Эзра вытаскивает бутылку из прозрачного шкафчика и ставит ее на стол вместе с двумя тяжелыми роксами. Плескает нам поровну и толкает стакан ко мне, оставаясь стоять напротив через стойку. Даже здесь нас разделяет гребаная барная стойка. И почему-то сейчас меня это очень сильно огорчает. – С Рождеством, – произносит он и делает внушительный глоток. Затем облизывает губы и расстегивает пару верхних пуговиц на рубашке, ворочает татуированной шеей, как будто скинул кандалы. Он выдыхает и упивается вторым глотком ви́ски. Он чертовски устал. Я не притрагиваюсь к выпивке, потому что замечаю, как сильно искалечены его руки – на разбитых костяшках еще даже не запеклась кровь, они припухли, а синева расползлась на всю кисть. – Эзра, тебе нужно обработать раны… – гашу неуверенность в голосе мелкой дозой алкоголя. Он, наконец-то, поднимает на меня взгляд, и я тут же понимаю, что зря раскрыла рот. – Пришла сюда, чтоб залечить мне раны? – встает со стула и огибает барную стойку, приближаясь ко мне. – Я просто… Хочу помочь, – оставляю рокс на столешнице и рефлекторно отступаю от Эзры на шаг. – Помочь? – он взбалтывает остатки ви́ски в стакане и опрокидывает его залпом. – Помочь мне? Мне?! – пустой стакан летит куда-то мне за спину, и я зажмуриваюсь. «Серена, держись. Ты сильнее этого. Ты знаешь, что это неправда. Это не настоящий Эзра. Он делает так специально, как тогда в кабинете». Но как бы я ни настраивала себя, глаза все равно мокнут, а тело начинает дрожать. – Да, я хочу помочь, – выдавливаю я. Он хватает меня за плечи и прижимает к стене. Прямо как тогда в кабинете. «Дальше последует принижение меня. Ну! Давай! Назови меня снова жалкой». Я делаю вдох, но не угадываю со сценарием. – Мне не нужна твоя помощь! – кричит он. – Меня не нужно спасать! Мне не нужно твое спасение, Серена! Я, блять, проклят. И тебе нечего делать рядом со мной! – он отстраняется так же резко, как и напал. – Уходи! Беги отсюда, пока не поздно. Я проглатываю накатившие слезы, и надо бы последовать его команде. Надо бы бежать. Но та самая сумасшедшая Аленкастри бежит не в ту сторону. Она бежит к нему. – Да я такая же! – теперь уже кричу и я. – Я, блять, тоже проклята! Может, хочешь устроить соревнование?! – Ты не знаешь, о чем говоришь! Ты не знаешь меня! – Как и ты меня. Но я все равно здесь. Как был и ты вчера на пороге Юджина. И я, так же, как и ты, отсюда не уйду. Преодолеваю расстояние между нами за два шага, обхватываю ладонью его шею, притягиваю к себе и целую. Прикусываю его губы и жадно впиваюсь в них снова. На языке гаснет его низкий стон, и руки Эзры прижимают меня вплотную к его телу. Я чувствую твердость каждой мышцы под рубашкой, чувствую жар его тела и хочу ощутить на себе. Поэтому выправляю заляпанные кровью края из брюк и дергаю их в разные стороны. Сомневаюсь, что рубашку вообще можно было спасти, поэтому – к черту. Материал трещит от моих рывков, мелкие пуговицы рассыпаются по гладкому полу, и я прижимаю ладони к обнаженному татуированному торсу. В глазах Эзры лопаются петарды. Он сбрасывает с себя рваную ткань и подхватывает меня на руки. Одним махом с барной стойки слетает уцелевший рокс и бутылка ви́ски. Моя задница приземляется на столешницу под звук бьющегося стекла и зверского рычания Эзры. Он расстегивает верхние пуговицы моих брюк и вытаскивает из них блузку. Я зажмуриваюсь, как только его руки обхватывают мою обнаженную