Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 51 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ядрена вошь, шоб я так еще раз, – орал, как баба при родильной горячке, какой-то мужик. Орал так, что хмельная испарина чуть ли не в ушах оседала. Зубы сошлись будто сами собой, едва вспомнилась пьяная брань отца и старшего брата. – Не младший больше, а Рьяный, – напомнил он себе. Весь город ему в свидетели. Высунувшись половинкой лица из-за укрытия, Рони пристрелочным взглядом обласкал вереницу редких пьянчуг, проход у арки и гранит памятника мореходам. Если бы за ним спешили – Рони бы заметил. Жирная птица не отличалась умом. Погоня оборвалась, не замочив ног в порту. Рони спокойно вернулся к земле: теперь уйти еще проще. Дать своим сигнал, чтобы не одному выручать Лею или Дага. Заулки почти пустые, а там до логова как рукой по… Повинуясь чутью, Рони оглянулся, выйдя за угол. И чуть не споткнулся. Кофейный жилет, черная рубашка с распахнутым воротом и высокие ботинки для облаков. Оперение коршуна. Идет по крыше мягче, чем кот – не услышать. А где второй? От неожиданности он сплоховал. Дернулся, как зеленый контрабандист на первой границе, чуть не встретился затылком с кладкой стен. И чертов коршун поймал его взглядом, тотчас выставив ногу для бега. Узнал. Взмывая вверх, чуть не промазав клином, Рони бросился прочь. Едва обхватив дождевой короб руками, он услышал, как раскрылось чужое крыло – его брали на опережение. Клин врага чудом угодил в крохотную выемку: мягкое дерево, на сочленении короба и декоративного канта. Улепетывая со всех ног, Рони думал о двух вещах. Первая – у коршуна отличное зрение. Вторая – так метко и быстро попадали только Жанет, Джеки Страйд и покойный Стивен, застреленный на месте патрулем. Джеки Страйд отчалил на южные острова, и два года его не видели. А Стивен, даже если бы и ожил, гоняться за Рони точно не стал. Оглянувшись на миг, Рони убедился еще раз – не девчонка ли, хоть таких дылд и не рожают в Гэтшире. Нет, ни круглых бедер, ни намека на грудь. Зато хорошо сверкнула кобура во всполохе уличных фонарей. А жаль, с девчонкой, поди, еще можно было бы договориться. Спасибо матушке и слабому наследству отца: Жанет всегда подшучивала, что за веснушки и рыжую гриву в борделях щедро приплачивают. Рони бежал все быстрее, но уж не от того, что перестал себя сдерживать. Его подгонял страх. Кобура – это не для красоты. Все серьезно. Усталость давно точила на него зубы и настигла через пару крыш, вместе с подводящим сердцем – то колотилось не в меру, будто забыв о тренировках. Рони так торопился, что едва не сорвался – распорка на клинышке чуть не раскрылась, угодив в самую паршивую из всех опорных точек, которые Рони когда-либо выбирал. Свежая, хорошо собранная труба на жилом доме. Попал бы чуть выше, разбился бы, сгинув, как ребенок, заигравшийся на балконе… Хвост не отставал. Рони ушел левее, поднырнув под балюстраду, изящно спрятавшись за сохнущим бельем. Коршун не попадет, даже если выстрелит. Не должен. Никак нет. Только добравшись до другого конца реки Войки, Рони понял, как паршиво умел себя успокаивать на бегу. Хренов коршун и не стрелял. Пока. Уже точно стоило бы. Эти твари всегда стреляют в спину, стоит только… Стивену стреляли по хребту, дважды: между лопаток и выше, к шее. Рони оступился, поскользнувшись на черепице. Запыхался, совсем устал. – Ф-фу, – рвано выдохнул он, исправившись. Пригнулся, ожидая выстрела, и снова зря. Расстояние все уменьшалось. Коршун нагонял. «Да что это за ирод такой, а?» – билось в голове. Думал, что оторвется и даже успеет на помощь к друзьям. Что Жанет не зря его натаскала. Что равных под небом не найти