Четырнадцатилетнего парнишку звали Бенни Дрейк, и он был Бритвой. «Бритвы» — так назвала свой клуб немногочисленная группа преданных скейтборду подростков. Местная полиция посматривала на них косо, но занятие это не запрещала, несмотря на просьбы Ренни и Сандерса о таком запрете (на последнем городском собрании в марте стараниями этой сладкой парочки из бюджета вычеркнули расходы на создание специальной безопасной площадки для скейтеров, на городской площади за трибуной). Его сейчас осматривал тридцатисемилетний Эрик Эверетт по прозвищу Расти,[19] фельдшер, работавший вместе с доктором Роном Хаскелом, которого Расти представлял себе в образе Великого и Ужасного Волшебника Оза. «Потому что, — объяснял Расти (но только тем людям, кому мог доверять так же, как и жене), — он очень уж часто остается за занавесом, тогда как мне приходится выполнять всю работу». Расти проверил, когда юному мастеру Дрейку последний раз делали прививку от столбняка. Осенью 2009 года, очень хорошо. С учетом того, что юный мастер Дрейк неудачно исполнил «уилсон»[20] на бетоне и прилично рассадил икру. Жизни рана не угрожала, но и не шла ни в какое сравнение с обычной ссадиной. — Электричество включили, чувак, — заметил юный мастер Дрейк. — Это генератор, чувак. Обеспечивает больницу и Центр здоровья. Мудро придумано, да? — Старая школа, — согласился Дрейк. Какие-то мгновения взрослый и подросток молча рассматривали шестидюймовую рану на икре Бенни Дрейка. Очищенная от грязи и крови, она по-прежнему выглядела рваной, но уже не такой ужасной. Городская сирена смолкла, но издалека доносился вой других сирен. А потом включилась пожарная сирена, заставив их обоих вздрогнуть от неожиданности. «Скорой» пора на выезд, подумал Расти. Твитч и Эверетт спешат на помощь. С парнем надо бы побыстрее закончить. Да только лицо у мальчишки очень уж побледнело, а в глазах, как показалось Расти, стояли слезы. — Боишься? — Есть немного. Мать не разрешит мне гулять. — Так ты этого боишься? — Расти догадывался, что Бенни Дрейка не всегда пускали гулять. Видно, очень даже часто. — Ну… А будет очень больно? Расти поначалу прятал шприц. Теперь ввел три кубика ксилокаина и эпинефрина — обезболивающей смеси, которую по-прежнему называл новокаином. И ждал, пока смесь сработает, чтобы не причинять пацану лишней боли. — Не больнее, чем сейчас. — Уф, тогда приступай. Терпеть можно. Расти рассмеялся. — Ты прокатился по фулпайпу, прежде чем сделать «уилсон»? — Бывший скейтер проявлял искреннее любопытство. — Только на хафе,[21] но и это забирает! — Бенни просиял. — Как думаешь, сколько швов? Норри Кэлверт наложили двенадцать, когда прошлым летом она навернулась в Оксфорде. — Не так много. — Расти знал Норри, маленькую готку, которая просто мечтала о том, чтобы убиться на скейтборде, прежде чем кого-то родить. Он нажал на край раны иглой. — Чувствуешь? — Да, чувак, еще как. Ты слышал: там что-то бабахнуло? — Бенни небрежно указал на юг, сидя на смотровом столе в одних трусах и пачкая кровью бумажную простыню. — Нет, — отмахнулся Расти, хотя слышал, как бабахнуло дважды, только боялся, что не бабахнуло, а взорвалось. С обработкой раны следовало поторопиться. А где Волшебник? На обходе, по словам Джинни. Сие скорее всего означало, что спит в комнате отдыха врачей в «Кэтрин Рассел». В последнее время этот замечательный Волшебник, отправляясь на обход, оказывался именно там. — Что-нибудь чувствуешь? — Расти вновь уколол ногу иглой. — Не смотри. Глаза могут обмануть. — Нет, чел, ничего. Ты водишь меня за нос. — Нет. Нога у тебя онемела. — При этом Расти подумал: И не только нога. — Ладно, начнем. Ляг, расслабься и наслаждайся полетом с «Кэтрин Рассел эрлайнс». — Он еще раз промыл рану стерилизующим раствором, очистил, потом подровнял края верным скальпелем номер 10. — Шесть швов моей лучшей нейлоновой ниткой номер сорок. — Страх