– Мы женимся! – уверенно произнес Давид. Тут я, конечно, обалдел. – Серьезно? – Серьезней некуда. Мне московская прописка нужна, чтобы зацепиться с распределением за столицу. Я поработал в Сухуми и скажу тебе – спасибо, не надо. Курортная медицина там на уровне, но что делать остальные семь месяцев? Смотреть на шторма и прописывать анальгин старушкам? Сплю и вижу. Можно, конечно, посмотреть на операционную, в которой сам Вишневский у стола стоял, но поверьте, она ничем от остальных не отличается. – А Сима в курсе твоих матримониальных планов? – поинтересовался я. – Еще нет, но за ней дело не станет, – Давид полез в карман, достал оттуда золотое кольцо с бриллиантом. Карата так на два. – Смотрите! Дядя Темир подогнал. Мельник заинтересовался, взял в руки, попробовал камень на бутылке с пивом. – Настоящий? – Аккуратнее, – Давид забеспокоился. – Выпадет еще. – И когда собираешься делать предложение? – я задумался, говорить Ане о планах друга или промолчать? Передаст все сестре, а Серафима возьмет и откажет Давиду. Так-то муж из него выйдет хреновый. Если хотя бы половина того, что он рассказывает про свои каникулы в Абхазии – правда, то московским медсестрам, фельдшерицам, докторицам стоит приготовиться. Нет, не буду ничего говорить – пусть сами разбираются. Небось Сима не первый год знает Давида, все его плюсы и минусы… Но я бы посмотрел на еврейско-абхазскую свадьбу. Должно быть весело. – Ближе к концу года, – Ашхацава убрал кольцо, достал белый почтовый конверт. – Надо еще понравиться родителям Голубевой. Они меня считают неперспективным. Смотрите. Жестом фокусника Давид достал из конверта четыре билета с печатями. – Пугачиха! С Раймондом Паулсом. Совместный концерт в ДК МАИ. – Тоже дядя Темир? – Он. – А почему какой-то вшивый дворец культуры? – я взял билеты, рассмотрел. Все верно, авиационный институт. – Что значит вшивый? – обиделся Давид. – Да там крутой концертный зал на тысячу мест! Хотел тебе с Аней предложить, парное свидание, все дела, но тебе-то во «вшивый» ДК небось пойти не захочется… – подколол меня «князь». – Да уж как-нибудь переживу, – покивал я. – Подавлю подушку, поразглядываю голых велосипедисток из Англии, – я небрежным жестом достал плакат «Квинов», распахнул его. – Перед заездом на стадионе «Уэмбли», город Лондон. Глаза Мельника остекленели, даже привыкший ко всему Давид открыл рот. – Дай! Это… тот самый?! Где?! – Что? Не слышу! Какой-то шум в ушах. – Пан!!! – «Я в восьмом ряду, в восьмом ряду… – я помахал плакатом перед носом вскочившего Ашхацавы. – Меня узнайте, мой маэстро…» * * * После того, как все пиво было выпито, лещ съеден, а британские велосипедистки в лице советского жюри из трех нетрезвых парней получили свои баллы на конкурсе красоты, разговор свернул на политику. Я даже сначала не понял, как такое случилось. Давид обратно в Москву ехал на поезде, попутчик включил «вражьи голоса» на радиоприемнике – друг наслушался всякого разного. Начал нам пересказывать. В первую очередь про Польшу. «Солидарность» против какого-то Кани – первого секретаря пшекского ЦК. В правительстве уже фигурирует Войцех Ярузельский, и дело идет к военному положению. Но еще не дошло. Весь вопрос стоит так – с советскими танками или без. – Первая отвалится Польша, – размахивал плакатом подвыпивший Давид. – Тридцать пять миллионов жителей спят и видят в гробу это социалистическое братство. Никакими танками их не удержать. Потом отвалится Чехословакия и Венгрия. Думаете, они забыли шестьдесять восьмой и пятьдесят шестой год? Варшавскому договору хана. В центральную Европу зайдут американцы с англичанами. Привет, НАТО. Я поразился точности прогноза. Все ведь так и будет. – Потом Прибалтика. Знаете, как нас там не любят? – Слушай, Давид, харэ гнать на Союз, – набычился Мельник. – Я за него кровь проливал. Поляки, хрен с ними, пусть проваливают. Невелика потеря. А Союз мы разваливать не дадим! Не ты строил – не тебе ломать! – Но жить-то мне! – А что, поди плохо живешь?! – Плохо! Вот где жизнь! – Ашхацава помахал еще раз велосипедистками. – Где хочешь селись, никаких тебе выездных комиссий и парторгов, прописок. Во что хочешь верь. Дефицита никакого! – Кроме денег, – пошутил я, но меня даже не услышали. – Под американцев, значит, лечь? – Мельник поперевертывал бутылки, но все они были пустыми. – Свобода! Давид уже был на своей волне, никого не слушал. – Хочешь идти в политику? Пожалуйста. Журнал свой открыть? Про тяжелый рок? Хоть десять штук… – Ты смотри, как его понесло, – Мельник повернулся ко мне. – Вроде еще даже до водки не дошли. – Если бы дошли, – вздохнул я, – у Давы бы уже Абхазская народная республика образовалась. И сказал Исав Иакову: «Я обессилел от голода, дай мне немного этих красных бобов». Но Иаков ответил: «Продай мне твоё право первородства». – «Я умираю от голода, – сказал Исав, – и если я умру, то к чему мне богатство моего отца? Я