8 Расти слушал торопливое пиканье монитора давления крови и понимал, что они теряют мальчика. Собственно, они теряли его с того момента, как привезли на «скорой» в больницу — черт, с того момента, как пуля рикошетом отлетела от Купола, — но пиканье монитора превратило правду в газетный заголовок. Рори следовало бы вертолетом доставить в первоклассную, оборудованную всем необходимым больницу оттуда, где он получил ранение. Вместо этого его привезли в операционную, где никогда не проводили операции на мозге, где было слишком жарко (кондиционеры отключили, чтобы сократить расход пропана), а оперировал мальчика врач, которому давно следовало уйти на пенсию, и ассистировали ему фельдшер, никогда не имевший дела с нейрохирургией, и единственная измученная медсестра, которая как раз подала голос: — Мерцание желудочков,[66] доктор Хаскел. Сердечный монитор присоединился к монитору кровяного давления. Теперь они пикали хором. — Я знаю, Джинни, я не труп. — Он помолчал. — То есть не глух. Господи. Какие-то мгновения доктор и Расти смотрели друг на друга поверх накрытого простыней мальчика. Ясные, понимающие, что к чему, глаза Хаскела разительно отличались от глаз вооруженного стетоскопом человека, который обычно бледной тенью бродил по коридорам и палатам «Кэтрин Рассел». Но он все равно выглядел таким старым и хрупким. — Мы пытались, — успокаивал его Расти. Честно говоря, Хаскел не просто пытался; он напомнил Расти один из спортивных романов, которые ему так нравились в юности: стареющий питчер выходит из разминочной зоны, чтобы еще раз ухватить за хвост удачу в седьмой игре «Мировой серии». Но Расти и Джинни Томлинсон в этом действе годились только на роль зрителей, а старый боевой конь просто не мог рассчитывать на счастливый исход. Расти начал с вливания солевого раствора, добавил маннитол, чтобы уменьшить отек мозга. Хаскел буквально выбежал из операционной, чтобы сделать анализ крови в лаборатории, расположенной в конце коридора, клинический анализ крови. Сделать это мог только Хаскел: Расти не имел необходимых навыков, а лаборанты отсутствовали. В «Кэтрин Рассел» катастрофически не хватало персонала. Расти подумал, что сын Динсморов станет лишь первым взносом из того счета, который придется оплатить городу за дефицит медиков. Выяснилось, что крови четвертой группы с отрицательным резусом в их небольших запасах не было вовсе. Зато имелась кровь первой группы, универсального донора, и они использовали четыре дозы цельной крови из располагаемых тринадцати. Пока в мальчика вливалась кровь, Хаскел отправил Джинни в маленькую каморку, которая служила больничной библиотекой. Медсестра вернулась с потрепанной книгой: «Нейрохирургия: Общие сведения». Хаскел оперировал, положив книгу рядом с собой. Ушная воронка придавливала страницы, чтобы они не переворачивались. Расти подумал, что никогда не забудет визга пилы и запаха костной пыли в неестественно теплом воздухе, а также сгустка желеобразной крови, который вывалился из головы мальчика после того, как Хаскел вытащил костяную пробку. Несколько минут Расти даже позволил себе надеяться на успех. Просверленная дыра позволила снизить давление гематомы, и физиологические показатели Рори стабилизировались… или показали тенденцию к стабилизации. Потом, когда Хаскел пытался определить, находится ли фрагмент пули в пределах досягаемости, все вновь покатилось под гору, и быстро. Расти подумал о родителях, ждущих и надеющихся, хотя и понимающих, что никакой надежды быть не может. Левая дверь операционной вела к палате реанимации, и родители, войдя в последнюю по разрешению врача, могли взглянуть на сына. Но похоже, путь Рори лежал в правую дверь, к моргу. — Будь это обычное время, я бы включил систему жизнеобеспечения и поговорил бы с родителями о донорстве