какой. Думаю, я могу блевануть. Расти протянул подростку тазик для рвоты, который также назывался блевотной кастрюлей. — Блюй сюда. Отключись, и ты в свободном полете. Бенни не отключился. И не блеванул. Расти уже накладывал на зашитую рану стерильную марлевую салфетку, когда раздался стук в дверь, а потом появилась голова Джинни Томлинсон. — Могу я с тобой поговорить? — На меня внимания не обращайте, — вставил Бенни. — Я это люблю, побыть с самим собой, — добавил маленький наглец. — В коридоре, Расти. — На подростка Джинни и не взглянула. — Я сейчас вернусь, Бенни. Сиди и не волнуйся. — Не парься, никаких проблем. Расти последовал за Джинни в коридор. — Пора на выезд? — спросил он. За спиной Джинни, в залитой солнцем комнате ожидания, мать Бенни бросила на фельдшера мрачный взгляд, оторвавшись от книги с обнимающейся парочкой на обложке. Джинни кивнула. — Сто девятнадцатое, граница с Таркерсом. Еще один несчастный случай на другой границе города, с Моттоном, но, как я слышала, там все трупы. Столкновение самолета с грузовиком. Самолет пытался приземлиться. — Ты заливаешь? Элва Дрейк, хмурясь, оглянулась, потом вновь уткнулась в книгу. Или просто смотрела в нее, пытаясь сообразить: поддержит ли ее муж, если она запретит Бенни гулять, пока ему не исполнится восемнадцать? — Ничего я не заливаю. — Странно как-то. — Но парень на границе с Таркерсом еще жив. Водитель грузовика для доставки продуктов, как я поняла. Пошевеливайся. Твитч ждет. — Ты закончишь перевязку? — Да. Иди, иди. — А доктор Рейберн? — У него пациенты в Мемориальной Стефенской. — Она говорила о больнице в Норуэе. — Он уже едет, Расти. Шевелись. Прежде чем уйти, он сообщил миссис Дрейк, что у Бенни все хорошо. Элву эта новость вроде как не шибко обрадовала, но она его поблагодарила. Дуги Твитчел сидел на бампере старенькой «скорой», которую Джим Ренни и его коллеги из городского управления даже и не думали заменить, курил и нежился на теплом солнышке. Еще он держал в руке портативную рацию, и она бубнила без умолку: голоса возникали внезапно и наслаивались друг на друга. — Выкинь эту раковую палочку, и по коням, — распорядился Расти. — Ты знаешь, куда едем, так? Твитч отбросил окурок. Несмотря на прозвище, более спокойного медбрата или медсестру Расти видеть не доводилось, а это говорило о многом. — Я знаю, что сказала тебе Джин-Джин. Граница с Таркерсом, так? — Точно. Перевернувшийся грузовик. — Да, конечно, но планы переменились. Мы должны ехать в другую сторону. — Он указал на южный горизонт, где поднималась колонна густого черного дыма. — Никогда не возникало желания увидеть разбившийся самолет? — Уже видел. На службе. Двое парней. То, что от них осталось, можно было намазать на хлеб. С меня хватит, странник. Джинни говорит, что там все мертвы. Тогда почему? — Может, так, может, и нет. Но нам надо ехать за Перкинсом, а он, возможно, жив. — Чифом Перкинсом? — Точно. Я думаю, прогноз не очень хороший, если у него кардиостимулятор взорвался в груди: именно так говорит Питер Рэндолф. Но Перкинс — начальник полиции. Бесстрашный лидер. — Твитч, дружище, кардиостимулятор в груди взорваться не может. Такое абсолютно невозможно. — Тогда, наверное, чиф еще жив, и мы сможем принести какую-то пользу, — резонно заметил Твитч. Обходя капот «скорой», он достал сигареты. — В кабине ты курить не будешь, — твердо заявил Расти. Твитч с грустью посмотрел на него. — Если не поделишься. Твитч вздохнул и протянул пачку. — Ах, «Мальборо»! — радостно воскликнул Расти. — Мои самые любимые. — Ты меня убиваешь, — хмыкнул Твитч. 5 Они промчались на красный свет в месте слияния шоссе номер 117 и номер 119 с включенной сиреной, оба курили как одержимые (стекла, как и всегда, они опустили), слушая болтовню по рации. Расти мало что понимал, но в одном у него сомнений уже не осталось: работать придется и после четырех часов.