Здесь все как-то мрачно, тускло и слишком коричнево. И деревянно, как по мне. Дерево на дереве. Деревянные стены, столы, стулья, стойки и даже, мать его, потолки. Как будто оказалась на какой-то ферме в день ярмарки. У владельца явно нет вкуса. Или он из Техаса. Ставлю полтинник. «Что ж. Волей случая и растерянности души я оказалась в пабе для ковбоев. Прекрасно. Впрочем, какая разница, где пить». Задача номер один: протолкнуться к барной стойке. Задача номер два: каким-то чудом избавиться от шубы, которую я ношу уже третий год. И которая третий год не подходит к дождливым зимам Бостона. Но на новую у меня нет средств. Задача номер три: забраться в этой бесящей юбке-карандаш – частью формы уже (слава богам) бывшей официантки на высоченный барный стул. И… Задача номер четыре: надраться за свой, мать его, двадцать второй день рождения. «По ощущениям уже тридцать второй». Щемлюсь сквозь толпу и пытаюсь попутно стянуть с себя драного альпака в белом цвете. Высунуть левую руку из рукава удается, когда какой-то мужлан толкает меня в бок, и я валюсь за барную стойку, но меня успевает придержать чья-то рука. – Осторожнее, малышка, – улыбается стройная шатенка в топе, выше меня как минимум на две головы. И она даже не на каблуках. – По объявлению? – Что? – отряхиваюсь и приглаживаю свою юбку. – Становись за стойку! – кричит она, когда несколько десятков мужских голов за барной стойкой начинают скандировать «Давай! Давай! Давай!». – Какую стойку? – теряюсь, сжимая бедного дохлого альпака в руках. – Быстрее! Видишь, что творится?! У меня не хватает рук! – красотка в топе с идеальной подтянутой фигурой пытается перекричать рев мужчин и попутно тянется за текилой! – Ну-у-у! Кто из вас, красавчиков, самый смелый?! – Мне! Давай мне! – ор желающих сливается в единое месиво, а я стою и мну пальцами все ту же шубу. Длинноногая шатенка в топе ловко хватает за шиворот самого громкого активиста, укладывает его на спину, перегибает через стойку и льет ему в горло текилу под свист остальных самцов. – Хорош с тебя, красавчик, – она резко возвращает его в вертикальное положение, и тот, немного пошатываясь на ногах, кладет на барную стойку две сотни. «Две сотни?! За глоток текилы?». – Чего встала? – шатенка обращается ко мне, закупоривая бутылку Olmeca. – Бросай свою шубу вон туда, – указывает на полку под барной стойкой. – И давай уже помогай. Я зашиваюсь, как видишь. – Но я… – Малышка, прости, позже познакомимся. Вообще не до тебя. – Но я не умею… – все-таки засовываю альпака в тумбу. – Просто дай им то, чего они просят. И расстегни пару пуговиц на блузке. Она не дожидается моего ответа (она бы и не дождалась), подходит вплотную и выправляет мою белую блузку из юбки. Я невольно дергаюсь, чем не позволяю ей задрать рубашку вверх. – Нет. Так не нужно, – приглаживаю обратно края рубашки ладонями, на что красотка хмыкает, но не настаивает и оставляет все, как есть. – Тогда хотя бы пуговицы, – осматривает мою грудь и резко высвобождает пару верхних из петель. – Прекрасно, – хлопает меня по бедру. – Отлично выглядишь. А теперь иди вон к тому мужику. И сиськи вперед – чаевые обеспечены. «Вот это манеры… А я ведь даже не знаю ее имя». – Ты, блин, серьезно? – все, что могу – это взмахивать ресницами. – Абсолютно, малышка. И в следующий раз сделай макияж ярче. «Называется, пришла выпить. Что за черт?». В диком стрессе, дерганьях, поправлениях вечно задирающейся блузки и без капли алкоголя во рту я кое-как «дорабатываю» до трех утра, утоляя жажду клиентов. Спасибо моему опыту в обслуживании выездных мероприятий и скудным навыкам в смешивании ви́ски с колой. Я даже не заметила, как влилась в процесс. Как не заметила и завершения своего дня рождения. Оно и к лучшему. К четырем люди рассасываются. Музыка утихает и меняется на легкий эмбиент, что теперь абсолютно не вписывается в стилистику бара. Но я приятно удивлена. У меня даже получается слегка расслабиться и выдохнуть. Край левого глаза уже подыскивает бутылку, с которой я смогу слить себе хотя бы стопку за свое здоровье. Но хриплый голос мужчины возвращает меня в реальность. – Повторить, – кряхтит он, уткнувшись локтями в барную стойку и свесив на руки голову. Темная челка, наверняка ранее зачесанная кверху, достает до носа, и он даже не пытается ее поправить. Первое, на что обращаю внимание, его кисти и пальцы, расписанные множеством черных символов, которые уходят под манжеты серого пуловера. Он не поднимает головы, лишь стучит пальцами по барной стойке и отшвыривает мне рокс1. – Ви́ски? – уточняю я. – Ты не запомнила мой