органов, — сказал Хаскел. — Но разумеется, в обычное время он находился бы не здесь, а совсем в другом месте. И даже если бы попал сюда, я бы не пытался оперировать его, руководствуясь этим чертовым описанием. — Он взял ушную воронку и зашвырнул ее через комнату. Она ударилась о зеленые кафельные плитки, отбила кусок одной и упала на пол. — Вы хотите ввести адреналин, доктор? — спросила Джинни. Спокойная, хладнокровная, сдержанная, но едва держащаяся на ногах от усталости. — Я выразился недостаточно ясно? Не хочу затягивать агонию ребенка. — Хаскел протянул руку к красному выключателю на задней стенке аппарата искусственного дыхания. Какой-то остряк, наверное, Твитч, украсил его наклейкой «УР-Р-РА!». — Желаешь высказать противоположное мнение, Расти? Тот обдумал вопрос, потом медленно покачал головой. Тест Бабинского дал положительный результат, показывая серьезные повреждения мозга, но главная причина состояла в том, что у них не было ни единого шанса. Причем с самого начала. Хаскел повернул выключатель. Рори Динсмор один раз вдохнул сам, вроде бы попытался сделать второй вдох… и сдался. — Это случилось… — Хаскел посмотрел на большие настенные часы, — в семнадцать пятнадцать. Укажешь время смерти, Джинни? — Да, доктор. Хаскел снял маску, и Расти с тревогой отметил, что губы у старика посинели. — Пошли отсюда, — сказал Хаскел. — Жара меня убивает. Но убила его не жара, а сердце. Он упал в коридоре, направляясь к Олдену и Шелли, чтобы сообщить им трагическую весть. Расти сделал укол адреналина, но тот не помог. Как не помог и закрытый массаж сердца, и дефибрилляция. Время смерти — семнадцать сорок девять. Рон Хаскел пережил своего последнего пациента ровно на тридцать четыре минуты. Расти сидел на полу, привалившись спиной к стене. О смерти сына родителям Рори сообщила Джинни. С того места, где, закрыв лицо руками, сидел Расти, он слышал крики горя и печали, вырывавшиеся из груди Шелли. Они далеко разносились по практически пустой больнице. И казалось, никогда не смолкнут. 9 Барби подумал, что в молодости жена чифа была потрясающе красивой женщиной. Даже теперь, с темными мешками под глазами и в первой попавшейся под руку одежде (линялых джинсах и пижамной куртке). Бренда Перкинс выглядела ослепительной. По его убеждению, умные люди редко теряли красоту — если уж природа им ее подарила, — а в глазах Бренды светился живой ум. И что-то еще. Она, конечно, скорбела по мужу, но скорбь не лишила ее любопытства. И в данный момент именно он, Барби, представлял для нее интерес. Поверх его плеча она смотрела на автомобиль Джулии, отъезжающий задним ходом. Вскинула руки, как бы спрашивая: «Ты куда?» Джулия выглянула из окна. — Должна убедиться, что газету развозят. Еще надо заглянуть в «Эглантерию» и передать Энсону Уилеру плохие новости — этим вечером сандвичи придется готовить ему! Не волнуйся, Брен, Барби не опасен! — И прежде чем Бренда успела ответить или запротестовать, Джулия уже ехала по Морин-стрит, женщина, которой хватало дел. Барби очень хотел находиться рядом с ней, очень хотел, чтобы его вечерняя программа ограничивалась сорока сандвичами с ветчиной и сыром и сорока — с тунцом. Когда Джулия уехала, Бренда вернулась к расспросам. Они стояли по разные стороны входной двери, и Барби чувствовал себя как кандидат на работу перед серьезным собеседованием. — Правда? — спросила Бренда. — Простите, мэм? — Вы не опасны? Барби обдумал вопрос. Двумя днями раньше ответил бы положительно, но сейчас чувствовал себя скорее солдатом в Фаллудже, нежели поваром в Честерс-Милле. В результате ответил, что он одомашненный, вызвав у нее улыбку. — Что ж, придется мне выносить собственное суждение. Хотя теперь я не уверена, что оно будет правильным. Я понесла утрату. — Знаю, мэм. И очень