в одну ночь. Особенно в эту. Бах! Искра вспыхнула под ногами, и Рони дернулся, заледенев. Сначала – от того, что стреляли в него впервые. Затем – от того, как близко от его ноги чиркнула пуля. А уж следом, нелепо сплясав на черепице, задрожал от того, что чуть не упал, скатившись по уклону крыши. Он ошалел, почуяв, как ладони взмокли, прилипнув к ткани перчаток. Сердце заколотилось, как бьется крупный дождь в окно. Голова сама повернулась в сторону, хоть он и продолжил убегать. Хоть и могло это закончиться еще большим позором: в полутьме, задыхаясь, оступиться… Цепкий взгляд хищника грыз, кусая за пятки. – Не надоело? – крикнул преследователь. И Рони показалось, что тот совсем не запыхался. Что стоит ему снова высунуться, открыть спину на секунду-две, и сталь нырнет под кожу. Коршунам не нужны когти, только зоркий глаз. Хрустнула черепица дома: они снова делили его на двоих, и Рони еле успел перебежать на соседний. Разрыв сокращался, как берег в сезон прилива . «Двор у площади Распорядителя. Влево. Там…» Коршун выстрелил вновь, отрезая путь к спасению. Знал город не хуже Рони. Ему и не нужен напарник, чтобы загонять воробьев. Ничего больше не оставалось: Рони бежал. Без маршрута, наугад, по наитию. Топлива крыльям почти не осталось – хватит на пять-шесть взмахов. Сколько у коршуна? Он бежал по краю, укрывшись за голубятней. Под взволнованный говор птиц. Мимо труб котельной. Дальше. Быстрее. Лишь бы успеть. Шаги близились, и Рони слышал их реже – дыхание сбилось, в ушах гул. Вдогонку ко всем этим бедам прибавилось ранее утро: заиграли первые блики рассвета. С тоской привечая солнце, Рони чуть не взвыл. Вот и конец. На горизонте три флюгера, заржавевших в основе – это собор. Почти сотня шагов без укрытия. Верная смерть. В надежде, Рони опасно припал к обрыву на крыше. Земля. Еще можно попробовать уйти по зе…
За спиной шелохнулась ткань – то ли рукав, то ли плащ – и Рони прыгнул вниз, уворачиваясь от выстрела, что так и не прогремел. Его проводил наглый оклик: – Стой! Клин зацепился за ставни собора, выбивая щепь. И тут же выскользнул, повинуясь команде хозяина – свою роль он сыграл. Рони пролетел в полуметре над землей, сшиб двух прохожих, смягчив посадку. Чуть не прикусил язык, выплюнув извинения, и помчался прочь, как ошпаренный. Сапогами по чужой спине, затем – луже, а следом – по старой брусчатке. Крестился, обнаружив укрытие за молельней, просил покровительства: рвано, негоже, как дурень с похмелья. И бежал, бежал. Земля еще никогда не казалась спасительницей. Засуетились работники: вылезали муравьями. Рони разрезал их строй, как скала волну. Их спины – укрытие, живая стена. Каждый шаг отдавался в ухе, как прелюдия к выстрелу. Чавкнула грязь – а для Рони все, как искра в порохе. Увернувшись от прохожего, Рони почти обнялся с перегородкой. Не стреляет, чертов убийца. Боится промазать? Плохо целится на бегу? Клином умеет, а пулей что же? Кажется, мог бы и попасть: в икру, колено, да куда угодно! Издевается, может, гонит к своим в новую западню – под небом этот коршун так же хорош, как и старшая Рьяных. Догонит. Измотает до смерти, всю грязь Гэтшира подошвами истопчет, но догонит его… Впереди еще больше простора – только спиной пули и ловить. Простора больше, чем кислорода в легких, и, кажется, скоро всего воздуха Гэтшира не хватит, чтобы насытить их. – Да что же э… – кто-то позади не успевает договорить. Хрясь! Столкнулись. Тело падает в грязь. – С дороги, – сказано так, что Рони и сам готов уйти, да только его не отпустят. И больше нет столкновений, вздохов и ругани – коршун не шел, а летел сквозь толпу, хоть улицы уже, чем в квартале знати. Не уйти: ни по земле, ни