талию, а губы припадают к коже над поясом брюк. Сердце начинает биться слишком часто. «Все нормально, Серена. Все будет хорошо. Он ничего не заметит». Я опираюсь на выпрямленные руки и нащупываю выключатель этих проклятых ламп. Мне нужна темнота. Нужен непроглядный мрак, чтобы он захотел продолжить. Эзра высвобождает пуговицу за пуговицей, сопровождая мое обнажение поцелуями вдоль живота. Его ладони распахивают блузку и тянутся по спине к застежке лифчика. Он стягивает одежду с моих плеч и впивается губами в шею, прикусывая кожу. Мое тело выгибается навстречу, а я запрокидываю голову, выпуская в тишину комнаты протяжный стон. «Господи, я сошла с ума, раз решилась на это». Но терпеть больше невмоготу. Не прощу себе, если посмею отказаться от того, которого желаю больше всего на свете. Горячие ладони обхватывают мою грудь, а язык Эзры обрисовывает влажным кругом торчащий сосок. Он облизывает его и сдавливает губами, жадно скользя ладонями вдоль моих ребер. Запускаю дрожащие пальцы ему в волосы и рывком заставляю прильнуть к моим губам. Не хочу, чтобы он прекращал целовать меня. Мое лицо. Не хочу, чтобы мое ужасное тело отвлекало его. Не хочу, чтобы он передумал. – Серена… – сбивчиво дышит он. – Я не смогу остановиться, – колючая щетина царапает мои щеки, а крепкие руки переминают бедра. – Я не позволю тебе спрыгнуть с этой гребаной барной стойки. Только если в мою кровать. В ответ я снова тянусь к его губам, но Эзра лишь обдает их жарким дыханием. – Серена, я правда не остановлюсь. Еще один твой поцелуй, и уже ничто не сдержит меня. Я сорвусь. – Так сорвись. Этого достаточно, чтобы Эзра подхватил меня со стойки и, не прерывая голодного поцелуя, понес куда-то наверх. Мы ударяемся о стены, едва не валимся с ног на проклятой лестнице, сносим по пути какой-то кофейный стол. Он с грохотом падает на пол, но даже этот звук не заглушает наши общие стоны. – Хочу тебя в спальне, – рычит Эзра, бросая меня на кровать в темной комнате. – Хочу так, как представлял это каждый гребаный день. – Ты представлял… Меня? – «этого не может быть». – Я вытворял с тобой такое… – он толкает колено между моих бедер и нависает над лицом. – Хотя… Кому нужны слова. Ты сейчас сама все увидишь. Требовательный поцелуй вонзается мне в губы, затем тянется к шее и прожигает собой линию к пупку. Я замираю и вовсе не дышу, когда пальцы Эзры касаются моих бедер и стаскивают с них брюки вместе с трусиками. «Господи, пожалуйста», – зажмуриваюсь и закусываю губу. – «Пожалуйста, пусть не оттолкнет меня. Пусть ничего не увидит. Пусть ничего не запомнит». Сжимаю мощные плечи и судорожно тяну его к себе наверх. Эзра раздвигает мои ноги шире, облизывает пальцы и, не сводя с меня глаз, вводит один в меня. – Эзра… – простанываю, впечатываясь пальцами ему в шею. – Блять… Какая ты мокрая, – шипит сквозь зубы у моих губ. Дыхание учащается с каждым движением внутри меня. Он проникает все глубже и резче, надавливая большим пальцем на клитор, и поглаживает его. Меня усыпает дрожью. