– Какая Лиза? – Бывшая покойница! Она мне позвонила. Жива, едет в Питер, назад не вернется. – Черт знает, что такое, – выругался Пал Палыч. – И кому понадобилось ее красть? – Да никому. Она сама ушла. В трубке повисла такая красноречивая пауза, что Аля поторопилась объяснить: – Она не умерла. Она уснула, очень глубоко, сердцебиение было критически низким, поэтому его и не услышали. Я сейчас позвоню следаку и попрошу, чтобы отправили на анализ конфеты, которые были у нее в квартире. Ей их передали с курьером. Похоже, что после них она и впала в сон, похожий на кому. – Это невозможно, Аля. Ладно ты, но ее же медики осматривали, – пробормотал Пал Палыч. – Если сердце бьется у человека два-три раза в минуту, даже медики могут не услышать сердцебиения, к тому же они были уверены, что видят перед собой уже умершего человека. Ладно, я сейчас приеду, поговорим. Аля успела запрыгнуть в трамвай, спешащий отъехать от остановки. В это время дня в нем было немного людей, и Але досталось место возле окна. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и уставилась на непроглядную серость за окном. Сообщать Федору Михайловичу о смерти близкого друга не хотелось до боли. Он и так был бесконечно одинок, а смерть Ксенофонта может его совсем подкосить. Сердце Али болело за бывшего учителя. Пока тот был на улице не один, она еще могла с этим мириться, но полное одиночество в не слишком приветливой среде быстро подведет конец его дням. С другой стороны – лучше уж она ему об этом скажет, чем кто-то другой. Несмотря на то что страх перед собаками так ее и не покинул, выйдя из трамвая, она решительно зашагала в сторону недостроя. Решила, что отправится в управление после того, как поговорит с Достоевским. Но бывшего учителя на месте не оказалось, и Аля почувствовала постыдное облегчение. Внезапно ей показалось, что на нее навалилась вся усталость мира и она с трудом держится на ногах. О том, чтобы обходить пустырь, и речи не могло быть. Она решила рискнуть. Впрочем, собак на пустыре не оказалось, поэтому до управления она добралась без приключений. Свет нашелся в ее кабинете. В этот раз сидел на стуле для гостей, уставившись в небольшой ноутбук, который держал на коленях. – Как твой список? – поинтересовалась Аля, плюхаясь в кресло и выдыхая. Свет молча кивнул на большой бумажный стакан, в котором Алю ожидал кофе. Та так же молча кивнула в ответ, с благодарностью взяла стакан и сделала несколько глотков. Кофе еще не успел остыть, видимо, Свет вернулся в управление незадолго до нее. Рядом со стаканом обнаружилось несколько «Мишек на Севере». Аля развернула одну из них и выжидающе уставилась на следователя. – Никак. Я не занимался опросом гостей Серябко. Сердце пропустило удар. Кажется, следователь тоже решил действовать самостоятельно и не ставить ее в известность о своих передвижениях. – А чем ты занимался, могу я спросить? – Аля сделала долгий глоток кофе, не сводя глаз со Света. – Я ездил на мусорный завод, – сообщил тот. – Зачем? – Затем, что мне хотелось поближе на него посмотреть. – Посмотрел? – Нет. – Почему? – Меня не пустили. Потребовали ордер. А формально у меня нет причины для обыска. – Бездарно потраченный день, – фыркнула Аля, откидываясь на спинку кресла. – Не совсем, – покачал головой Свет, – я увидел нечто любопытное. – Что? – Туда ездят фуры. Огромные такие фуры. – Ну, если они там сжигают мусор… – неуверенно начала Аля и сама остановилась. – Зачем фуры там, где добывают нефть или газ? – Я тоже задал себе этот вопрос и не нашел ответа. Некоторое время они смотрели друг на друга. – А как твои друиды? – поинтересовался Свет. – Друиды как друиды, – ушла от темы Аля. – Ты в курсе про Лизу? – Про пропажу тела из морга? Естественно. Ты что-то узнала? – Она жива. – Жива? – удивился Свет и, оторвавшись от компьютера, уставился на Алю. – Да. Похоже, кто-то угостил ее конфетами, сделанными по спецзаказу и заполненными каким-то веществом, которое вызвало у нее сон, похожий на летаргический. И который все приняли за смерть. Пришла в себя в морге, выбралась оттуда, добралась до дома. Нашла опечатанную квартиру и письмо. – С этого места поподробнее. – В письме были билет на поезд в родной Питер и предложение избавиться от всего, что у нее есть. – А что у нее есть? – Мусоросжигательный завод Серябко. Или нефтедобывающая база. Или чем они там еще занимаются. Все это оформлено на нее. Свет присвистнул и откинулся на спинку стула. – Неплохо. Значит, наш преступник очень глубоко в теме. И кому это может быть выгодно? Кроме самого Серябко? – Зачем ему городить огород? – Аля уставилась на Света. – Лиза в него безоглядно влюблена и подписывает любые документы не глядя. Он мог бы приехать лично, подсунуть ей очередную бумагу, в которой она отказывается от права собственности в его пользу, и Лиза бы все безропотно подписала. И даже не догадалась, что лишилась огромных доходов. К тому же… – Что? – К тому же это, конечно, странно звучит, зная, какой Серябко мерзавец, но он ее по-настоящему любит. Ее «смерть» стала для него шоком. – Откуда ты знаешь? – Свет наклонил голову и заглянул Але в глаза. Скрывать визит к Серябко не было смысла, все равно первый же допрос его ассистента вскроет этот факт. – Я его видела, – коротко сообщила Аля. – Когда? – Сегодня утром. – Зачем? – Мне надо было поговорить с ним по личному вопросу. – Какому? – Тебя это не касается. – Меня касается все, что касается следствия, – внезапно голос Света утратил обычное равнодушие. – Это не касается следствия. Некоторое время они сверлили друг друга взглядом, Свет отступил первым. – И все же, как там друиды? – С друидами ничего не ясно, – вздохнула Аля. – Их фетиш – это омела. Но как омела страдает от нефти и газа, пока непонятно. В нашей местности она паразитирует на дубах, а наши дубы и так умирают. – Почему? – Потому что вода в реке оставляет желать лучшего, а дубовые рощи находятся на берегу. Даже базу «Дубки» закрыли, потому что на местном пляже купаться невозможно. – А что с водой? – заинтересовался Свет. – Ничего хорошего. Кстати, про воду. В ней нашли тело Ксенофонта. – Ксенофонт… это у нас кто? – нахмурился следователь. – Человек без определенного места жительства. – Местный бомж? – Не называй его так, – внезапно вспылила Аля. – Он был хорошим и никому зла не причинял. Между прочим, сын профессора, просто был болен. К тому же он друг моего друга. – Федора Михайловича? – Да. – Давно хотел спросить, что тебя с ним связывает? – светским тоном поинтересовался следователь, к которому снова вернулась доброжелательность. – Это мой бывший учитель биологии.