отдам тебе мою долю». Но Иаков сказал: «Сперва поклянись, что отдашь». Исав поклялся Иакову и продал ему свою долю богатства их отца. И тогда Иаков дал Исаву еды и хлеба. Исав поел, попил и ушёл и пренебрёг своим правом первородства. Библия, Бытие, главу и стих не помню. Оба парня обалдело на меня уставились. – О чем это ты? – первым пришел в себя Ашхацава. – Бытие какое-то… – Это я о тебе и твоей «похлебке», Дава. Глава 15 Я где-то подозревал, что специфического веселья и на элитной «скорой» хватает. Ведь не может быть постоянно хорошо, так же? Но когда нам дали вызов на «ударился головой», я поначалу ничего не заподозрил. Похватали наши вещички со свежеотдохнувшим Валентином и полной бригадой пошли к машине. Пока ехали, Валя кормил нас байками про отдых. – Сидим с женой на остановке, ждем автобус, никого не трогаем, вдруг мимо нас «Волга», двадцать четвертая, и аккурат возле нас носом тыкается в выбежавший на дорогу фонарный столб. Мы даже испугаться не успели. Я вскочил, думаю, надо глянуть, может плохо кому стало. Тут гайцы подъехали, видать, они с этой машиной наперегонки катались. И мы с милиционером почти одновременно подошли. Открывается передняя дверца, а оттуда такой штын, что я начал по сторонам смотреть, не курит ли кто, а то взорвемся. И мужик за рулем совсем никакой. Ездить ведь легче, чем ходить. Смотрит на гаишника стеклянными глазами и спрашивает: «Знаешь, кто я?» Мент засомневался сразу, даже отступил на полшага назад. «Не знаю», – отвечает. «Вот и я тоже не в курсе», – говорит пьяный. – И что с ним потом? – спросил наш водитель. – Так автобус подъехал, концовка без нас. Наверное, всё зависит от ответа на вопрос, – философски заметил Валентин. – Могут прав лишить, а могут вежливо посоветовать осторожнее ездить. – Все животные равны, но некоторые равнее, – процитировал антисоветскую книжонку Авис Акопович. Почитывает, значит, запрещеночку. – Пойдемте, наш адрес. В дверь пришлось долго звонить. Я даже высказал гипотезу, что ударившийся головой либо потерял сознательность, либо ушел. Но тут нам открыли. Просто распахнули дверь, и мы увидели удаляющуюся спину какого-то хлопчика. Да уж, эта квартира меньше всего походила на те, в которых до этого приходилось побывать. Нет, с площадью, высотой потолков и паркетом, насквозь пропитанным мастикой от многолетнего натирания, всё было в порядке. А вот с содержимым… Натуральная блат-хата, честное слово. Противогаз бы пригодился, потому что от смеси табачного дыма, бухла и чего-то еще, чрезвычайно знакомого, начало пощипывать глаза. И окна ведь открыты. Ага, и Валентин нос трет, чтобы не чихнуть. А вот и полная тарелка папиросных бычков, ясное дело, третий компонент – конопля дикорастущая. Золотая молодежь, чтоб их. Пожалуй, даже, что и бриллиантовая. Потому что высокопоставленные соседи вряд ли стали терпеть этот шалман рядом с собой, будь возможность убрать его. Где-то играла музыка, мимо нас прошла какая-то голая девица, не обратив внимания. Ясен пень, у нее ведь предпоследняя стадия опьянения, застенчивая. Ну это когда за стенку держатся для устойчивости. И только после этого к нам выбежал чернявый парень. – Скорая? Наконец-то! Сюда! Что же не провели, придурки? Последнее он не нам сказал, в сторону куда-то. Странное дело, этот вполне трезво смотрится. Лет тридцати, жгучий брюнет, с небольшой бородкой. Сильно похож на британского певца Криса Ри, кстати. Если трезвый, почему сразу не встретил? Ого, да тут у нас веселье по полной. Некто вроде бы мужского пола сидит на полу и экспериментальным путем пытается выяснить, что случается с человеком после снятия скальпа. Голова вся в крови, то же самое и с теми частями организма, которые расположены чуть ниже. Рядом валяются пара окровавленных полотенец и разорванная пополам рубаха. Вернее, вторую половину раненый прижимает к голове. Ну, полетели. Надо срочно вытащить пострадавшего на более сухое место, снять окровавленную одежду, вытереть кровь, наложить давящую повязку. Чем хреновы кровотечения из волосистой части головы – они чрезвычайно трудно останавливаются. Шить надо обязательно. Я повернулся к встретившему нас парню. Ну очень знакомое лицо. Придется думать, где я его видел. – Надо бы воды набрать, хоть немного обмыть вашего товарища. Таз, кастрюля большая, что угодно. Поможете? Он кивнул и повел меня в ванную. Блин, тут кто-то спит. Ничего, мешать не будем. Я снял таз с крючка, сунул его под кран. – Павлика в больницу? – спросил брюнет. Ага, имя раненого уже известно. – Конечно. Швы надо накладывать. А что случилось здесь? – Да по пьяной лавочке бабу не поделили. Было бы кого делить, – презрительно закончил он. – Это ту, голую? – я кивнул в сторону коридора. – Ага. Ирка. Та еще прошмандовка. Все трется рядом, меняет мужиков как перчатки. Или они ее. – Извините, где я мог вас встретить? Лицо знакомое, но вы точно не Крис Ри, по-русски говорите.