сожалею. — Благодарю. Его похоронят завтра. Вынесут из нашего паршивенького маленького похоронного бюро, которое каким-то образом продолжает держаться на плаву, хотя весь город пользуется услугами бюро Кросмана в Касл-Роке. В городе «Похоронное бюро Боуи» называют «Похоронным сараем Боуи». Стюарт — идиот, а его брат Фернолд того хуже, но, кроме них, у нас никого нет. У меня никого нет. — Она вздохнула, словно женщина, которой предстоит большая работа. И почему нет? — подумал Барби. Смерть любимого проявляет себя во многом, но в любом случае это тяжелый труд. Она удивила его, спустившись с крыльца. — Пойдемте во двор, мистер Барбара. Я, возможно, приглашу вас в дом, но позже, если буду в вас уверена. Обычно я полностью доверяю рекомендациям Джулии, но время сейчас необычное. — Бренда повела его вдоль дома, по выкошенной лужайке, с которой сгребли все осенние листья. Справа дощатый забор отделял дом Перкинсов от соседнего участка, по левую руку Барби видел ухоженные клумбы. — Цветами у нас занимался муж. Полагаю, вам представляется, что это странное хобби для защитника правопорядка. — Я так не думаю. — И я не думала. Но мы все равно в меньшинстве. В маленьких городках с воображением не очень. Грейс Металиус и Шервуд Андерсон[67] в этом совершенно правы. Опять же, — они обогнули угол и вышли на просторный двор, — здесь темнеет чуть позже. Генератор у меня есть, но утром он сдох. Закончился газ, как я понимаю. Один запасной баллон имеется, но я не знаю, как его подсоединить. Я пилила Гови за этот генератор. Он хотел научить меня, как его обслуживать. Я отказывалась учиться. В пику ему главным образом. — Слеза из одного глаза медленно поползла по щеке. Бренда рассеянно смахнула ее. — Я бы теперь извинилась перед ним, если б могла. Но не могу, так? Барби знал, что риторические вопросы ответа не требуют. — Это же переносной баллон. Я могу его заменить. — Благодарю вас. — Она подвела его к столу, рядом с которым стояла сумка-холодильник. — Я хотела попросить об этом Генри Моррисона и собиралась купить в «Берпи» запасные баллоны, но к тому времени, когда собралась, «Берпи» уже закрылся, а Генри уехал на поле Динсмора вместе со всеми. Вы думаете, завтра я смогу купить баллоны с газом? — Возможно. — Но Барби, честно говоря, сомневался. — Я слышала о мальчике. Джина Буффалино из соседнего дома зашла и рассказала мне. Мне так жаль. Он выживет? — Не знаю, — ответил Барби, но, поскольку интуиция подсказывала, что честность — самый прямой путь к завоеванию доверия этой женщины, добавил: — Думаю, что нет. — Нет. — Бренда вздохнула, вновь вытерла глаза. — Нет… Это плохо. — Она открыла сумку-холодильник. — У меня вода и диет-кола. Единственный прохладительный напиток, который я разрешала пить Гови. Чему отдадите предпочтение? — Мне воду, мэм. Она открыла две бутылки «Поланд спринг». и они выпили. Бренда взглянула на него грустными любопытными глазами: — Джулия сказала мне, что вам нужен ключ от здания муниципалитета. Я понимаю, зачем он вам нужен. Я также понимаю, почему вы не хотите, чтобы об этом узнал Джим Ренни… — Возможно, его придется поставить в известность. Ситуация изменилась. Видите ли… Она подняла руку и покачала головой. Барби замолчал. — Прежде чем вы мне это скажете, я хочу знать, что у вас произошло с Младшим и его дружками. — Мэм, разве ваш муж… — Гови редко говорил о своих делах, но об этом происшествии рассказал. Думаю, его случившееся встревожило. Я хочу услышать, совпадет ли ваша история с рассказом Гови. Если да, мы поговорим и обо всем остальном. Если нет, я предложу вам уйти, хотя, возможно, бутылку с водой вы сможете унести с собой. Барби указал на маленькую красную пристройку у левого угла дома: — Это ваш генератор? — Да. — Если, рассказывая, я буду менять баллон, вы меня услышите? — Да.