по небу. Остается одно. То, в чем Рони столь плох, что начинать и не следовало. Сдаваться он никогда не умел. Его отец сдался, присосавшись к бутылке. Сдался тот пройдоха, что выдал Дагу наводку. Прогнулся под коршунов, испугался, хоть бы теперь не спалось ему спокойно до конца дней… А Рони не сдастся никогда. Голова против крыльев. Они еще потягаются! – Ах! – вскрикнула женщина, прижав корзину к груди. Рони чуть не сбил ее, приобнял за плечо, использовав как укрытие. На Бронко-стрит еще остались узкие улочки, со сквозными колодцами в небо. Нещадно измучив усталые ноги, Рони запетлял на поворотах. Коршун и здесь не отставал – почти дышал в спину. Еще чуть-чуть – и ухватит за шкирку… Что ж, ему же хуже. Ухватившись за угол, делая вид, что мыслит лишь о побеге, Рони остановился за ним. Припомнил прием, нашел опору в левой, замахнулся – все за секунду. Даже пожалеть не успел, что не родился убийцей. Только показался коршун, и Рони пошел в бой. Извернулся: поставил подножку. А локтем метил в затылок: убивать коршунов – схлопотать участь хуже, чем эшафот. Промах. И не потому, что плохо уличным боем владел. Коршун поднырнул, даже не растерялся от выпада. Будто били его не реже, чем воробьев. Схватил за край куртки, обтерся об стену и вытянул Рони на себя. На зверином чутье Рони ткнул врага коленом. Тот выдохнул от боли, закрыл голову от удара. Бесполезное движение: хороший воробей знает, когда пора сматываться. Рони вырвался, отбился, как учила Жанет, приметил зазор между столбами, чтобы к небу вернуться. Клин вылетел навстречу оконной раме. Хруст. Что-то прилетело слева, и, увидев звезды, Рони с запозданием понял, как больно лицом поймать чужой локоть. Щелк! Трос соединился с рамой и потащил вперед. Улица Бронко пошатнулась, и Рони рухнул к ее ногам. А потом показалось, что на него обрушилось небо. Трос распорол руку, прорезав ткань: клин выскочил из дерева. Надсадно гудел ротор. – Ау! Взвыв через разбитый нос, Рони отплевался от грязи, кровавой слюны. Упало не небо – это вес хищника на спине. Не справилась оснастка утащить их двоих. – Я тебя… ш-ш, – Рони подал голос, больше походивший на шипение. Заелозил ужом по брусчатке – и пожалел в тот же миг. Не смоешь грязь с лица – руки завернули к лопаткам. И неясно, от какой боли выть – в голове, будто расколотой, от ребер подбитых или суставов на руках, что в таком положении еще не бывали. – … Убью! Коршун этой угрозой не впечатлился. Упаковывал его, как мясник колбасу на прилавке. Рони повторил угрозу, но совсем жалостливо: так, что самому тошно стало от своих потуг. Онемение в носу прошло, оставив теплоту хлещущей крови и новую боль. – Да уймись ты, бешеный, – нагло затребовал коршун. И к Рони вернулся рассудок: хищника злить – еще и вывих обеспечит. Хотя какая ему теперь разница, до эшафота или после с руками прощаться… Рони то ли рычал, то ли выл. В помутневшем Гэтшире на Бронко-стрит собирались люди. – А за что его?.. – робко поинтересовался приземистый гражданин, чуть приподняв фетровую шляпку. Матери родной бы так не обрадовался воробей. До чего же крепкие веревки у чертовых охотников! И ухо начало подмерзать на брусчатке. – По закону, – отмахнулся коршун. Гражданин все еще колебался, и тут же последовал новый ответ. – Под протекцией графа Йельса. Судя по звукам за спиной, коршун показал нашивку. И с Рони так и не слез. Гражданин попятился, и шляпка прильнула к его порозовевшим ушам. Между ними шевельнулась гримаса, а уж затем посыпались слова: – А. А-а! Извольте, то есть, звиняйте… Похоже, эту треклятую эмблему каждый пьянчуга в Гэтшире знает, только покажи – сразу прочь.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!