туфелька слетела с ноги, и я на секунду удивился, где же она так побила ступни. Будто всю жизнь босиком кирпичами в футбол играла. И никакая она не женщина, скорее, девчонка. Только худая, пипец. Если по весовым категориям, она бы и в наилегчайшую, самую первую, не отобралась. Но это мельком, пока я переворачивал ее на спину и пытался нащупать пульс на сонной артерии. Хотя одного взгляда на уже остекленевшие и оставшиеся открытыми глаза с расплывшимися зрачками хватило, чтобы понять – для нас тут работы больше нет. И Геворкян это прекрасно понимал, но шоу должно продолжаться. Так что мы мерили давление, цепляли электроды кардиографа, дышали амбушкой и качали грудь посредством непрямого массажа. Когда приехали менты, вызванные по нашей просьбе, прошло двадцать две минуты. Мы остановили реанимацию ввиду неэффективности, не дотянув до положенных тридцати минут. Но это мы знали время начала, а не эксперты. Да и незачем было ее мучить. На ЭКГ с самого начала была асистолия, тут никакая стрельба дефибриллятором не помогла бы, даже будь он у нас. Наоборот, если так хоть теоретический шанс есть, то после начального разряда в сто пятьдесят джоулей – вообще ноль. Хорошо, водитель помогал, я смог уколоть атропин с адреналином под язык. Толку, правда, никакого, но хоть что-то сделали. Стражи порядка разогнали любопытных стандартным вопросом о свидетелях. Остался старичок с палочкой и та самая женщина, что бросалась под колеса нашей машины. Сержант открыл сумочку и достал паспорт. «Котик Ирина Андреевна, шестьдесят третьего года», – пробормотал он, записывая данные. Итить же… Восемнадцать лет! Болела, может? Или добила себя диетами? Следующим он выудил пропуск на работу. Государственный Большой театр. Балерина. Жаль девчонку. Всю жизнь с раннего детства вкалывала у станка, рвала связки и разбивала ступни на пуантах. Крутила фуэте и мечтала выйти из кордебалета. Отказывала себе в еде и ходила на бесконечные репетиции. И всё напрасно. – Собирайте вещи, Андрей, поедем, – вырвал меня из задумчивости Геворкян. * * * – Я, я… объяснить хочу! Стоило мне добраться до фойе кремлевской «скорой», как я нос к носу столкнулся с… растрепанным Игорем Андроповым. В больничном халате, с газетой в руках. – Вы что, сбежали из наркологии? – обалдел я. – Я? Нет, конечно, – глаза сына председателя КГБ бегали, будто он ищет только что потерянную шпаргалку с подсказками для разговора. – Отпросился. Тут же в соседнем корпусе. – Ну раз отпросились… Я направился в пустой буфет, попросил себе и Андропову чая. В наличии были свежие плюшки с корицей – взяли и их. – Ну так что вы там хотели объяснить? И почему мне? – Тебя очень Цинев хвалил отцу. Говорит, что ты новая восходящая звезда нашей медицины. Я посмотрел на первую полосу «Правды», державный бровеносец получил какую-то очередную цацку на широкую грудь. «50 лет в партии» или «Первый август в этом году». Что-то типа того. – Не знаю, насчет звезды, но судя по румянцу – прокапали мы вас хорошо. – Именно. У меня такое первый раз! Обычно выход из запоя очень тяжелый, мучительный. А тут как огурчик. – Никаких секретных методик! – я поднял руки в защитном жесте. – Обычные препараты, ничего сверхъестественного. – …Я будто проваливаюсь туда, в синеву, – Андропов был на своей волне и меня не слушал. – Обычный человек, обычная жизнь. Хожу в министерство, работаю. А потом бац, меня нет! Раньше гудеж имел какую-то предысторию. Повысили по службе – папу все боятся, меня быстро двигают вверх в центральном аппарате МИДа, ушла девушка или бросил ее, праздники или просто пошло что-то не так… естественно, всегда все решает и помогает литр водки, другие мысли не приходили в голову никогда. Последние четыре года все по-другому, женился, меня любят, я взаимно, с работой все гладко. Но… стабильно раза два в год, когда все прекрасно, я улетаю в запой недели на две, а то и больше. Уезжаю из дома на старую квартиру родителей, покупаю все с запасом, чтобы меньше выходить на улицу, закрываюсь и пью один. Помню только первый день, дальше это похоже на самоубийство, потому что цель одна: скорее вырубиться и не думать, не вспоминать. Где-то читал, есть такая стадия алкоголизма, или это отдельное заболевание – дипсомания, симптомы схожи. Без причин слетаешь, потом так же вылетаешь. Живу, работаю дальше год или полгода и даже не думаю об алкоголе, пусть даже рядом кто-то бухает, но я знаю, что-то со мной произойдет в определенный момент, что-то щелкнет, а узнаю я об этом только в тот первый день, который помню… Игорь говорил быстро, сбивчиво, будто пытаясь что-то до меня донести. Важное. Но в откровениях алкоголиков нет ничего важного. Вся их болезнь развивается по скучному стандарту. Будто в СССР есть ГОСТ «алкоголизм». – В этот раз была новая домохозяйка. Она испугалась, вызвала сразу вас… – Андропов на автомате выдул горячий чай, даже не заметил. Может, крикнуть санитаров? Что-то он перевозбужденный какой-то – У меня просто нет силы воли завязать. Так мне отец сказал. Я слабак. – Он говорил это в сердцах! – резко произнес я. Надо этот поток бреда заканчивать. – Вы поймите! На тему алкоголизма написаны тысячи научных статей, куча народа защитила диссертации. Придуманы всякие лекарства, «торпеды». А воз и ныне там. Не умеют массово лечить это заболевание. Знаете, какая доля ремиссии у алкоголиков? Всего пятнадцать процентов могут завязать навсегда. И дело даже не в силе воли. Алкоголь ломает людей медленно, но верно. Так, как не снилось ни одному наркотику. Обычные люди не понимают, насколько сильно этиловый спирт встраивается в биохимию мозга. Только и могут, что продолжают говорить: «У тебя нет силы воли!», «Ты тряпка». – Да, да, я тоже много над этим думал. Пытался выйти из качелей – «запой – чувство вины – обещания», но ничего не выходит. – Игорь скомкал «Правду». – Что же мне делать? Помоги!