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Никогда в жизни не была так возбуждена. Никогда в жизни ничего так сильно не желала, как его ласк. Руки не слушаются, но я все равно дотягиваюсь до его ремня, но не могу выправить из пряжки. Эзра вытаскивает из меня пальцы и, не прерывая зрительный контакт, быстро избавляется от своих брюк. Его ладонь сжимает мое бедро, а губы подавляют наш общий стон, когда его член проникает в меня одним мощным толчком. Я вскрикиваю от удовольствия. Я выгибаюсь под его напряженным телом и подаюсь навстречу нетерпеливым рывкам. – Ты в порядке? – рвано шепчет он вдоль моих губ, и я чувствую, как Эзра на мгновение замирает. – Не останавливайся, – выдыхаю и забрасываю ноги на его бедра. Не хочу, чтобы со мной он был сдержан. Хочу, чтобы со мной ему не приходилось контролировать внутреннего демона. Хочу, чтобы со мной он не боялся своей сущности. Эзра понимает без слов – мое тело говорит само за себя, и начинает врезаться в меня грубее. Хватка его рук на моих ягодицах усиливается. И даже если завтра кожа покроется фиолетовыми разводами и будет болеть – это будет завтра. А сейчас я хочу его без остатка. Хочу его безрассудства. Похоти. Его настоящего желания. Хочу забрать всю его внутреннюю боль. Эзра низко стонет, погружаясь в меня до упора, и не прекращает усыпать жадными поцелуями шею. – Тебе хорошо? – прерывистое дыхание трогает мои губы. «Я выше звезд», – но ничего, кроме бессвязных стонов, не выталкивается изо рта. Он подхватывает меня под колено и забрасывает одну ногу себе на плечо, упираясь второй рукой в изголовье кровати. Я вскрикиваю от наслаждения, когда Эзра вторгается в меня еще глубже. – Господи, ты так глубоко, – всхлипываю и прогибаюсь сильнее, закатывая от восторга глаза. – Тебе нравится? – его губы накрывают мой подбородок и, покусывая кожу, движутся к уху. – Скажи, тебе нравится так? Его ягодицы сокращаются чаще. Темп ускоряется. Каждая клеточка кожи возгорается под напором Эзры. – Нравится, – выдыхаю из последних сил. – Очень. Еще. Пожалуйста. Несдержанный поцелуй обрывает мои громкие стоны. Эзра оттягивает мою губу, посасывает ее и проталкивается в рот языком так же напористо, как и вдавливает меня в эту чертову кровать. – Эзра, – мои ногти впиваются ему в шею, а губы трутся о колкую щетину. Я сейчас сойду с ума. Низ живота схватывает приятный спазм, а по телу разливается судорога. Моя нога соскальзывает с его взмокшего плеча. Эзра опускается на локти и, вцепившись мне в затылок, вновь притягивает к своим губам. Я жадно целую его в ответ и проглатываю финальный стон. Сдавливаю ногами его бедра и вонзаюсь ногтями в ребра, чтобы удержаться в сознании, в этой реальности, где демон во плоти довел меня до первого в жизни оргазма. Он рычит мне прямо в рот и делает пару последних толчков прежде, чем теплая сперма разливается по моему лобку. Эзра тяжело дышит и опаляет еще одним поцелуем мои дрожащие губы. На седьмом небе от счастья. Так говорят, когда паришь где-то в розовых облаках и не желаешь возвращаться на землю? Когда не чувствуешь ног, а между лопаток прорезаются крылья? Не знаю. Никогда не понимала этой фразы, но, кажется, сейчас она более чем уместна, ведь я парю в невесомости. И если бы ни его горячее тело, придавливающее меня к кровати, я бы улетела в открытый космос. – Хочу трахать тебя до рассвета, – Эзра скатывается с меня и пристраивается рядом, а я тихо хихикаю. – Думаешь, я шучу? – Думаю, мне нужно в душ. – А я думаю, что ты снова пытаешь сбежать от меня, – «ч-черт». – Но ладно. Так и быть. Даю тебе две минуты. Если не выйдешь в срок – возьму тебя прямо там. Я улыбаюсь и быстро выскакиваю из мятых простыней, прикрывая живот руками. Слава Богу, он ничего не заметил. Включаю теплую воду и подставляю расслабленное тело под приятные струи.