заказ? – все так же не поднимает головы, но вздымает брови. Видимо, возмущенно. Или удивленно. Не разобрать. – Вас здесь миллион, а я одна. Сложно напомнить? – забираю его рокс, но он перехватывает мою руку и, наконец, поднимает на меня глаза. Черные, как узоры на его руках. Пустые, как этот самый стакан. И абсолютно пьяные. – Dalmore. Еще пятьдесят. А потом еще пятьдесят, – глаза черны настолько, что в них отблескивает приглушенный свет ламп. И горечь. Цвета забытого на кухне чая. Я знаю, потому что такой «чай» ежедневно настаивается и в моей душе. Он выпускает мое запястье и почесывает аккуратную бороду, затем обратно опрокидывает в руки лицо. – Пожалуй, Вам уже хватит, – мои тараканы сегодня не отпраздновали день рождения, так отпразднуют день храбрости. – Что? – он снова совершает над собой явное усилие и смотрит на меня. – Ты сделала слишком много ошибок во фразе «секунду, сэр». – Нет. Вам уже действительно хватит, – в подтверждение своих слов складываю руки на груди, демонстрируя полную уверенность. – Кто. Ты. На хрен. Такая? – отчеканивает каждую букву, стискивая зубы. – Я сказал: «еще» – значит, ты льешь еще. И не задаешь лишних вопросов, – взгляд цвета бездны сверлит меня из-под массивных бровей, но сегодня он точно не на ту напал. – Я. На хрен. Та, кто вышвырнет тебя отсюда, если ты не начнешь себя нормально вести. Понял? – утыкаюсь в него таким же злобным взглядом, не двигаясь с места, и замечаю, как под щетиной вырисовываются острые скулы. – Стенли, мать твою! Стенли! Сюда иди! – орет бородатый алкоголик. И на его зов прибегает та самая красотка шатенка, которая заставила меня вкалывать в свой день рождения. Хотя я не особо и сопротивлялась. – Опять надрался, Эзра? – видимо, Стенли, накрывает его щеки ладонями и приподнимает лицо. – Кто это такая? – тычет в меня пальцем слабой руки. – Новенькая. Ты уволил Кэт, помнишь? Одна я не справляюсь. – Я уволил Кэт? – видимо, пьянь по имени Эзра, сбрасывает с себя руки Стенли и пытается распрямиться на стуле. Из-под глубокого выреза пуловера выглядывает часть еще одной татуировки, которая от груди разрастается к шее, но я не успеваю разглядеть рисунок. – Ты уволил Кэт, – усмехается Стенли. – Я уволил Кэт. – Еще раз тебе повторить или записать? – красотка Стенли трет барную стойку и не перестает улыбаться. – Да плевать, – Эзра снова почесывает бороду и вытирает губы тыльной стороной ладони. – А эта что здесь делает? – Малышка, как тебя зовут? – обращается ко мне Стенли. – Серена, – хмыкаю я, не сводя глаз с остервеневшего козла. – Я взяла Серену в штат. – Хрен с два, – шипит Эзра. – Пусть валит на хрен отсюда. Не хватало мне здесь малолеток. Ты посмотри на нее, – переводит на меня взгляд и обдает им с макушки до талии. – Без косметики. Наивные глаза. Конский длинный хвост. Черные прямые волосы, нетронутые парикмахером. И сиськи второго размера, – каждое слово раздевает, и мне хочется прикрыться руками, но я стою молча, раскрыв рот от возмущения. – Тебе хоть двадцать один есть? – Мне двадцать два! – выкрикиваю, хмуря брови. – Вчера исполнилось! И какое это имеет значение? Я сегодня справилась! – Она справилась, Эзра, – поддерживает Стенли. – Плевать я хотел. Она не умеет общаться с клиентами. Поэтому ты, – вяло машет рукой в сторону Стенли. – Налей мне выпить. А ты, – переводит руку на меня, тыча указательным пальцем почти в лицо. – Собрала свои манатки и укатила за дверь. Чтоб я больше тебя здесь не видел. Гнев перехватывает горло где-то на середине. Я задыхаюсь, но не могу произнести ни слова. Они застряли внутри вместе с недолитыми слезами, вместе с упреками мамы, отчаянием и обидой. Они засели и не выходят, а я могу лишь стоять и втягивать в себя воздух, хлопая ресницами по взмокшим глазам. Паралич отпускает раньше, чем придурок Эзра успевает послать меня ко всем чертям еще раз. Я хватаю белую шубу, набрасываю ее на плечи и спешу к выходу из очередного ада, в который забрела. Я ведь всегда забредаю именно туда. Куда бы ни шла. Куда бы ни стремилась. Везде гребаное пекло. – Счастливого пути, Панда. И с днем рождения, – бросает он, прежде чем я успеваю выскочить под лютый декабрьский дождь. Тучи над Бостоном кроют рассвет. И, казалось, этот отвратительный день не могло больше омрачить никакое другое событие. Казалось. До того, как я разблокировала телефон. Вижу на дисплее текст входящего сообщения и с ужасом содрогаюсь, роняя смартфон на мокрый асфальт. «С днем рождения, маленькая принцесса Серена. Мечтаю обнять тебя и прошептать пожелания на ушко, как делал это раньше. Скоро увидимся. Целую. Бриан».